Рейчел Хартман - Серафина [litres]

Я покачала головой, ужаснувшись:

– Ты все еще можешь летать?

– О да, – отстраненно сказал он. – Но ты должна понимать: в конце концов, я отказался от нее, под давлением. Моя мать все равно покончила с собой. Моего отца все равно изгнали. В итоге… – его губы задрожали, – я не знаю, для чего все это было.

Если не в его, то в моих глазах стояли слезы.

– Совет Цензоров отправил бы тебя на эксцизию [19] Эксцизия ( лат . excisio – «вырезание, иссечение») – иссечение куска ткани. Здесь сохраняется только значение действия – иссечение воспоминаний, контроль сознания. , если бы ты этого не сделал.

– Да, высока вероятность этого, – задумчиво согласился Орма, и его тон снова стал по-ученому нейтральным.

Цензоры отправили бы на эксцизию и мою мать, вторглись и украли бы любые нежные воспоминания о моем отце.

В моей голове оловянная банка с воспоминаниями болезненно вздрогнула.

– Отказ от нее не освободил меня от внимания Цензоров, – сказал Орма. – Они не знают о моих настоящих трудностях, но считают, что таковые имеются, основываясь на истории моей семьи. Они подозревают, конечно, что я забочусь о тебе больше, чем дозволено.

– Вот что Зейд должна была проверить, – сказала я, пытаясь не дать горечи прорваться в мой голос.

Он заерзал, и только я могла это заметить. Он никогда не выказывал ни малейшего сожаления из-за того, что подвергал меня смертельной опасности в детстве. Этот секундный дискомфорт – единственное, на что я могла рассчитывать.

– Я не собираюсь давать им подсказки насчет своих настоящих проблем, – сказал он, передавая мне монету. – Сделай с ней то, что считаешь нужным.

– Я отдам ее принцу Люсиану Киггзу, хотя не знаю, что мы можем сделать с твоим расплывчатым предчувствием. Посоветуешь, как узнать саарантрас Имланна?

– Я узнаю его, если только он не станет скрываться. Я бы узнал его по запаху, – сказал Орма. – Саарантрас моего отца был худощавым, но он мог потратить шестнадцать лет на упражнения или злоупотребление заварным кремом. Не знаю. У него были голубые глаза, необычные для саарантраса, но не южанина. Светлые волосы, которые легко перекрасить.

– Мог бы Имланн так же легко притвориться человеком, как Линн? – спросила я. – Он научен придворным манерам или обладает музыкальным талантом, как его дети? Где он может попытаться смешаться с толпой?

– Думаю, лучше всего он бы сошел за солдата или придворного, но он знает, что так я и подумаю. Поэтому он будет там, где никто не ожидает его увидеть.

– Если бы он присутствовал на похоронах и видел тебя, а ты его – нет, скорее всего, он бы стоял… – Псы святых. Орма стоял в центре. Я видела его из-за хоровой ширмы. Его можно было узнать из любого угла.

Орма напрягся:

– Сама не ищи Имланна. Он может убить тебя.

– Он не знает о моем существовании.

– Ему не обязательно знать, кто ты, чтобы убить, – ответил Орма. – Ему достаточно того, что ты пытаешься помешать ему исполнить задуманное.

– Понятно, – сказала я, усмехнувшись. – Лучше принц Люсиан Киггз, чем я, значит.

– Да!

Ярость этого «да» заставила меня отшатнуться. Я не могла ответить, эмоции давили на горло.

Кто-то постучал в кривую дверь. Я отодвинула ее в сторону, думая, что увижу одного из монахов-библиотекарей.

Там стоял, прислонившись к стене, Базинд, неловкий новокожий, и громко дышал ртом. Его глаза смотрели в разные стороны. Я отшатнулась, держа перед собой дверь, словно щит. Он протолкнулся мимо, звеня, словно венок всех святых, уставившись на комнату и спотыкаясь о груды книг.

В мгновение ока Орма встал на ноги.

– Саар Базинд, – сказал он, – что привело тебя сюда?

Базинд порылся в своей рубашке, затем в штанах, наконец обнаружив сложенное письмо, адресованное Орме. Орма быстро ознакомился с ним и передал мне. Я поставила дверь на место и, схватив письмо двумя пальцами, прочитала:

Орма, ты помнишь саара Базинда? Мы считаем его бесполезным в посольстве. Ардмагар определенно чем-то обязан матери Базинда за то, что та сдала своего накапливающего сокровища мужа. Иначе Базинду никогда бы не позволили прибыть на юг. Ему необходимы коррекционные уроки человеческого поведения. Учитывая историю твоей семьи и твою способность походить на людей, я подумала, что ты будешь идеальным учителем.

Потрать на него свое свободное время, ведь ты не в том положении, чтобы отказаться от этой просьбы. Первым делом убеди его носить одежду на публике. Ситуация так ужасна. Все в арде, Эскар.

Орма не издал ни крика разочарования. Я крикнула вместо него:

– Святой Даан на сковородке!

– Очевидно, они очень хотят избавиться от него, чтобы не мешался под ногами, пока готовятся к приезду Ардмагара, – спокойно сказал Орма. – В этом есть смысл.

– Но что ты будешь с ним делать? – Я понизила голос, потому что кто угодно мог стоять по ту сторону книжных полок. – Ты пытаешься казаться человеком перед своими учениками музыки. Как ты объяснишь присутствие новокожего?

– Я что-нибудь придумаю. – Он нежно забрал книгу из рук Базинда и поставил ее высоко на полку. – Я могу вполне правдоподобно слечь с пневмонией в это время года.

Я не хотела уходить, пока не смогу убедиться, что все хорошо, и особенно мне не хотелось оставлять его с новокожим, но Орма был непреклонен.

– Тебе нужно многое сделать, – сказал он, поднимая для меня дверь. – Насколько я помню, у тебя назначена встреча с принцем Люсианом Киггзом.

– Я надеялась на урок музыки, – с досадой сказала я.

– Могу дать тебе домашнее задание, – ответил он, раздражая тем, что не заметил моего разочарования. – Зайди в церковь Святой Гобайт и посмотри на новый мегагармониум. Его только что закончили, и, как я понимаю, он строился по нескольким интригующим акустическим принципам, еще не испробованным на инструменте такого масштаба.

Он попытался улыбнуться, чтобы показать, что у него все хорошо. А потом опустил дверь перед моим лицом.

Я направилась к собору, как и посоветовал сделать Орма, потому что идти во дворец не хотелось. Небо набросило на солнце тонкую белую вуаль, поднялся ветер. Возможно, скоро пойдет снег. До Спекулуса, самой длинной ночи года, оставалось пять дней. Как говорится: чем длиннее день, тем крепче холод.

Часы Комонота виднелись на другой стороне кафедральной площади. Числа определенно сменились утром, значит, примерно в такое время прибудет Комонот. Я ценила такую педантичность и остановилась, чтобы взглянуть, как механические фигуры появляются из маленьких дверей в циферблате. Ярко-зеленый дракон и королева, одетая в пурпур, ступили вперед, поклонились, по очереди пробежались друг за другом, а затем подняли флаг, который, как я догадывалась, символизировал Мирный Договор. Послышался скрипучий лязгающий звук, и массивные часы показали на тройку.