Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

– Ещё чего! – ответила та.

– Понятно, – сказал Андерсон. – Понятно… Ну с тобой я после разберусь. А теперь послушайте меня, вы оба, а то вы слишком много стали себе позволять. Зачем ищу? – Он ухмыльнулся. – Глупцы! Да мне пришлось бы год вам объяснять. Ладно, скажу коротко: затем, что близится развязка. Тот, кто будет рядом, пожнёт плоды. Надо только знать, что делать, вот и всё. Кто знает, тот и делает. Остальное не имеет значения. Да это и сам травник понимает… О, кстати: вот и он!

Приём был старый, но Зерги купилась. Даже Рутгер попался – повернулся вслед за жестом толстого и упустил момент, когда Ян Андерсон на них набросился. Только и почувствовал, как под ребром плеснула боль, затем удар в скулу швырнул его на землю. Девушка успела спохватиться, арбалет в её руках хлопнул, но мокрые волосы от резкого движения опять упали на глаза. Болт свистнул белым росчерком и угодил в гнедую. Перебил трахею. Лошадь вскинулась, привязанная к яблоне, и повалилась как подкошенная. Повисла на узде, забилась, захрипела. В это же мгновенье Зерги вскрикнула, схватилась за живот и медленно осела в грязь, уронив арбалет. Посмотрела снизу вверх на Андерсона, преспокойно вытиравшего кинжал, и опустила взгляд.

– Сука, – выдохнула она. – Гадина, мразь дворянская…

Она закашлялась. Из-под её сжатых пальцев начала сочиться кровь.

– Лежать! – сквозь зубы бросил Андерсон, глядя на Рутгера, который пытался подняться. – Лежать, собака! Схватишься за нож – убью на месте. Понял?

Даже сейчас Рутгера поразило, как переменился Андерсон: движения, осанка, манера речи – всё стало другим. «Двоедушник» – вспомнились наёмнику слова Жуги. Он стиснул зубы. Боль обжигала и ворочалась в боку, будто чёрт его бодал. Рутгер видел всё как сквозь пелену. Стёганый подклад его куртки набух от крови, красные капли падали и растворялись в луже. Он кивнул.

– Что ж, хорошо, – продолжил Андерсон. – Сейчас я заберусь на лошадь, а ты будешь лежать. Тихо-тихо. Как младенец. А как уеду – встанешь и начнёшь ходить. Понял?

Рутгер снова кивнул. Его мутило.

– Твари, – выругался Андерсон, натягивая перчатки. Выругался безразлично и брезгливо, словно говорил о пауках или опарышах. – Если бы не вы… Нет, на кого хайло раззявили! Всё, – он решительно взмахнул рукой, – расстались! Я в твоих услугах больше не нуждаюсь, Рутгер Ольсон. Вот. – Он залез в кошелёк и бросил в грязь пригоршню монет. – Здесь больше, чем я тебе задолжал. Устрой ей, – он кивнул на Зерги, – достойные похороны.

Рутгер против воли опустил глаза. Там были три дуката, итальянские флорины, турский грош и два тяжёлых, очень старых «ангела» британской чеканки. Хватило бы, чтоб закопать целую роту. Андерсон тем временем уже залез в седло и тронул повод, разворачивая лошадь. Перед взглядом Рутгера замаячила его широкая серая спина. Наёмник посмотрел на Зерги: та согнулась и уткнулась головою в землю – капюшон слетел, соломенные волосы рассыпались в грязи. Она никак не реагировала на происходящее, лишь держалась за живот и тихо раскачивалась. Арбалет валялся на земле – ни натянуть его, ни вставить новую стрелу у девушки сил не было. Рутгер сглотнул, чуть повернулся и нащупал в рукаве свой «коготь» – бронзовый клинок с кольцом. «Der Letzte Wunsch», – подумалось ему. – «Последнее желание». Он закусил губу, сжал пальцы, потянул…

И замер, встретив взгляд голландца.

– Даже не думай, Рутгер, – сказал Ян Андерсон. – Даже не думай.

