Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

– Здесь, здесь. Куда я денусь?

– Где ты пропадал всё это время, hombre? Ты уже вернулся или никуда не плавал?

– Canarios! – возмутились внизу. – Я тебе сейчас в лоб дам, только открой ворота и дай до тебя добраться. Конечно, я вернулся! Или ты считаешь меня трусом?

– Ха-ха-ха! А ты всё такой же забияка. Шучу, шучу. Там с тобой есть ещё кто-нибудь из нашего старого отряда из Вальядолида?

– Где? В лагере-то? Знамо дело, есть!

– Кто?

– Много кто, десятка полтора: малыш Люсио, Сальватор, Алехо дель Кастильо и Алехо Рока, тот, который со шрамом. Хуан-Фернандо… Кто ещё? Жозе-Мария, португалец, помнишь его?

– Конечно! А он тоже здесь?

– Тоже здесь. И Лопес де Овьедо, и Фабио Суарес, и Толстый Педро…

– Как! Толстый Педро жив?

– Жив, что ему сделается!

– Я слышал, он умер, отравился какой-то тамошней индийской дрянью.

– Ха, и ты поверил? Однако чего там этот так долго возится?

Как раз в этот момент ворота заскрипели и начали открываться. Отряд проследовал в обитель, волоча грохочущую по камням тележку, а Антонио и Санчес принялись обниматься и хлопать друг дружку по плечам и спинам, выбивая из курток дорожную пыль.

– Санчо!

– Тонито!

– Санчо!

– Тонито!

– Я уж думал, больше не увидимся. Ты что здесь делаешь?

– Я-то? – Санчес ухмыльнулся. – Я, compadre, теперь на службе инквизиции. Мы тут важное дело делаем – ведьму охраняем.

– Что? Какую ведьму?

Сын крестьянина из Валенсии, востроносый, с мелкими зубами, Антонио походил на хорька и отличался таким же вздорным характером. Вьющиеся волосы, смуглая кожа, пронзительные чёрные глаза – даже при беглом взгляде было видно, что в нём течёт мавританская кровь. При упоминании ведьмы он вздрогнул, торопливо перебросил древко корсеки из правой руки в левую и перекрестился.

– Так ты теперь охраняешь колдунов? Hola, ты хорошо устроился! Непыльная, наверно, работёнка?

– Да ну, скука смертная.

– А кто-то есть ещё из тех, кого я знаю?

– Только Альфонсо, остальные новенькие. А! Ещё Меме Гонсалес.

– Как! Малыш Гонсалес? Он уже так вырос, что не писает в штаны?

– Что ты! – рассмеялся Санчес. – Лучший стрелок из аркебузы, какого я видел. Пойдём выпьем по кружечке.

– Где нам расположиться? – вклинился в их разговор офицер.

Промозглая сырость и ожидание сделали своё дело: профос, конечно, мог потребовать встречи с командиром, но Санчес дорого бы дал, чтоб посмотреть, как они с Киппером будут лаяться. Он помедлил и решил сыграть на понижение.

– Пройдите в дом, señor amferes, там тепло, – миролюбиво предложил он. – Сейчас закончится месса, можно будет всё обговорить. Может, пока по стаканчику?

На этот раз Рене Ронсар колебался недолго.

– О да, было бы неплохо, – признал он.

– Оставьте тележку здесь, никто её не тронет. – Санчес развернулся и махнул рукой: – Ребята, за мной!

Солдатня оставила громоздкое оружие у дверей и, одобрительно ворча и потирая руки, полезла в тепло караульного помещения.

