Дмитрий Скирюк - Руны судьбы [litres]

Все трое кивнули, мол, поняли. Не вслух.

Уже хорошо.

Рутгер повернулся к переулку и снова замер.

Сказать по правде, ему и самому было интересно, придёт тот парень или нет. Корчма давно закрылась, но здесь была аптекарская лавка, открытая в любое время дня и ночи. Странная лавка. Совершенно не пользующаяся популярностью и до сих пор не прогоревшая. Из достоверных источников было известно, что раз в месяц, когда луна идёт на ущерб, травщик по кличке Лис навещает её, чтоб чего-нибудь продать или купить.

Лис… Что-то вновь зашевелилось в памяти. На миг Рутгер задался вопросом, правильно ли он поступил, взяв на дело зелёных парней. Но когда пришёл заказчик, в гильдии работников ножа никто заказ не взял. И хоть наниматель, как видно, и был важной птицей, ему отвечали отказом. А Рутгер подумал, выждал день и принял предложение.

Рутгеру было двадцать два. Несмотря на возраст, он уже был опытным наёмником, обтяпывал хорошие дела и пользовался в воровских кругах определённой репутацией. Весомой репутацией. Обычно с ним считались и поперёк дороги не вставали. А в этот раз посмотрели косо. Это настораживало и сбивало с толку: почему?

Едва кошель перешёл из рук в руки и дверь за нанимателем закрылась, к Рутгеру подсел Матиас.

– Не совался бы ты в это дело, парень, – заявил он без обиняков.

Рутгер ощетинился, как ёж: Матиас был едва ли не главой гильдии, спорить с ним не стоило, но претендентов на его место было хоть отбавляй, а Рутгер ненавидел, когда на него начинали давить.

Да и деньги были нужны.

– А кто он тебе? Своячок? – нарочито резко ответил он. – Коль деньги сулят, на что отговорки? Если сдрейфил, так и скажи, а я своё дело знаю… А может, ты предупредить его не прочь, а?

Матиас нахмурился.

– Просеивай базар. Я законы знаю. Без предупреждений обойдётся. А ты бы подумал, прежде чем языком молоть. Ты пришлый, многого не знаешь, стариков не слушаешь. Много вас таких, из молодых да ранних. Гляди, прищемишь нос, потом раскаешься.

Рутгер даже посерьёзнел.

– Он что, дерётся хорошо? – спросил он.

– Не в этом дело.

– А в чём?

– Сам увидишь.

– Значит, он тебе никто, – ещё раз прощупал почву Рутгер. – Тогда чего ты о нём печёшься? А?

– Я у него зубья лечил, – мрачно отрезал Матиас. – Один пойдёшь?

– Новичков хочу проверить.

– Кого?

– Вильгельма, Штихеля и… – Рутгер поколебался, но потом решился и добавил третьего: – И Смитте-кузнеца.

– А, толстяка… Ну-ну.

Матиас усмехнулся и ушёл без пожелания удачи, оставив Рутгера озадаченным, даже растерянным.

А он ведь что-то слышал про этого Лиса… Проклятие, даже имя не вспоминалось, только прозвище! В общем, что-то про него Рутгер точно слышал, но давно, и не помнил, что именно. А потому за дело взялся.

И вот все четверо вторую ночь торчали возле старой лавки. Четверых должно было хватить.

А может, и троих.

Смитте долго переминался на месте, потом шумно задышал.

– Рутгер…

– Я сказал: молчать, – напомнил тот, но поразмыслил и решил не лютовать. – Чего тебе?

– Дело в следующем: мне бы это… отлить бы.

– Только не тут.

– Ага. Я быстро.

– Одну-то ногу здесь оставь, – пошутил Вильгельм.

– Тихо! – Вольф наставил уши, как собака, и подался вперёд. – Слышь, Рутгер? Вроде, идёт кто-то.

– Точняк, идёт! – возбуждённо заёрзал Штихель. – Гляди в оба, Рутгер: он сейчас нарисуется.

Смитте торопливо завязывал штаны и шептал ругательства.

