Стивен Дональдсон - Внутренняя война. Том 1 [litres]

Она предполагала, что ожидание может продлиться долго. Без сомнения, у принца было больше обязанностей, чем она могла себе представить. Но стук в дверь раздался очень скоро, и сердце Эстии замерло.

Приоткрыв дверь, горничная тихо объявила через образовавшуюся щель:

– Принц Бифальт, Ваше Высочество.

Принц сразу же вошёл. На мгновение, прежде чем он успел закрыть за собой дверь, принцесса ясно увидела его при свете, падавшем из внешней комнаты. Он был одет так же, как на свадьбе, только на голове его теперь был шлем. Затем дверь закрылась, и принц превратился в одну из теней в темноте. Свечи у изголовья кровати не позволяли рассмотреть ничего, кроме неясных очертаний. Всполохи гаснущего в очаге огня высвечивали линию челюсти, локти, бронзовый блеск нагрудника. И горели искорками в глазах принца. В этом неровном свете Эстия заметила, что кулаки Бифальта были крепко сжаты.

Вместо того чтобы приблизиться к молодой жене, принц остановился около двери. Возможно, он рассматривал Эстию. Сердце в груди принцессы билось как никогда в жизни, она ждала, что вот сейчас он обратится к ней. Подойдёт ближе.

– Мил… – Что-то будто застряло у Бифальта в горле. Принц громко прокашлялся. – Миледи, моя супруга. Принцесса Амики. Принцесса-консорт Беллегера. Я должен вам кое-что сказать.

Его стеснение поразило Эстию. Менее мягко, чем собиралась, она произнесла:

– Так говорите. – И через мгновение, вспомнив, добавила: – Милорд, мой дорогой супруг.

– Ваше Высочество, – прорычал, словно выругавшись, принц, недовольный собой и всей этой ситуацией. – Я не умею говорить. Предпочитаю молчать. Многое, – взметнулся огонь в камине, и Эстия заметила, как принц разжал, а потом снова сжал кулаки, – всё было бы иначе, промолчи я тогда в Последнем Книгохранилище. Но мой отец приказал мне говорить. Он – моя совесть, когда я сам схожу с верного пути.

С интонацией человека, собирающегося совершить какую-то жестокость, он продолжил:

– Через час я покину Кулак. Генерал Форгайл согласился встретиться со мной у Предельной. Мы едем в библиотеку. Если эти магистры хоть иногда не лгут, если они не смеются над нами в эту секунду, мы с генералом вернёмся и восстановим магию.

Принцесса Эстия села. Она как будто разделилась надвое: одна Эстия понимала услышанное, другая была слишком сильно потрясена, чтобы понимать.

– Через один час ?

Свет от камина отразился в его вспыхнувших яростью глазах.

– Чёрт, девочка! Не усложняй всё ещё больше. – Он замолчал. И отошёл глубже в тень. По отблескам света на нагруднике можно было угадать, как тяжело он дышит, какие усилия он прикладывает, чтобы сдержать себя.

– Прошу простить меня, миледи. – Его хриплый голос превращал каждое слово в подобие проклятия, но проклинал принц как будто сам себя.

– Мой отец прав. Я должен говорить. Слишком многого обо мне вы не знаете. Слишком многое сделали со мной, но вы не знаете.

Ради него Эстия подавила своё волнение. Настало время показать, что она умеет держать себя в руках.

– Так говорите же, – повторила она несколько более мягко. – Я ваша жена. – Она хотела бы сказать «я твоя ». – Кроме того, я ваш союзник. Если вы не можете даже поговорить со мной, то как я могу быть вашей женой? Как я могу быть вашим союзником?

В тени было не разобрать, но принц, кажется, склонил голову.

– Тогда слушайте, – произнёс он уже мягче. – Я постараюсь сказать, что должен.

Тем не менее он всё колебался. Неверные всполохи огня не высвечивали черты его лица, они скрывались в темноте. Свечи на кровати Эстии не смягчали их. Но всё же принц заговорил прежде, чем принцесса успела как-то подтолкнуть его.

Грубым, как скрежет точильного камня, голосом он сказал:

– Поймите, миледи. Вы называетесь моей женой. Смею надеяться, вы и в самом деле мой союзник. Но я не могу притворяться, будто вы сами решили стать тем, кем вы стали. Я не могу притворяться, будто вы сами выбрали меня.

Я использовал вас, нарушив законы чести, презрев угрызения совести. Я добился того, чтобы ваш отец одобрил наш союз. За это мне не стыдно. Мы должны были стать союзниками. Но чтобы добиться этого, я обращался с вами как с предметом торга. Одно на другое. Пушки в обмен на мир. Ваша рука в обмен на восстановление магии. За это мне очень стыдно.

Стыдно? Освещённая свечами и в своём прозрачном ночном платьем, Эстия почувствовала себя совсем голой. Стыдно ? Но она не пересела и не накрылась. Вместо этого она запротестовала.

– Но я согласилась . В присутствии вашего отца. – А также в присутствии своей матери и сестёр. В присутствии земского и братьев принца Бифальта. – Я дала своё согласие.

– Верно, – ответил её муж, укрытый от глаз темнотой. – Вы согласились. Согласились без принуждения, как сказал мой отец. Искренне. Это показывает доброту вашего сердца. И это только усугубляет мой позор. Но это было… – Он на мгновение запнулся. – Простите меня, миледи. Это был пустой жест. Что ещё вы могли сделать? Вашего согласия не спрашивали, вы просто не могли отказаться.

Неужели вы считаете, что король Смегин стерпел бы, вздумай вы отвергнуть меня? – В голосе принца Бифальта послышались гневные нотки. – Нет. Вы зашли слишком далеко, а ставки слишком высоки. Особенно для него. Он не знает меня. Вдруг я поехал бы в Последнее Книгохранилище один? Вдруг получил бы возможность восстановить магию только для Беллегера? Он страстно желает, он жаждет, чтобы теургия вернулась. Это желание, личное желание, я разглядел, когда мы с ним разговаривали. И в нём нет того страха войны, который преследует меня. Если бы вы попытались отказать мне, он привёл бы вас на свадьбу в цепях.

Если вы сомневаетесь в моих словах, спросите у своей матери. Спросите у командира своего эскорта. У них есть приказ короля Смегина.

Теперь Эстии захотелось прикрыться. Но она, такая уязвимая, будто прозрачная, заставила себя сидеть неподвижно. Девушка, которой она когда-то была, любимая дочь короля Смегина, ответила бы оскорблением и злобой, но женщина, которой она стала, не могла так поступить. Она слишком хорошо знала своего отца. То, что сказал принц Бифальт, было правдой. Она только удивилась, как хорошо он понимает короля Амики.

Она никогда не забудет признания своего отца во время его последнего честного разговора с ней. «Я должен вернуть свой дар». Его старая страсть. «Я без него не полностью человек». Любая цена была приемлемой, если речь шла о его даре, о владении Казнью Молнии.

Он требовал её согласия. Он даже мог ничего ей не рассказывать. Если бы она вынудила его применить силу, он бы не сомневаясь применил её.

Эстия признала правоту слов принца. Теперь она думала, как дать ему понять, что сказанного достаточно. Ей нужно было время, чтобы пересмотреть своё отношение к браку: часы или дни. Возможно, недели. Но он и не думал молчать, гнев его ещё не сошёл на нет. Эстию бросило в дрожь. Голос принца был уставшим, хриплым. Принц знал, что значит страдать. И звук его голоса имел над Эстией какую-то особую власть, он волновал её, даже когда она не видела глаз Бифальта, даже когда его самого, его страсти и желания, скрывала темнота.