Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

Тем временем Андерсон уже подошёл к девице, опустился перед нею на одно колено, словно рыцарь перед дамой сердца, и продемонстрировал ей зажатую в пальцах пчелу. Насекомое шевелило челюстями и остервенело изгибало полосатое брюшко. В этих движениях было что-то отвратительное. Матиас тихо выругался.

– Ну что, – спросил толстяк, глядя пленнице в глаза – серое против зелёного, – так и будем играть в молчанку? Так что ж нам делать? – Он вздохнул и перевёл взгляд на пчелу: – А? Может, лучше в прятки? Рассчитаться для начала… «Пчёлка-пчёлка, дай ответ… никакой там пчёлки нет».

Пленница разлепила дрожащие губы.

– Не надо… – всхлипнула она. – Прошу вас, господин… господин, я… – Она сглотнула. – Мне… Меня нельзя…

По щекам её струились слёзы. Голос у неё был очень тихий, Рутгер едва расслышал, что она сказала. Он поймал себя на мысли, что не знает даже, как её зовут: промеж них толстяк называл её Кошкой. Сама она хранила на этот счёт молчание, не угрожала, не сулила денег, не кричала, только тихо принимала всё, что с ней творили, не надеясь на спасение.

Андерсон положил руку ей на плечо, и девчушка вздрогнула, как от удара.

– Я знаю, что тебе нельзя, – сочувственно заверил он. – Знаю. Но что мне делать? Ты ведь догадываешься, что я собираюсь делать? А? Догадываешься, для чего? Так, может, ты всё-таки знаешь, как его позвать? Может, ты мне просто скажешь, а?

Девушка посмотрела на него и молча помотала головой. Господин Андерсон вздохнул.

– Что ж, дитя, ты не оставляешь мне другого выхода.

Он закатал девушке рукав и, движением быстрым, как ланцет цирюльника, приложил ей к сгибу локтя бьющееся насекомое. Девушка заскулила, напряглась, обмякла, сморщилась. Потом вскинула голову, раскрыла рот и зарыдала в голос. Теперь в её взгляде читался неприкрытый ужас. Андерсон потрепал её по щеке, девушка только мотнула головой. Её широко распахнутые, полные слёз глаза неотрывно смотрели на троицу у костра. Зерги снова выругалась.

– Ну всё, – сказал толстяк, раздавил пчелу, бросил трупик на пол и брезгливо отряхнул ладони. – Теперь только ждать.

Он выудил кинжал, разрезал путы, связывающие девушку, встал и отряхнулся. Та не двинулась, не попыталась убежать, только подобрала под себя ноги в полосатых чулках и схватилась за горло. Рыдания вскоре стихли, девушка сидела, всхлипывала, гулко сглатывала слюну и тёрла глаза. Дыхание её сделалось шумным и порывистым. Господин Андерсон стоял и наблюдал за ней с философическим спокойствием, и Рутгер вдруг решился.

– Господин Андерсон. – Он встал. – Господин Андерсон!

– Замолкни, – не оборачиваясь, скомандовал тот.

Рутгер вспыхнул, но сдержался.

– Господин Андерсон, так нельзя! Она ж совсем ещё девчонка!

Андерсон с интересом глянул на него:

– И что?

– Ей же плохо!

– И ты знаешь, как ей помочь?

– Нет, но…

– Тогда молчи, – грубо осадил он его. – Ей осталось полчаса, не больше. Выживет – её счастье. Нет – судьба. Только, думается мне, всё будет иначе…

Но «полчаса», как выяснилось, было слишком оптимистичным прогнозом: девушка была настоящей худышкой, на ней почти не было жира, а укус пришёлся в самый сгиб руки, поблизости от вен. Яд действовал стремительно. Господин Андерсон с неудовольствием пронаблюдал, как девчонка захрипела, повалилась навзничь и засучила ногами, и прищёлкнул пальцами.

– Эй, как тебя… – позвал он и пальцем указал на Зерги. – Подойди.

Та встала. Перекусила и выплюнула соломинку.

– Меня зовут Зерги, – хмуро сказала она.

– Не важно! – Андерсон поморщился. – Помоги ей раздеться.

Зерги молча подошла и, не тратя время на развязывание узлов, ножом распорола шнуровку корсажа и одним движением сорвала его с девушки. Не помогло: отёк уже захватил грудь, шею и поднялся выше: лицо у пленницы раздулось и потемнело, она лежала и хватала воздух синюшными губами. Рутгер сидел, сжимал кулаки, ел губы и смотрел во все глаза: он никогда не видел ничего подобного.

Зрелище было ужасное. Девушку бил тремор, тоненькие руки двигались уже совсем беспорядочно – царапали кожу, загребали грязь и мокрую солому. Даже издалека Рутгер видел её дикие, расширенные зрачки. Красная сыпь появлялась прямо на глазах, сливалась в отвратительные волдыри, которые столь же быстро исчезали и тотчас появлялись в другом месте. Рубашку на себе она уже разодрала, в прорехе замелькала маленькая девичья грудь. На крики сил не оставалось. Зерги чуть приподняла и поддержала ей голову. Они чем-то походили друг на дружку, эти две молодые женщины: обе гибкие, некрупные, светловолосые, чуть-чуть похожие на мальчиков.

Одна из них умирала.

– Сейчас… – между тем всё бормотал и бормотал себе под нос злосчастный Андерсон, не обращая внимания на девичьи хрипы и сухой надсадный кашель. – Сейчас… Ну что же он?..

И тут послышались шаги.

У Рутгера был превосходный слух – чуткий, избирательный, натренированный в ночных засадах и бандитских вылазках. Шумел дождь, но так и так бы грязь и лужи выдали идущего. Однако этого не случилось. Судя по тому, как вскинулись и Зерги, и Матиас, как встрепенулись лошади в загоне, было ясно, что пришелец подобрался незаметно. А ещё через мгновение дверь распахнулась, явив присутствующим человека с посохом, в испачканной хламиде, которая при позднем рассмотрении оказалась бернардинской рясой. Человек переступил порог, отбросил с головы промокший капюшон, и Рутгер вздрогнул, увидав скуластое лицо, шрам на виске, колючие глаза и рыжие взъерошенные волосы, стянутые в хвост.

Обознаться было невозможно. Это был Жуга с прозваньем Лис. Убитый травник. Мёртвый травник. Человек, о коем столько всякого рассказывали по нидерландским городам и весям, правду и враньё, как на духу. Человек, которого боялись и которого ждали. Человек, который просто не мог здесь быть.

А может, мог?

А может быть, не человек?

– Матерь Божья! – выдохнул Матиас и перекрестился.

– Вот! – выдохнул господин Андерсон и умолк, будто слов у него не осталось. Он сложил руки на груди и стоял, выпрямившись во весь рост, едва не задевая потолок, как воплощение человека, достигшего цели. Глаза его сияли торжеством.

Жуга, казалось, не обратил на него никакого внимания и быстро оглядел собравшихся. Рутгеру показалось, что при виде них – его и Зерги – травник удивился, даже изумился, но быстро совладал с собой.

– Где она? – отрывисто спросил он.

Без пояснений было ясно, кого он имеет в виду. Зерги выпрямилась и махнула рукой.

– Сюда, – позвала она.

Травник наконец увидел пострадавшую.

– Яд и пламя… Отойди от неё!

Он почти подбежал к девчонке, отложил свой посох, опустился возле изголовья. Глянул на пчелу, затоптанную в грязь, на улей и на Андерсона – три быстрых взгляда, как три выстрела. Нахмурился. Ничего не сказал.