Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

В амбаре разразился ад. Гнедая Рутгера порвала постромки и заметалась в замкнутом пространстве, молотя копытами и не даваясь в руки. Пчёлы были всюду и везде. Матиас прыгал и вопил как резаный, Ян Андерсон ругался и махал плащом, Рутгер с бранью высаживал дверь, которую травник подпёр снаружи. Только Зерги не теряла головы: она бросилась к ближайшему окну, подставила чурбак, залезла, подтянулась и теперь протискивалась, самым непотребным образом являя взорам тыл и поминая всех чертей. Вскоре её дёргающиеся ноги в сапогах исчезли из виду, арбалетчица спрыгнула, обежала амбар и вышибла подпорку. Створка распахнулась, Рутгер при очередном ударе вылетел под дождь и шлёпнулся в грязь. Холодная вода легла на раны, как бальзам. Почуяв свежий воздух, следом бросилась гнедая; наёмник едва успел прикрыть голову. По счастью, копыта его миновали. Протерев глаза и отплевавшись, он успел увидеть, как Зерги прикрылась рукавом и снова заскочила внутрь, не иначе спасать свою лошадь.

Вертя руками, как ветряк о двух ногах, наружу с воплем выбежал Матиас. Лицо его распухло, как подушка, он ничего не видел. Вслепую пробежав десятка два шагов, он столкнулся с навозной кучей, рухнул в неё и задрыгал ногами.

Зерги возникла в воротах, волоча сразу двух коней – своего солового германца и серую в яблоках кобылу Андерсона. Звери бились и храпели, рвали удилами губы; фигурка девушки в зелёном дёргалась меж ними на поводьях, словно ниточная кукла. Рутгеру стало стыдно, он покраснел, вскочил и бросился на помощь. Всё это время пчёлы с гулом вились в воздухе, но, слава богу, больше не кусали, или это дождь поумерил их пыл. Вдвоём они управились с конями, отвели их на другой конец загона, где росла большая яблоня, кое-как успокоили и привязали к дереву. Изловили и гнедую.

Последним из амбара вышел Андерсон. Вышел мрачно и неторопливо, злобный, весь распухший и по самый нос закутанный в плащ.

– В погоню, – коротко сказал он, – живо. Седлайте коней!

Но о погоне не могло быть и речи: четвёртой лошади они лишились – пегий конь Матиаса был мёртв, пчелиный рой зажалил его до смерти. Сам Матиас тоже не мог ни идти, ни ехать, только охал, ругался и размазывал по лицу навоз и грязь.

Зерги с Рутгером переглянулись.

– Это невозможно, – твёрдо высказался наёмник. – Лошади покусанные, мокрые… мы им спины сотрём! Они не выдержат дороги, могут вообще понести. Да и ехать куда?

– А я сказал: седлайте! – рявкнул Андерсон, который уже вынес седло и теперь пытался успокоить свою лошадь. – Мы его догоним: с девчонкой на плечах он далеко не уйдёт, дорога здесь одна, мы перехватим его возле города или у леса. Что стоите? Шевелитесь, у нас не так много времени! Матиас останется и подождёт нас тут.

– Этот человек, – вмешалась арбалетчица, – не ходит по дорогам.

Голос её слегка подрагивал. Совсем чуть-чуть, но Рутгер весь напрягся, услыхав подобный тон: девица явно что-то затевала. Со счёта сбиться – столько раз наёмник слышал за последний месяц эти нотки, не сулившие хорошего. Несмотря на молодость, Рутгер уже успел постичь простую истину, что женщина есть существо непредсказуемое, тем более когда в её руках оружие.

«Далеко ль до беды», – возникла тревожная мысль.

Андерсон, однако, ничего не заметил.

– На этот раз пойдёт, – ответил он и отмахнулся от шальной пчелы.

Голландец говорил, а сам думал о чём-то своём; его толстые пальцы двигались как сами по себе – стелили потник, перекидывали седло, затягивали пряжки. Лошадь косила глазом, всхрапывала, трясла мордой, но не протестовала.

