Стивен Дональдсон - Внутренняя война. Том 2 [litres]

Я представляю силу, растущую в Отверстой Длани. На самом деле нас становится все больше – по всему Беллегеру. Мои товарищи выбрали меня, чтобы представлять их. Меня послали найти архижреца.

Свет, падавший из приоткрытой двери за спиной Элгарта, был слишком тусклым, чтобы можно было разобрать выражение лица отца Скурна, но жрец не казался ни обеспокоенным, ни заинтересованным.

– В таком случае задание твое не из легких, сын мой. Архижрец продолжает служить делу великого бога в другом месте. Возможно, ты позволишь мне помочь тебе?

На одной половине лица Элгарта вспыхнула улыбка.

– Со всем моим уважением, отец, но вы ошибаетесь. Архижрец Мах находится сейчас здесь. Люди, которых я представляю, уверены в этом.

Это утверждение заставило жреца приподнять свои черные брови.

– В самом деле? И отчего же они так уверены в этом?

– Потому что больше его нигде нет. Если его нет здесь, значит, его нет нигде в Беллегере. А если его нет нигде в Беллегере – простите, но я настаиваю, что говорю со всем уважением – он плохо служит ордену. Он упускает свою возможность. Мои товарищи и я можем многое сделать для достижения целей великого бога. Но сначала я должен поговорить с архижрецом. Мы верим в то, что он один имеет право говорить от лица великого бога Риля. Мы надеемся добиться взаимопонимания с ним. Мы должны быть уверены в том, что делаем.

Если можете, передайте это архижрецу. У нас есть возможность организовать ему встречу с королем Бифальтом.

В ответ отец Скурн нахмурился, словно пытаясь скрыть свои истинные чувства. Скрыть удивление? Волнение? Подозрительность? Элгарт задумался, но заминка его не беспокоила. Он нащупал свой путь. Ложь шла легко, когда шпион знал, как следует лгать.

– Ты требуешь многого, сын мой, – тон жреца явно показывал, что он блефует. – Хочешь быть уверенным? А как я могу быть уверен в тебе ?

Шпион не смог заставить обе стороны своего лица улыбаться одновременно.

– Архижрец Мах будет уверен, когда услышит меня.

А затем, словно успокаивая и подталкивая, добавил:

– Ну же, отец. Как мои желания могут навредить ордену, или великому богу, или вам самим? Я не виню вас за то, что вы сказали, будто архижрец находится где-то в другом месте. Его работа жизненно важна. Вы защищаете его от повседневных помех. Но моя работа тоже важна. Моя цель не из обычных.

Не обращая внимания на то, что рискует, Элгарт добавил:

– Принц Лоум сделал все возможное ради вас. Этого оказалось недостаточно. Я могу сделать… – он почти выдал себя. – Сила, которую я представляю, может сделать больше.

– Если это правда, – настаивал отец Скурн, – у этой силы должно быть больше влияния, чем у брата короля. Что же это, сын мой? Кто это?

– Отец. – Элгарт вздохнул и попытался объяснить. – Как часто вы напоминали своему собранию, что Беллегер и Амика все еще воюют друг с другом? Как часто вы проповедовали, что Беллегер находится в войне с самим собой? Или что каждый беллегерец находится в войне с самим собой? Многие из нас – очень многие – раздражены игом, которое наложил на нас король Бифальт. Некоторые из нас известны ему. В отличие от принца Лоума, некоторые из нас пользуются уважением как частные советники короля. – Рискнув еще раз, Элгарт выбрал имя, назвать которое, по его мнению, было сейчас безопасно. – Один из них – Крикин, начальник переписей. – Насколько Элгарту было известно, этот человек находился в пятидесяти лигах от храма, где усердно подсчитывал численность деревенских жителей. – При его поддержке и при поддержке других мы можем обещать архижрецу, что король его выслушает.

Жрец все еще хмурился, но теперь Элгарт полагал, что он может определить выражение лица отца Скурна. Это была алчность. Он так сильно жаждал встречи архижреца Маха с королем, что не мог этого скрыть.

– Очень хорошо, сын мой, – согласился жрец. – Он и в самом деле здесь , как ты и предположил. Я проведу тебя к нему.

В одно мгновение жрец словно бы растворился во мраке помоста. Не прошло и двух мгновений, как он исчез.

Когда дверь, спрятанная в стене по ту сторону возвышения, открылась и свет лампы из коридора, в который она вела, осветил помещение храма, Элгарт без колебаний присоединился к отцу Скурну.

Комната в конце коридора была ярко освещена: с полдюжины свечей, столько же ламп и два факела были закреплены на противоположных стенах. Но запаха дыма не было, как не было и запаха горящих фитилей и лампового масла.

Элгарту уже не нужны были доказательства того, что жрецы имели доступ к магии. Возможно, сами они не были теургами, но могли использовать для своих целей некие неведомые силы.

Он провел довольно много времени в Последнем Книгохранилище, чтобы знать, что теургия не ограничивается Казнями. В целом его знаний было достаточно для понимания, что он при этом не имеет ни малейшего представления о том, каковы пределы теургии. Если магистр Авейл говорил в сознании принца Бифальта с громадного расстояния – если какой-то маг мог издалека защитить принца от удара молнии или от случайной гранаты, – все начинало казаться возможным. Безусловно, и «великий бог» мог передать свою силу через океаны и континенты.

Конечно, должна существовать какая-то уловка. Некое орудие. Средство . Но до сих пор…

Элгарт был напуган больше, чем признавался сам себе. У него не было никакой защиты от магии, кроме грубой силы. Казалось, он чувствовал усталость только потому уже, что отец Скурн предположил, что он устал.

Исподволь он проверил клинок в надежно скрытых ножнах. Будто подтягивая штаны, Элгарт проверил свой пояс и прикрепленную к нему тонкую проволочную гарроту.

Комната была просторнее той, где жрец разговаривал с Элгартом и магистром Пильоном, но не намного. Практичная мебель, но не для аскета, а для того, кто любит удобство, правда, без роскоши: кровать у одной стены, письменный стол – у другой, небольшой столик на козлах и несколько стульев в центре. На столе – чернильница и пара перьев. Ни бумаг, ни каких бы то ни было книг.

На стуле за столом сидел старик, среднего роста и довольно тучный. Его волнистая борода и длинная грива волос были белы, как одежды служительниц Духа. Чувственные губы говорили о приверженности старика к безделью и красивой жизни, а широко расставленные глаза разоблачали в нем распутника. Они придавали ему вид человека, который сходит с ума от отвергающих его девушек. Но нос старика совсем не подходил этим глазам. Элгарт сравнил его нос с деревянным колышком, вбитым в землю, чтобы скрутить и обуздать страсти своего хозяина, не дать им сбить его с пути. Пока он сидел, нельзя было определить, что скрывается в его позе – сила или слабость.