Джон Краули - Ка: Дарр Дубраули в руинах Имра [litres]

Но те времена миновали, если вообще бывало такое, и уловку эту давно позабыли.

Брат, один из тех, что выскребали волосы на лицах, уже подошел так близко, что увидел, да, увидел Ворон, расклевывавших тушу монастырской Лошади, и он побежал к ним с криками, размахивая безвредной палкой. Вороны не испугались, но осторожность заставила их взлететь, впрочем далеко они не ушли – собрались на камнях и на мертвом дереве, подняли оттуда крик. Брат отослал мальчика, а сам, неуклюже ступая по камням почти босыми ногами, спустился и, добравшись до трупа Лошади, упал перед ним на колени. Потом он сцепил руки так, будто что-то в них держал, и разразился чередой тихих и быстрых звуков, словно ручей бежал по камням; то и дело он поднимал лицо к белому небу.

– Все в порядке, – сказал соседям Дарр Дубраули. – Они так часто делают.

Он уже видел такое, хотя и не понял его смысла. Сейчас он оказался очень близко, ближе, чем прежде, так что мог слушать. Правда, никогда еще не видел, чтобы кто-то из белых Людей это делал перед мертвым зверем. Трудно было разобрать, молодой он или старый – не слишком старый и точно не очень молодой, насколько мог судить Дарр, – но он сильно сутулился, и зоб на его длинной шее выпирал, как у Стервятника.

Брат встал с колен, вцепился в свою юбку и уставился на Ворон. Ни одно животное, у которого есть враги, не любит, когда на него пристально смотрят, но, пока тут сидит Дарр Дубраули и спокойно наблюдает за двуногим, другие Большие тоже не улетят, а пока они здесь, не сбегут и остальные. Брат не угрожал и не кричал, просто стоял и шевелил губами, так же как рядом с мертвой Лошадью, но теперь – тут уж не ошибешься – смотрел на них, на Ворон.

Брат поднял руку и погрозил им длинным костистым пальцем.

Упер кулаки в бока и выставил вперед подбородок.

Широко развел руки, повернув ладонями к небу, будто ветки, на которые они бы могли сесть.

И все это время бормотал, как ручей.

– Давайте его заклюем, прогоним, – предложил Ва Тернхолм, которому вчерашняя победа ударила в голову.

Он испустил пронзительный боевой клич. Никто его не подхватил.

– Что это значит, Дарр Дубраули? – спросил Кон Орлохвост. – Что оно делает?

Дарру было нечего ответить, но он чувствовал в себе ответ – так он скажет потом, вспоминая этот миг. Он оставил Кона на ветке и подлетел ближе к Брату, который приметил его и заговорил так, будто Дарр Дубраули был здесь один. Да, это речь, Дарр был уверен. Язык ему неизвестный, но похожий на тот, что он когда-то знал.

– Не бойся, – сказал ему Брат. – Не страшись.

Вдруг горло и щеки Дарра задрожали, словно его сейчас стошнит. Но вместо завтрака он исторг из себя слово – слово, которое произнес Брат.

– Страшись, – сказал Дарр.

Брат вдруг замолк.

– Мое! – добавил Дарр Дубраули.

Он мог произнести совсем немного слов на их языке – но, регулярно наблюдая за Братьями, научился многие понимать и некоторые повторять. Судя по тому, как Брат смотрел на него, Дарр уверился, что тот его понял. Когда Брат снова заговорил, Дарр Дубраули узнал его слова.

– Ворона, – спросил он, – ты говоришь со мной?

Дарр Дубраули быстро поклонился: голова вверх, голова вниз – он только в этот миг вспомнил или осознал, что так Люди обозначают «да».

Брат снова упал на колени. Сомкнул руки и, не сводя глаз с Дарра Дубраули, забормотал так быстро, что тот ничего не понял. Впоследствии, когда Брат рассказывал ему о событиях того утра – что случалось частенько, – он утверждал, что говорил так: «Не греши боле, птица смерти! Не будьте как воры, что крадут у неимущих. Не будьте же как Волки, но станьте Голубями, пусть вы и черны. Мы суть Голуби среди Волков и не можем причинить вам вреда. Но Господь Бог возлюбит вас и прокормит ради нас, если вы не будете у нас красть».

Как бы то ни было, Дарр Дубраули поклонился. Сказал слова, которые знал: Да, сказал он. Волк, сказал он. Вор. Каждое слово поднималось из самого желудка или из зоба, царапало глотку, выворачивало язык. На безопасном расстоянии другие Вороны покатывались со смеху: они что – разговаривают? Брат на коленях улыбнулся им – это уже точно была угроза, иначе зачем он оскалил длинные желтые зубы? – и протянул руку Дарру Дубраули, словно верил, будто Ворона настолько глупа, что сама сядет к нему на ладонь. Но именно это и сделал Дарр. Вся шайка разразилась предостережениями и тревожными криками.

Брат поднялся, а Дарр Дубраули держался за его руку.

– Deo gratias , – сказал Брат.

Потом он поднял другую руку и тут же опустил, а потом перечеркнул эту линию в воздухе другой – с поклюва на обрат. Он поднял Ворону и уставился ей в глаза, словно надеялся разглядеть в них что-то; а потом Дарр Дубраули посмотрел в ответ.

Век или больше спустя, когда агиографы запишут чудесным уставным письмом сказание о том, как наименьший и скромнейший из Братьев того аббатства проповедовал Воронам, они поведают, что при звуке Имени Божьего и при виде крестного знамения Сына Его старая лошадка, лежавшая мертвой, встрепенулась, встала и собралась из растерзанных своих частей; а когда вновь стала целой, преклонила колени перед Братом. И все Вороны с повинной склонили голову и на языке самого́ Святого просили у него прощения.

У Ворон история звучит иначе: в ней вычищенные серые кости Лошади до сих пор лежат там; их можно увидеть ранней весной.

Давным-давно Лисья Шапка предвидела, что придут захватчики, которых не остановить, – и они пришли, но теперь уже перестали быть захватчиками. Они взяли себе женщин, у них появились дети, они построили дома, завели хозяйство и скот, и уже сотни лет они считались Людьми этих мест, как прежде народ Лисьей Шапки. Теперь Людей стало больше; они продолжали строить огражденные стенами поселения и под защитой Братьев уже не боялись рубить старые деревья, так что земля преобразилась, стала просторней, оголилась, очеловечилась. Другие создания – Волки, Лоси, Вепри – научились бояться и держались от них подальше. Люди не любили лес и горы даже больше, чем прежде; если только могли, они ходили нахоженными дорогами, так что реже видели Во́ронов, а вот Ворон – каждый день и гоняли их от своего зерна и новорожденных Поросят, от яиц, Цыплят и Утят. Люди видели, как Вороны летят над домами и улицами по своим делам, слышали, как Вороны перекрикиваются друг с другом, но вроде бы обращаются к Людям внизу. Может быть, в те времена дети начали гадать по числу Ворон:

Вороны тех краев могли бы сказать, что их всегда больше, чем Люди могут увидеть; но тут как со снежинками, падающими на язык, или осенними листьями, которые ловишь в полете, – важны только те, что сосчитаны.