Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

– Merda, – не сдержавшись, выругался кукольник, достал платок и вытер лоб. – Вы, пронырливый, самоуверенный…

– Не ругайтесь, это вам не к лицу, – сделал замечание поэт. – Вы выглядите солидно, как настоящий учёный или не слишком удачливый делец, умеете говорить, да ещё вдобавок итальянец. Читаете, очками пользуетесь. Сразу видно, что вы не из простых. Вы – то, что нам надо. Да и дети вызывают у досмотрщиков доверие. Особенно мальчик с девочкой. Особенно если они не беспризорные.

– Короче, вы хотите, чтобы я поехал к вашим друзьям-мятежникам? И рисковал своей жизнью и жизнью этих невинных созданий? – Карл Барба махнул платком в сторону кровати. – Жестоко с вашей стороны, господин рифмач, вы не находите? Я решительно отказываюсь и ухожу при первой возможности. Per Bacco, хороша помощь! Мне такая помощь не нужна. Спасибо за ночлег и за вино, но я как-нибудь сам справлюсь со своими бедами.

– Ба! Да пожалуйста! – воскликнул поэт. – Дверь открыта, вас никто не держит. Можете возвращаться в гостиницу, можете идти в другую, можете дать ещё одно представление. Или два. Если успеете. Не забывайте, где находитесь. Мы в Брюгге, а это оплот Короны во Фландрии. Мне даже интересно, сколько вы протянете, пока вас не сцапают.

– Сцапают? Que significa «сцапают»?

– Поймают, – доходчиво объяснил Йост и изобразил рукой «хапец». Потом взял свою кружку, откинулся спиной к стене и вытянул ноги. – Нам-то что – мы всё равно сделаем своё дело. А вот что будет с вами и вашими «невинными созданиями», я не знаю. Я предлагаю сделку. Рискованную, но, по крайней мере, честную. Мы помогаем вам выбраться из города, вы доставляете груз и письма по назначению. Дальше наши пути разойдутся.

– Dementi… – устало констатировал бородач. – Да вы соображаете, что говорите? Это что же получается? Куда я поеду один, в такое время, с детьми и с золотом, по дорогам, на которых, как вы сами сказали, мародёры и разбойники? Вы с ума сошли!

– Ну почему же один, – пожал плечами поэт. – Мы дадим вам сопровождающих.

– И кто они? Наёмники? Контрабандисты? Гёзы?

– Да как сказать… Всего понемногу и вишенка сверху. Это гистрионы. Труппа музыкантов.

– Труппа музыкантов?! – растерялся кукольник. – Вы хотите послать меня везти оружие и золото с охраной из бродячих менестрелей? Incredibile!

– Смотря что понимать под словом «музыканты», – терпеливо пояснил поэт. – Это не куртуазные барды, не нищие ваганты, а настоящая уличная труппа. Совершенно бешеные дядьки, один раз увидишь – век не забудешь. С аркебузой и ножом они обращаются так же ловко, как со скрипкой и волынкой, и больше музыки любят только хорошую драку. Здесь, в Брюгге, они обычно выступают на рыночной площади или у городской башни, или, как сейчас, у церкви Онзе-ливе-Врауэкерк. Если вы не дурак, это уже должно вам что-то говорить: местечко там престижное и прибыльное. Никто из попрошаек и конкурентов не смеет им перечить, даже гильдия воров предпочитает с ними не связываться. Осенью парни играют на свадьбах, в другое время подрабатывают ситицинами [57] Музыкантами на похоронах. , поэтому у них всегда есть разрешение на въезд и выезд, и им не помешает марионеточный театр. Они поедут с вами, а вы с ними. Это будет хорошо.

– Straordinario, – пробормотал бородач и потянулся за кружкой. – И куда вы хотите прятать ваш груз?

– А вот над этим нам сейчас и предстоит подумать. Сейчас разбудим малышей, слегка вздремнём сами, а после полудня, когда прибудут Феликс и Михель, будем решать.

Карл Барба помолчал.

– И куда я должен буду ехать?

Йост оторвался от кружки и вытер губы рукавом.

– В Лейден.

Ялка сидела с ногами на кровати, раскачивалась и мычала этот простенький мотив, бездумно повторяя рифмованные строчки старой площадной песенки. Повторяя про себя – во всех смыслах. Городские мальчишки распевали эту песню в шутку или издеваясь, когда на улице стражники хватали ведьму, и Ялка никогда не могла даже подумать, что это когда-то коснётся её.

Сегодня был ветер. От его порывов дребезжали стёкла в окнах, с крыш летела черепица, а вокруг монастыря весь день раскачивало тополя до скрипа и один переломило пополам. Эфемер весны стал видимым и осязаемым, оделся плотью, поднялся на ноги и двинулся по миру, рассыпая зелень и гоня по небу дождевые облака. Земля вздохнула наконец – и начала цвести.

Весенний день год кормит – истина известная. Хозяйство оживилось. Все работы в обители полетели полным ходом. Если из монахов кто и вспоминал о девушке, она сама о том не знала. Не хотела знать. Давленье стен и потолка день ото дня становилось всё более тяжёлым и гнетущим. Она старалась меньше думать и не ждать. Жизнь закруглялась, замыкалась в круг, в кольцо, суля кому-то возрождение, кому-то смерть.

Кому-то, может быть, перерождение.

Но что-то изменилось. День за днём, месяц за месяцем последние полгода-год Ялка теряла всех, кого любила или даже знала. Под конец и вовсе не осталось никого (нельзя же было, в самом деле, таковым считать пройдоху Карела). Прежняя жизнь кончилась, уйдя сперва в воспоминания, потом в небытье. И вот внезапно появилась ниточка из прошлого, знакомый травника, не враг, не друг, кто-то третий. Что можно было ожидать от него, чего нельзя, к чему вообще всё это, было непонятно. Появление этого человека не принесло ни страха, ни облегчения. Чувство, наверное, было сродни тому, которое испытывает висельник, у которого оборвалась верёвка: хорошо, что жив, но сколько ж можно мучиться, скорей бы всё кончи- лось…

И интерес: помилуют иль снова будут вешать?

Из разболтавшейся обкладки переплёта выпало стекло. Выпало наружу и разбилось – не собрать. Всю ночь сквозило, тонкое одеяло не спасало от холода, Ялка распотрошила подушку, выдрала большущий клок соломы – заткнуть дыру, но помогло это мало. Она не выспалась и следующий день продремала. Привычный распорядок поломался, и следующим вечером она долго лежала без сна, вслушиваясь в завывания ветра и шаги караульных (после памятного визита Карела стражу удвоили). И лишь поэтому, наверное, смогла услышать шорох и увидеть в лунном свете, как земля в углу её каморки начала шевелиться, вспучиваться, а потом она осела, и в полу образовался лаз шириною с ладонь. Ялка умолкла и замерла. Сердце её колотилось как бешеное.