– Он выдыхается, – задумчиво проговорил Андерсон, – уже не может прыгать через Бездну. Что-то его держит… интересно что? Нет, нет, он будет двигаться пешком, как мы: топ-топ, топ-топ. Ещё немного – и мы его настигнем. Он пойдёт…

Его слова прервал упругий тонкий металлический щелчок. Голландец замер, повернулся и увидел направленный в его сторону взведённый арбалет.

– Он-то, может, и пойдёт, – сказала Зерги, глядя нанимателю в глаза поверх болта, – только вы, милсдарь, за ним не пойдёте.

Болт был белым – из старых запасов.

Взгляд Андерсона сделался жестоким и холодным.

– Вот как! – выговорил он. – Забавно… Значит, бунт? – Он оглядел по очереди Зерги, Рутгера и Матиаса Румпеля (последний ничего не понимал, только вертел головой и прислушивался). Взгляд Андерсона был таким, что Рутгер профессионально подобрался, не без оснований полагая, что́ последует за этим.

– Зовите как хотите. – Зерги поудобней ухватила арбалет, отбросила за спину скрывающий обзор капюшон, скривила губы и дунула на чёлку – мокрые волосы едва шевельнулись. – Только вам за ним идти не след. Я много повидала, господин хороший, айе, много всякого. Но что вы вытворяли с этой девкой, это и чертям в аду не снилось. Я не знаю, для чего вам нужен Лис, но задницей чую – не для хорошего. Расседлайте лошадь.

– Зерги, Зерги. – Андерсон скривился, будто это прозвище отдавало кислым. – Белая Стрела, продажная убийца… Не надо было брать тебя с собой – терпеть не могу, когда баба лезет в мужские дела. С каких это пор тебя стали волновать такие мелочи, как чужая боль и собственная совесть? Обычно у таких, как ты, всё наоборот. – Он задумчиво потёр распухший подбородок и опять поморщился. – Хотя я слышал, что тебя и этого, как его там – Жугу? – когда-то связывало нечто большее…

Зерги вспыхнула.

– А вот это не ваше дело, господин хороший, – процедила она. – Не ваше дело.

– Понимаю, – рассудительно кивнул голландец. – Понимаю. И молчу. Может, всё-таки опустишь арбалет?

– И не подумаю!

– Раз ты не убила меня сразу, значит, не хотела убивать.

– Я в спину не стреляю.

– Но теперь-то я к тебе лицом стою.

Девушка не ответила.

– Так, – сказал толстяк. – Так. И чего же ты хочешь?

Арбалетчица переступила в поисках лучшей опоры – было сыро, сыпал дождь, ноги разъезжались. Мокрая, неровно подстриженная чёлка липла ей ко лбу, спадала на глаза.

– Я к вам нанималась, чтобы охранять, а не пытать, – наконец сказала она. – Вы выманили Лиса из норы, айе. Зачем, не важно, но плевать: я даже рада, что он жив. Но коль хотите говорить с ним, говорите на равных, а не загоняйте в угол. Я не хочу, чтоб вы травили его, как зверя.

– Так-таки не хочешь?

– Не хочу, – отрезала она, – айе.

Тут Рутгер не выдержал и решил вмешаться: сделал шаг вперёд и поднял руку, прося слова.

– Погодите! Стойте! Хватит. Хватит, Зерги. Опусти арбалет.

– Кто ты такой, чтобы командовать? – огрызнулась та.

– Я пока прошу. Господин Андерсон…

– Я не понял, – осадил его толстяк, – ты на чьей стороне?

– На своей, – угрюмо отозвался Рутгер. – Она права. И вы, наверное, правы. Я могу убить, могу ограбить, припугнуть, но не играться в кошки-мышки! Не могу взять в толк, что вы затеяли, но это дурно пахнет. Я вам не мальчик. Баста! Когда хотят поймать рыбу, не хватают её за хвост. Говорите, для чего вам это, прямо здесь, сейчас. А там уже решим, по-прежнему мы с вами или разбегаемся… Святые угодники, Зерги, да подними ты арбалет!