Рик Риордан - Тёмное пророчество [litres]

Я откусил кабанятины:

– Поговори с отцом. Скажи, что тебе нужен отпуск.

– Ты ведь знаешь, что он сделает, – фыркнул Коммод. – Прочтет мне очередную лекцию о долге и морали. Он ведь такой добродетельный, такой идеальный, такой уважаемый.

Произнося каждое из этих слов, он рисовал пальцем в воздухе кружок (воздушные кавычки в то время еще не изобрели). Я полностью разделял его чувства. Марк Аврелий был самым строгим, самым властным отцом в мире после моего собственного отца – Зевса. Они оба любили читать нотации. Оба любили напоминать своим отпрыскам, что те совершенно не оправдали родительских ожиданий. И, конечно, у обоих были потрясающие, талантливые и катастрофически недооцененные сыновья.

Коммод раздавил виноградину и наблюдал, как по его пальцам стекает сок.

– Отец назначил меня младшим соправителем, когда мне было пятнадцать, Аполлон. Это давит. Служба, постоянная служба. Потом он заставил меня жениться на этой отвратительной Бруттии Криспине. Да кто в здравом уме назовет дочь Бруттией?!

Я не хотел смеяться над его отсутствующей женой… но часть меня радовалась, когда он плохо отзывался о ней. Мне хотелось быть центром его внимания.

– Но когда-нибудь ты будешь править единолично, – сказал я. – Тогда ты будешь диктовать правила.

– Я заключу мир с варварами, – тут же ответил он. – А затем вернусь домой и отпраздную это, устрою игры. Лучшие игры всех времен. Я соберу самых необычных зверей со всего света. И сам буду сражаться с ними в Колизее – с тиграми, слонами, страусами.

Я рассмеялся:

– Со страусами? Ты когда-нибудь видел страуса?

– О да, – мечтательно проговорил он. – Изумительные создания. Если научить их драться, а может, даже придумать для них какую-нибудь броню – это будет невероятно!

– Ты прекрасный идиот, – я бросил в Коммода еще одну виноградину, которая отскочила от его лба.

На миг его лицо озарила ярость. Я знал, что порой мой милый Коммод мог быть весьма агрессивен. Он получал слишком много удовольствия от убийств. Но какое мне было до этого дело? Я был богом. Я мог говорить с ним так, как не осмеливался никто другой.

Полог шатра распахнулся. Вошедший центурион решительно отдал честь, хотя на его блестевшем от пота лице было написано крайнее потрясение.

– Принцепс… – его голос дрогнул. – Ваш отец. Он… он…

Он так и не произнес слово «мертв», но оно само по себе распространилось по всему шатру, и нас обдало холодом. Музыкант оборвал мелодию на большом мажорном септаккорде.

Коммод взглянул на меня полными ужаса глазами.

– Иди, – я отмахнулся от дурных предчувствий и постарался, чтобы мой голос звучал как можно спокойней. – С тобой всегда будет мое благословение. Ты справишься.

Но я уже знал, что будет дальше: юношу, которого я знал и любил, уничтожит император, которым он станет.

Он встал и поцеловал меня в последний раз. Его дыхание пахло виноградом. Затем он вышел из шатра, направляясь, как сказали бы римляне, прямо в пасть волку [12].

– Аполлон, – Калипсо коснулась моей руки.

– Не уходи! – взмолился я, и картина из моего прошлого, вспыхнув, исчезла.

На меня хмуро смотрела волшебница.

– В смысле «не уходи»? У тебя снова было видение?

Я пробежал глазами по темному кафе:

– Я… я в норме. В чем дело?

Калипсо указала на холодильник:

– Взгляни на цены.

Я сглотнул горький привкус винограда и кабанятины. В холодильнике в углу каждого свертка карандашом была написана цена. Самой дорогой была картошка для грифонов – $15 000 за порцию.

– Я не разбираюсь в современной валюте, – признался я, – но не дороговато ли для еды?

– Вот и я хотела спросить о том же, – сказала Калипсо. – Я знаю, что буква S, перечеркнутая вертикальной чертой, означает американский доллар, но вот сумма… – она пожала плечами.

Я подумал, что нечестно было отправлять со мной кого-то столь же невежественного, как я. Современный полубог быстро бы все нам объяснил, кроме того, у них много навыков, полезных в двадцать первом веке. Лео Вальдес умеет чинить машины. Перси Джексон умеет водить. Я был согласен даже на Мэг Маккаффри, которая мастерски метала пакеты с мусором, хотя точно знал, что бы сказала Мэг, глядя на эти наши мучения, – «Что-то вы, ребята, туповаты».

Я вытащил сверток с грифоньим кормом и развернул его с одного конца. Внутри лежали небольшие кубики замороженного картофеля, покрытые блестящим слоем позолоты.

– А что, малышки-картошки всегда приправляют драгоценными металлами? – спросил я.

Калипсо взяла в руки кубик:

– Не думаю. Но грифоны любят золото. Отец рассказывал мне об этом много лет назад.

Я вздрогнул, вспомнив ее отца, генерала Атласа, который натравил на меня стаю грифонов во время первой войны титанов с богами. Когда на твою колесницу набрасываются львы с орлиными головами, такое потом долго не забудешь.

– Значит, возьмем эту картошку и накормим ею грифонов, – предложил я. – Если повезет, завоюем их доверие. – Я вытащил из колчана Стрелу Додоны. – Ты это имела в виду, о бесполезнейшая из стрел?

Стрела задрожала:

– ВОИСТИНУ, ТЫ ТУПЕЕ, ЧЕМ КУБИК КОРМА ДЛЯ БОЕВОГО СТРАУСА.

– Что она сказала? – спросила Калипсо.

– Она сказала «да».

Волшебница взяла с прилавка бумажное меню с нарисованной на нем картой зоопарка. Она указала на оранжевую линию, окружающую «РАВНИНЫ»:

– Здесь.

Под оранжевым кольцом было написано «Поездка по железной дороге» – самое унылое название из возможных. Внизу, в легенде карты, было более подробное описание: «Поездка по железной дороге! Раскрой тайны зоопарка!»

– Что ж, – сказал я, – по крайней мере они не скрывают, что в зоопарке есть тайны. Это очень мило с их стороны.

– Думаю, настало время поездки на чух-чух, – согласилась Калипсо.

С улицы донесся грохот, как будто германец споткнулся о мусорный бак.

– Хватит! – рявкнул Литиерс. – Ты! Оставайся здесь и смотри в оба. Если появятся, хватай их – но не убивай. Ты, пошли со мной. Нужно забрать грифонов.

Я досчитал про себя до пяти и шепотом спросил у Калипсо:

– Они ушли?

– Сейчас посмотрю сквозь стену волшебными глазами и проверю, – ответила она. – Хотя постой-ка…

– Ты ужасный человек.

Она ткнула пальцем в карту:

– Если Литиерс оставил одного из германцев на перекрестке, нам будет трудно выбраться и добраться до поезда незамеченными.

– В таком случае, – предложил я, – мы можем вернуться на Станцию и сказать Бритомартиде, что сделали все от нас зависящее.

Калипсо бросила в меня золоченую малышку-картошку.

– Когда ты был богом, ты был бы милостив, если бы герои возвращались к тебе с пустыми руками и говорили «Ой, извини, Аполлон. Мы сделали все от нас зависящее»?