Марк Лахлан - Оборотень. Новая жизнь [litres]

Дверь была открыта. Жар горящего города, казалось, иссушал мысли в голове. Что-то пробежало мимо, и Кроу инстинктивно попробовал его поймать. Послышался какой-то странный царапающий звук. Разрисованный человек в панике попытался вскарабкаться по лестнице, но поскользнулся. Кроу почувствовал, как его тело словно само собой сдвинулось с места, а потом в его руках оказалось что-то, цветом напоминающее леденец на палочке, какая-то сфера, раскрашенная красным, синим и ослепительно белым. Мистер Эндамон Кроу сосредоточенно вгрызался в лицо разрисованного человека, лишь слегка отвлекаемый ударами кулаков по плечам и голове, – его жертва тщетно пыталась освободиться.

Рядом взорвалась бомба, и на некоторое время стало совсем темно.

Выйдя из крипты, Балби уже забыл о деле, которое расследовал.

Будущее обычно приближается к нам маленькими шажочками, подкрадывается медленно и постепенно, и лишь когда в нашем сознании вдруг прорастает зерно воспоминаний, отсылающее нас в прошлое, – лицо, которое мы видели двадцать лет назад, марка автомобиля, которую считали уже исчезнувшей, или даже просто блик света на стекле, – только тогда мы действительно начинаем сравнивать его с настоящим.

Мы движемся в будущее слепо, будто неуверенный купальщик, осторожно нащупывающий дно в незнакомом водоеме: внезапный обрыв – и паника из-за пропавшей опоры, неожиданно ушедшей из-под ног в темную глубину. Балби лишь однажды пережил нечто подобное, когда, услышав сигнал отбоя воздушной тревоги, вышел из церкви на улицу. Это было в тот день, когда у него умерла жена.

Можно подумать, что самое тяжелое – это момент, когда ты узнал, что потерял любимого человека, но Балби-то понимал, что это еще не самое худшее. Тяжелее всего ему было через четыре недели после ее смерти, когда, сидя в одиночестве в опустевшей гостиной своего дома, он вдруг подумал: «Вот такие дела. Теперь всегда будет так. С этого момента все в моей жизни будет лишь последствием случившегося».

Балби вырос среди этих улиц и переулков. Неудобная плотная застройка и почтенный возраст зданий были заложены в его душу с детских лет. Инспектор был человеком, который любит ощущать связь с аспектами собственной жизни – со своей работой, городом, женой.

Они с Бриггсом всю ночь пытались чем-то помочь – гасили зажигательные бомбы, ухаживали за ранеными, – но в три часа утра полковник Королевских инженерных войск ее величества приказал им укрыться в крипте церкви Святой Троицы. Бомбардировка была слишком интенсивной, безопасного способа покинуть город не существовало, и полковник заявил, что меньше всего хочет, чтобы списки погибших пополнились еще двумя именами.

Полицейские спустились в крипту и попробовали уснуть. Возможно, Балби даже и поспал немного – он не мог бы сказать об этом с уверенностью, – но тут прозвучал сигнал отбоя тревоги и инспектор снова был на ногах.

Когда Балби через узкую входную дверь проник в церковь Святой Троицы и взглянул оттуда на открывшуюся перед ним картину пылающей разрухи, у него появилось ощущение, будто к нему обратилась некая высшая сила, взирающая на него с небес: «Что ты, кто ты, откуда ты пришел – все это для меня не имеет значения. Я видел достойных и благочестивых, видел любимых и истинных и единым взмахом своей руки смел их всех с лица земли».

Когда Балби смотрел на исковерканные трамвайные пути, на сгоревшие автобусы и здания, когда вдыхал этот смрад, похожий на дым крематория, он не питал никаких иллюзий, понимая, что стал свидетелем разрушительной работы сатаны. Собор лежал в руинах, витражные окна церкви Святой Троицы были выбиты. Небо стало совершенно черным, и город освещался не солнцем, а неестественным светом пожарищ. Какой же ненавидящий Бога демон, какой все истребляющий дух здесь пронесся? В голове у Балби сами собой всплыли знакомые строки:

«Ко времени, когда Лот вошел в Сигор. И тогда пролил Господь на Содом и Гоморру дождем горящую серу – от Господа с небес. И встал Авраам рано утром и вернулся на место, где стоял пред лицом Господа. И посмотрел он на Содом и Гоморру и на все пространство окрестности, и увидел он густой дым, поднимающийся с земли, как дым из печи».

«Солнце взошло над землею, и Лот пришел в Сигор. И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба; и ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и все произрастания земли. И встал Авраам рано утром и пошел на место, где стоял пред лицом Господа; и посмотрел он на Содом и Гоморру и на все пространство окрестности и увидел: вот, дым поднимается от страны, как дым из печи» [42] Ветхий Завет, Бытие [19:23–28], в разных переводах. .

«Нет, – подумал Балби, – это сделал не Господь. Люди в Ковентри могли вести себя низко и неразумно, но ничто из того, что они совершили, не могло навлечь на них такое отмщение. К этому приложил руку кто-то другой».

– Настоящий ад, твою мать! – ахнул стоявший рядом с ним Бриггс.

Балби хотел было заявить, что здесь не место для богохульства и сквернословия, однако понял, что был бы неправ. Если где-то и могла появиться необходимость в богохульстве – не как в отдушине, помогающей снизить накапливающееся в мозгу давление, не как в способе сохранить душевное равновесие, хватаясь за все, что попадется под руку, а в качестве констатации сложившегося факта, – это был как раз такой случай.

– Ад, – повторил Бриггс. – Это ад.

Здесь и пахло, как в аду: едкая вонь от взрывчатки смешивалась с мягким запахом бытового газа и удушливым ядовитым дымом пожарищ. Из-под завалов доносились сдавленные крики, похожие на стоны грешников, мучающихся в преисподней.

Отбой тревоги прозвучал всего десять минут назад, но улицы уже заполнялись людьми. К центру подтягивались желающие помочь: они ошеломленно глазели на руины, словно отказываясь верить в масштабы разрушений. Военные и пожарные разгребали завалы в поисках выживших. Два грузовика с цистернами воды, которые не смогли проехать к району Бургес из-за воронок и разбитых трамвайных рельсов, остановились у подножия холма, и сейчас из них высаживались люди с инструментами и оборудованием. С той же стороны до Балби донесся усиленный громкоговорителем голос, призывавший помогать спасательным бригадам. В воздухе чувствовался сильный запах газа. Инспектор догадался, что где-то нарушена сеть газопровода. Из некоторых воронок хлестали струи воды, как будто какой-то шаловливый демон решил в насмешку украсить эту картину разрушения импровизированными фонтанами.

Балби и Бриггсу не нужно было обсуждать, что им делать. Они просто подошли к офицеру пожарных, представились и спросили, где они могут быть наиболее полезны. Их направили на раскопки пострадавших домов. Хотя и Балби, и Бриггс этой ночью не сомкнули глаз, им не хотелось спать: они работали, используя резерв сил, о существовании которого до сих пор не догадывались. Как полицейские, они брались за самую тяжелую работу: выносили из-под завалов тела – или то, что от них осталось, – доставляли их на аллею кафедрального собора и укладывали для опознания. Кто-то должен был на законных основаниях обыскивать карманы жертв в поисках документов и, в случае успеха, закреплять их на одежде погибших, чтобы люди могли найти здесь своих друзей и родственников.