Дмитрий Скирюк - Кукушка [litres]

Но, как известно, ничего не вечно. Если идти, то всякий путь заканчивается. Так было и тут. Земля стала суше, воздух – свежее, наконец пошёл подъём, и Ялка, следуя за Карелом, вползла и вывалилась в какую-то просторную полость. Здесь было всё ещё темно, хоть глаз выколи, зато, по крайней мере, сухо и можно стоять во весь рост. Девушка еле выпрямилась, держась за стену, сделала несколько шагов, и тут силы оставили её. Усталая, голодная, замёрзшая, она опустилась и больше не двинулась.

– Уф! Наконец-то свобода, свобода! Мне хочется кричать «ура»! – услышала она бодрый голос маленького человечка и вздрогнула – это Карел тронул её за руку. – Эй, ты чего?

– Мы… всё ещё под землёй? – промолвила она. Зубы выбивали дробь, замёрзшие губы едва шевельнулись. Ей было холодно, всё тело била дрожь.

– Да, но уже в пещерах. Что ты села? Вставай.

– Я не могу. Я устала. Долго нам ещё?

– О нет, только не сейчас! – запротестовал Карел. – Нам нельзя останавливаться – здесь ничего нет, я бросил вещи горизонтом выше, где посуше. Там одеяла, припасы. Вставай, замёрзнешь!

– Дай мне посидеть. Я только отдохну, совсем немножко отдохну и пойду.

– Какой отдых! А если за нами гонятся?

Ялка в изнеможении откинулась к стене и закрыла глаза, переходя из одной темноты в другую.

– Пусть гонятся.

И в самом деле, вряд ли кто решится выдержать такой кошмар по доброй воле.

Несколько секунд Карел размышлял, потом решился.

– Ладно, сиди, – сказал он. – Я скоро вернусь, принесу огня и что-нибудь поесть. На, возьми мой плед, а то замёрзнешь.

Они нашли друг друга на ощупь. Ялка опять вздрогнула.

Власяница была мокра насквозь. Мгновение девушка колебалась, потом махнула рукой. Сейчас было не до ложной стыдливости, к тому же темнота скрывала всё. «По крайней мере, волосы сушить не надо, – безразлично подумала она. – Хоть что-то хорошее». Она с трудом стянула рубище и завернулась в плед, который оказался неожиданно сухим. Ялка, как ни была измотана, нашла в себе силы удивиться:

– Как он у тебя не вымок?

– Шутишь? Я ж не дурак тащить его с собой. Я оставил его здесь. Никуда не уходи.

Карел удалился, шаги смолкли. Воцарилась тишина, только где-то далеко чуть слышно капала вода. Ялка долго сидела в темноте, дремала, вскидывала голову на каждый шорох, пока в конце туннеля наконец не показался свет – жалкий огонёк, но после стольких часов, проведённых в темноте, он показался Ялке просто ослепительным. Она смотрела на него и жмурилась, согреваясь уже от самого вида огня, хотя дыхание сгущалось в пар. Тем временем Карел подошёл, сбросил на пол мешок и выволок оттуда одеяло в скатке. Свет фонаря дал девушке возможность рассмотреть как пещеру, где они очутились, так и себя. И если вид пещеры не вызвал у неё особых эмоций, то собственный…

– Боже мой…

– Что? Что случилось? – Карел забеспокоился и поднял фонарь. – Ты чего?

– Спрячь фонарь. Вообще не смотри на меня! Боже, какой кошмар… Фу! Я грязная, как собака.

– Ох! А я-то подумал… Ну и напугала же ты меня! Что ты орёшь? Я тоже грязный. Ничего, отмоемся.

– Где?

– Я знаю места. И вообще, хватит ныть! Встряхнись, приди в себя. Гей-гоп! – Он сделал пируэт. – Ведь ты же снова на свободе.

– На свободе? – Ялка попыталась сесть и застонала. Мышцы затекли, поясница распрямилась едва не со скрипом, на ногах звякнула цепь. – Пока мы ещё никуда не вышли. Может, для тебя это свобода. Но куда пойду я, такая… такая… фу…

– Брось. По сравнению с тем, что было, это пустяки, дело житейское. Главное, что ты жива. Есть хочешь?