…Спустя примерно час солдаты заключили сделку и удалились с двумя бочками вина, а Антонио остался ночевать в монастыре – Алехандро испросил на это дозволения у Киппера, а тот разрешил. По совету друзей Санчес послал весть в лагерь, и вскоре оттуда приволоклись два его бывших сослуживца – Фабио Суарес и Сальватор, а также их новый приятель по имени Франсиско, которого все звали просто Пако, и теперь они, включая Киппера, Родригеса и Хосе-Фернандеса, сидели в караулке, развлекая себя старым вином и свежими новостями. Чтобы они спокойно пили и не тревожили братию, келарь Гельмут определил им в помощь Аристида, выдав охламону ключ от малого подвала. Никто не лёг спать. Сторожить дверь в комнату девчонки остались Мануэль, который был не в настроении, и Михелькин, которому впервые в виде исключения поручили серьёзное задание, выдав для этого кинжал.

– Смотри, фламандец, – пригрозил ему для пущей важности Киппер. – Упустишь ведьму – я сам с тебя шкуру спущу.

Пригрозил он, впрочем, больше для порядка, чем всерьёз, и удалился пьянствовать.

Палач с помощником присоединиться к пирушке отказались, отговорившись усталостью.

Сперва застолье шло в хорошем темпе – испанцы бойко наливали, выпивали, закусывали яблоками, сыром и оливками, божились, хвастались, боролись на руках, швыряли в дверь ножи и спорили о разных вещах, перебивая друг друга. Вино лилось рекой, послушник не успевал бегать в подвал и наполнять кувшины. Когда первая, главная жажда была утолена и наступила некоторая пауза, пришёл черёд утолить другую жажду – общения. Начались рассказы.

– Всё-таки жаль, что я тогда завербовался в тот карательный отряд, – сетовал Санчес, разливая вино по кружкам. – Если б я встретил тебя в том кабаке на пару дней раньше, ушёл бы с вами. Надоело воевать с гражданскими, ей-богу, хочется настоящего дела.

– Да, это был поход что надо! – признал Антонио. Он расшнуровал куртку, хлебнул вина, крякнул и откинулся к стене. – А ты, Алехандро, дурак.

– Почему это я – дурак?

– Потому, что сто раз мог отправиться с нами. Жалованье вам тогда ещё не выплатили?

– Только задаток.

– Вот, вот, а я о чём! – замахал руками Виньегас. – Сел на корабль, а там кто спросит? Ищи-свищи. А мы с Сальватором вспоминали про тебя. И про Альфонсо тоже вспоминали.

– Святая правда, вспоминали, – подтвердил Сальватор – сухощавый рыжеватый тип с перекошенным лицом и глазами разного цвета. – Я пил с тобой в пятницу – помнишь? – а в понедельник мы уже были в Санлукар-де-Баррамеда.

– А ещё через четыре дня, – подхватил Виньегас, – аккурат через неделю после того, как вы со своим батальоном ушли в Лангедок, мы погрузились на корабли и отплыли.

– Всегда терпеть не мог эти корабли, – поморщился Родригес. – Как представлю себя на палубе, так сразу в горле ком и селезёнка ёкает. Наверное, поганая это штука – плыть по морю?

– De nada, – отмахнулся Антонио. – Только и забот, что скукотища, жара да поганая жрачка: солонина, сухари, тухлая вода… Но терпеть было можно, особенно пока не кончилось вино. Там было шесть кораблей, наша каравелла называлась «Донна Анна» – крепкий, надёжный корабль, он уже дважды до этого ходил на запад, в Индию. На ней разместилось сто сорок человек – матросы, наш отряд морской пехоты и королевский веедор Диего Дорантес. Все вповалку, только этот хмырь – на корме, в адмиральской каюте. Ещё были с нами португальский капуцин, комиссар ордена святого Франциска по имени брат Жоан, и кастильский марран по фамилии Морейра – этот знал еврейский, греческий и арабский, его взяли на всякий случай, если бы пришлось переводить. Умный был, собака, жалко, помер от лихорадки. А командовал нами дон Аугусто де ла Сиерва, дворянин, настоящий солдат, hombre de a Caballo [67] Человек чести ( исп. ). . К середине сентября мы уже добрались до Санто-Доминго, там хотели задержаться, но местный adelante посоветовал нам плыть на материк, потому как приближались зимние бури. Мы послушались и отплыли в залив Санта-Крус.