Шаги были едва слышны. Рутгер вгляделся в темноту, впрочем, уже заранее зная, что идёт заказанная дичь. Сегодня здесь шатались припозднившиеся постояльцы, спотыкались, чертыхались и топали, как взвод пехоты. А этот шёл бесшумно, ловко огибая кучи мусора и брёвен, словно при свете дня. В руках его был посох, за спиной мешок. Капюшон не давал разглядеть цвет волос, но шёл парень определённо к лавке.

– Это он, – шепнул Рутгер. – Ребята, ощетинились.

– Рутгер, давай мы его сами, а? – жарко зашептал Вильгельм ему на ухо. – Ну давай!

Рутгер хотел его осадить, но что-то его остановило. Он кивнул и указал рукой, мол, действуйте, и остался наблюдать. В конце концов, парней давно пора было проверить в настоящем деле.

Три тени вышагнули в проулок.

– Эй, парень!

Рутгер стиснул зубы: первая ошибка! Никогда не окликай того, кого идёшь убить: нет смысла. Грабить, тогда пожалуйста, а убивать… Не о чем с такими говорить. Какой-нибудь богач ещё, конечно, может откупиться, но профессионал не перепродаётся. Или перепродаётся, но только раз. После этого из гильдии уходят, а иначе ты не жилец.

А всё Вильгельм. Пижон: и тут сподобился. Камилл, как рассказывают, тоже был любитель поиграть с клиентом, словно кошка с мышкой: подходил, знакомился, бывало, даже выпивку ему ставил. Лишь потом убивал, когда не ждали. На этом и погорел. Рутгер этого не понимал и всегда работал просто.

Парень между тем остановился. Поднял взгляд.

– Да? – сказал он коротко, оглядывая каждого из трёх. На миг Рутгеру показалось, что взор его задержался на проулке, и Рутгера пробрал озноб: уж здесь-то темнота была совсем чернильной. Впрочем, если тот и посмотрел сюда, навряд ли что сумел увидеть. Рутгер чуточку гордился своим даром видеть в темноте и сомневался, что ещё кому-то это под силу.

– Ты того, – осведомился Смитте, – не травник, часом, будешь?

– Если так, то что?

Рутгер нахмурился: что-то было не так. Спокойный голос. До кошмарности спокойный. Будто ничего не происходит. Подумаешь, в безлюдном переулке поздней ночью подошли поговорить мордовороты. Вольф, поджарый, востроносый, как собака, с рукой за пазухой, Вильгельм, с блескучей сумасшедшинкой в глазах, и Смитте, габаритами, как венский шкаф, отчего его голова казалась несуразно маленькой.

Ничего особенного. Симпатичные ребята.

– А кое-кто привет тебе просил передать.

– Какой привет?

– Горячий, – Штихель ухмыльнулся.

– Ну передавай.

– Держи!

Нож Вильгельма мелькнул в ночи, как молния, промазал, сбликовал и звякнул о кирпич: травника на этом месте уже не было. Он отскочил, одним движеньем сбросил плащ и отшвырнул мешок, потом скользнул из тени в тень по хрупким доскам над провалом, и там, на другой стороне улицы, стал их ждать. Смитте выругался, бестолково завертел дубинкой и лишь потом – башкой. Вольф, наоборот, ощерился, пригнулся, подобрался, обнажил тесак и перепрыгнул через провал. Вильгельм поигрывал оставшимся ножом, неторопливо обходя противника по часовой; на губах его блуждала улыбка.

Травник замер. Ни вопросов, ни мольбы, ни криков.

Гадство…

Они набросились одновременно, с трёх сторон. По сути тоже дурость, отметил про себя Рутгер: двое непременно помешают друг дружке. Так оно и вышло. И прежде чем Смитте успел ударить, а Вильгельм – метнуть второй клинок, Рутгер с запоздалым раздражением понял: всё кончено. Удар, удар, ещё удар – травник двигался молниеносно, неритмично, всё время оставаясь на одном и том же месте, только трижды поменял стойку: два раза – резко и один раз перетёк . Коротко пнул одного, ударил другого рукой с разворота, посохом отбил нож и посохом же отоварил Штихеля по голове. Лишь Смитте после этого остался на ногах, но травник крутанулся, как волчок, посох с гулом рассёк воздух, и здоровяк рухнул в кучу мусора. Дубинка застучала по камням. Остановилась.