И дал кобыле шпоры.

Матиас ничего не видел. То есть не сказать, что абсолютно ничего – какие-то частички света прорывались до заплывших глаз, особенно если раздвигать веки пальцами, но прикосновенья причиняли боль. Лицо распухло, руки жгло, а правый бок, бедро и задница, убитые копытами, сначала ныли и болели, а теперь и вовсе отнялись. Досталось ему крепко, что и говорить, поэтому, когда случилась свара, он предпочёл не двигаться, только слушал. Брань очень скоро перешла в резню и потасовку. Кончилось всё скверно – Матиас слышал, как убили лошадь. Вскрикнула деваха. После всё утихло. Не иначе толстый Андерсон расправился с обоими. Оставалось гадать, на чьей стороне был Рутгер. Впрочем, вскорости и это выяснилось.

– Всё, расстались! – услышал Матиас резкий голос Яна Андерсона. – Я в твоих услугах больше не нуждаюсь, Рутгер Ольсон. Вот: здесь больше, чем я тебе задолжал. Устрой ей достойные похороны.

Разговор закончился, зазвякала сбруя, в сырой грязи затопали копыта: кто-то с шумом, грузно влез в седло. Было холодно, сыпал дождь, капли текли по лицу, от навозной кучи несло, но Матиас этого не замечал – он сжался и сидел как мышь, моля всевышнего, чтобы о нём забыли. Пока что так и было, но как знать…

– Даже не думай, Рутгер. Даже не думай.

Послышался удаляющийся конский топот, после – тишина. Никто не говорил, не двигался. Матиас уж совсем собрался встать или позвать, но передумал и остался сидеть как сидел. И вскоре вновь услышал голос Рутгера.

– Зерги, – тихо позвал наёмник. – Зерги, ты жива?

Кто-то завозился в грязи. Послышался кашель.

– Гадство, – выдохнула арбалетчица. – Вот же гадство…

И снова закашлялась. Плюнула.

– О-ох…

– Дай взглянуть. Убери руки. Ох, господи… Подожди, сиди так, не двигайся! Сейчас я тебя перевяжу.

Послышался треск разрываемой материи.

– Без толку, – отозвался женский голос. – Я умираю, Рутгер. Дохну, как собака…

– Не говори так.

– Говори, не говори – один чёрт. By Got, как больно… Два удара, быстрый, как гадюка… Всё, беляк, кончилась я. Ох…

– Сейчас, сейчас, – повторял Рутгер. – Вот так… вот так…

Матиас сглотнул. От всего этого веяло жутью. Он не мог помочь, но даже если б мог, не сумел бы. У него зудели руки и лицо, ныл бок, хотелось почесаться, но он сидел как вкопанный и не мог пошевелиться, только слушал.

– Кровь… – сказала девушка. – На тебе кровь. Ты тоже ранен?

– Это вскользь – неглубоко, до кости… Ты лежи, не двигайся, я сейчас перенесу тебя под крышу. Только б пчёлы успокоились.

– Арбалет…

– Да плюнь ты на него! Дай руку. Подымайся… Стой! Не надо! Ах ты, чёрт, повязки разъезжаются…

– Оставь меня, не трогай. Что я, девочка или не знаю? Эти раны не завяжешь. Там кишки, дерьмо, всё спуталось… Dam, ну и смазала же я, ох, смазала…

Она опять закашлялась.

– Я найду его, – сдавленно сказал наёмник. – Найду, слышишь? Обещаю. Найду и убью. Он мне за всё заплатит!

– Может быть… – безразлично отозвалась девушка. – Как мерзко… не хочу…

И снова стало тихо, в этот раз на целую минуту. «Кончено», – решил Матиас, но опять раздался голос арбалетчицы.

– Рутгер, – позвала она.

– Что?

– Рутгер…

– Что?

– Поцелуй меня.

Повисло неловкое, растерянное молчание. Дождь шелестел по крыше, капал с яблоневых ветвей.