– Смертельно, – призналась Ялка.

– На. Здесь хлеб и ветчина. Если хочешь, я могу намазать сверху сыру или мёду.

– Намажь и того и другого.

– О! Наконец нашёлся кто-то, кто меня понимает! Держи.

Но кусок не лез в горло. Кое-как Ялка сжевала половину, остальное решила оставить до лучших времён, когда у них будут огонь и вода, и сунула в сумку. «Я беременна, – тускло, пребывая в некотором оцепенении, напомнила она себе. – Я ношу ребёнка. Меня столько времени морили голодом. Я должна есть за двоих, а мне не хочется. Странно. Однако надо».

Она достала бутерброд и съела его до последней крошки.

– Теперь пошли, – скомандовал Карел.

– У тебя нет для меня какой-нибудь одежды?

– Нет. Можешь оторвать кусок от одеяла.

– Жалко.

– Рви, оно старое.

– Лучше б ты раздобыл рубашку или башмаки, – вздохнула Ялка, повязывая плед как юбку, а обрывок одеяла как шаль. Оглядела себя. – Боже, на кого я похожа! – Она встала. Под ноги ей попалась ненавистная хламида. Ялка вся перекосилась, пнула её и едва не рухнула, когда кандалы рванули за ноги.

– Ох! – она закусила губу от боли и присела, потирая лодыжку. – Так я никуда не убегу.

– Они на это и рассчитывали. Вставай, здесь недалеко.

– Куда мы?

Карел вскинул на плечо мешок и поднял фонарь.

– Увидишь.

То ли Карел соврал, то ли Ялка не могла идти быстро, но путь оказался длинней, чем она ожидала. Зато можно было идти. Не ползти, не плыть, а именно идти – одно это могло быть сущим наслаждением, когда б не кандалы, которые гремели и при каждом шаге дёргали лодыжки. От еды и ходьбы девушка слегка согрелась. Она вполне приноровилась к оковам и шагала вполне уверенно, только морщилась, когда острые камни кололи ступни («Эх, – мелькнула мысль, – сейчас бы мне те башмаки!»). По сторонам она не смотрела, тем более что за границей светового круга не было ничего интересного, и остановилась, только когда ощутила под ногой истёртые каменные ступени и ушибла палец.

– Ой! Что это? Лестница? – Она присела и потрогала рукой. – Это не похоже на пещеру. Где мы, Карел?

– В шахтах.

– Я не знала, что здесь есть шахты. Что здесь добывали?

Человечек ответил не сразу, стоял и мялся, будто испытывал неловкость.

– Ничего не добывали, – наконец сказал он. – Это старые катакомбы дварагов. Люди зовут их цвергами.

– Горные гномы? – поразилась Ялка. – Так это что, пещеры гномов?!

– Да. Потерпи, это последний подъём.

– Погоди, дай мне немного посидеть. О боже, у меня все ноги в крови!

– Повяжи под кольца тряпки, я видел, каторжники так делают. – Карел посмотрел вниз, на свои ноги и поскрёб в затылке. – Я бы одолжил тебе свои носки, но они тебе будут малы. У меня большие башмаки, но это потому…

– Тряпки, носки, – раздражённо перебила его девушка, разрывая одеяло на полоски. – Ну намотаю, а потом что? Мне так и брякать этими железками всю жизнь? Спаситель, не мог молоток прихватить!

– Ах, так? – рассердился Карел. – Доблестный герой, быть может, лучший в мире вызволитель из застенков, новый Ганимед [82] Подразумевается история принцессы Арсинои IV, царицы Кипра (претендовавшей на трон её сестры Клеопатры), которую спас из заточения её воспитатель Ганимед. , рискуя жизнью, спешит на помощь – и что же происходит? Кто мне говорит спасибо? Кто меня обнимает, жмёт мне руку? Где знамёна, фанфары, торты? Совсем наоборот: меня оскорбляют, упрекают, требуют, чтобы я рвал цепи голыми руками!