Стивен Дональдсон - Внутренняя война. Том 1 [litres]

– Я вижу, вы меня понимаете, миледи. Поймите и это. Меня использовали так же, как и вас, против законов чести, без угрызений совести. Я такой же предмет торга. Для магистров Книгохранилища. Они вызвали меня, не спрашивая моего согласия. Они допустили гибель моих людей, не спрашивая моего согласия. Они лгали мне и вводили меня в заблуждение, не спрашивая моего согласия. Они ничего не сказали о своих желаниях, о своих целях, пока не убедились, что я не смогу им отказать.

Моё поведение в библиотеке было не безупречным. Мне не хватает вашего великодушия. Но хорошо ли я поступаю или плохо, не имело никакого значения. Результат был предрешён заранее. Мне не дали иного выбора, кроме как согласиться.

И чего им это стоило? – Его голос балансировал на краю гнева, он напомнил принцессе звук, что издаёт лезвие сабли, соприкасаясь с точильным камнем. – Какова была цена, которую они заплатили за то, чтобы использовать меня? Совершенно никакой. – В глазах принца на одно мгновение будто вспыхнул тлеющий уголёк. – А моя цена – вся моя жизнь.

Несмотря на свою решимость собраться с мужеством, Эстия вдруг отшатнулась, как будто принц собирался её ударить. Он уже одержал победу в её сердце. Его голос и его тоска одержали эту победу. В тот момент он мог забрать у неё всё, что бы ни захотел. Как же Эстия желала этого, каждым нервом, каждой частицей себя, отдать ему всё по первому его требованию.

Но сердце её заныло от страха. Эстии вдруг стало дурно, будто с приходом принца ей не перестало хватать воздуха. Она полюбила его – а он её не желал. И никогда не пожелает. Его слова вряд ли были преамбулой любви.

– А теперь вот что, – продолжал он. – Принцесса Амики. Принцесса-консорт Беллегера. Моя супруга. – С каждым словом голос принца становился мягче. Бифальт не запугивал Эстию: он пытался убедить её. Но её уже не нужно было убеждать. Его усилия убедить её были хуже, чем прямые угрозы. – Я дал много обещаний. И большинство уже сдержал. Другие я выполню позже, если жизнь моя будет достаточно длинной. И вот, что я обещаю вам.

Я не стану использовать вас, как использовали меня. Пока я жив, этого никогда не случится. Я не стану навязывать вам свой выбор, или, – Эстия увидела, как его кулаки снова сжались, – пользоваться вашим телом. Я не трону вас. Не трону. Я не собираюсь манипулировать вашим согласием, о котором вы, возможно, ещё пожалеете. Вы сможете ходить, куда вам вздумается, жить там, где вам будет угодно, делать всё, что захотите. До сих пор вы были предметом торга. Теперь ваша жизнь принадлежит только вам.

Я прошу лишь, чтобы вы соблюдали условия нашего альянса. Когда к нашим границам подойдёт враг – а он обязательно подойдёт, – под угрозу будут поставлены и Беллегер, и Амика. Мы должны вместе дать ему отпор. – Последние слова походили на мольбу. Но Эстия не замечала этого. Она слышала только его неумолимую сдержанность, жёсткую требовательность. Его отказ. – Как моя жена, моя королева, мой консорт, вы обязаны исполнить свой долг. Только этот.

Он требовал от неё ответа. Но мысли Эстии были далеко, она не думала об уплаченной ею цене и обо всём, что он сейчас говорил.

– Я не нужна тебе.

– Чёрт, женщина! – вскричал принц, словно она нанесла ему глубокую рану. – Да конечно! Конечно , нужна! Он шагнул к ней, выйдя на свет: пусть она увидит муку на его лице.

Недолго думая, она протянула к нему руки.

Но принц дёрнулся и вновь отступил в тень возле двери. Следующие слова он произнёс металлическим голосом.

– Да, нужна , – повторил он. – Но не больше, чем жизнь моих подданных, чем их благополучие. Они зависят от тебя. Они зависят от твоего авторитета в Амике. И чтобы завоевать этот авторитет, ты должна появляться там. Ты должна стать свидетельницей и сторонницей, как сказал мой отец. Но ты должна остаться верной своему королевству. Ты должна убедить Амику в этой верности.

Если я потребую от тебя выполнения твоего женского долга, то как беллегерцы поверят, что я не был соблазнён амиканкой? А если амиканцы решат, что ты дала своё согласие от чистого сердца, то как они смогут доверять тебе?

Со временем ты станешь королевой. У короля Смегина нет другого наследника. А когда ты станешь королевой, мне останется только молить тебя о поддержке. – На мгновение самообладание принца подвело его. На одно короткое мгновение Эстия услышала в его голосе страдание. – Если ты вообще сможешь поддержать человека, который использовал тебя, как разменную монету.

Будь я на твоём месте, я не смог бы этого сделать.

Темнота полностью скрывала принца. Если бы Эстия не услышала, как открылась и закрылась дверь, не увидела бы краткую вспышку света, она не поняла бы, что он ушёл.

Какое-то время она продолжала смотреть на то место, где он стоял. Затем упала на свои подушки, как бессильно падает сломленная, уставшая женщина.

Она не плакала. О нет, она никогда не будет плакать. Она не из тех женщин, что плачут от обиды. Но всё её тело, казалось, горело. Эстия назвала бы то, что испытывала, «яростью», потому что отказывалась давать этому настоящее имя. Она не хотела признать, что ей отказали, что сердце её было разбито отказом мужа. Она не признает этого ни за что. Что толку по-детски ныть, если муж цепляется за своё понятие чести, когда она предлагает ему себя.

Ярость – и ничто иное, и она будет повторять это себе, пока хоть как-то не утешится. Она будет хранить правду в секрете. Она никому ничего не скажет. Никогда.

Пройдут долгие месяцы или годы, прежде чем она поймёт, что это чувство к принцу Бифальту, во время свадьбы и после неё, не было любовью. Это было желание, иссушающая жажда её тела, её чувств к его телу, его чувствам. Любовь была чем-то совершенно иным.

Она пришла позже.

Генерал Кламат гнал коня что было сил, конвой с упрямящимися мулами едва поспевал за ним. Через десять дней после посещения Матта и Матты Кламату пришлось прервать свой объезд юго-западных окраин Беллегера. Пересекая неровные холмы, поросшие дроком и папоротником подальше от густотравных овечьих пастбищ, он направлялся как можно более прямой дорогой к Отверстой Длани. Кламат нещадно гнал коня. И вот он, наконец, увидел тренировочные поля беллегерской армии перед городскими окраинами.

Письмо от первого капитана Джаспида было предельно ясным. И в то же время загадочным. «Приезжай, – говорилось в нём. – События ускоряются».

Так похоже на принца Джаспида не обеспокоить себя объяснениями. Его гонец тоже ничего не прояснил. Принц не сказал ему ни слова. Несмотря на преданность Джаспида брату-королю, он терпеть не мог свои обязанности первого капитана. Деликатно, но настойчиво принц не единожды пытался покинуть должность заместителя Кламата.