Рейчел Хартман - Серафина [litres]

Платок насквозь пропитался кровью. Она стекала по моему платью до самого пола. Зрение затуманилось, но девушки взяли меня под руки, подняли и, болтая, повели прочь. Они пошли со мной наверх, в покои, которые принадлежали, как я решила, Милли.

– …У нас почти один размер, – возбужденно взвизгнула Глиссельда. – Мы наконец поможем тебе стать красоткой!

– Сначала займемся более важным, принцесса, – сказала Милли. – Давайте осмотрим ее руку.

Мне понадобились швы. Они вызвали хирурга самой королевы. Он дал мне выпить стакан сливового бренди, потом еще один, пока я не проглотила третий. Оказалось, что усыпляющий эффект напитка не действует на меня, поэтому он наконец сдался и наложил швы, выражая неодобрение при виде моих слез и вслух досадуя, что я не выпила больше. Я думала, что девочки отвернутся, но они этого не сделали. Они ахали, прижимаясь друг к другу, но наблюдали за каждым уколом иглы и натяжением нитки.

– Можно узнать, как вы сотворили такое с собой, учительница музыки? – спросил хирург, флегматичный пожилой мужчина без единого волоса на голове.

– Она упала, – ответила Глиссельда. – На что-то… острое.

– В подвале, – добавила Милли, что, конечно же, добавило истории правдоподобия. Хирург закатил глаза, но не вдаваться же в подробности.

Как только девушки выпроводили его, Глиссельда стала серьезной.

– Как это произошло?

Казалось, что алкоголь наконец ударил мне в голову, после бренди, потери крови и ужасного ужина комната закачалась перед моими глазами. Как бы я ни хотела соврать им – ведь как могла я сказать Глиссельде, что это ее мать порезала меня, – мне в голову не приходила никакая другая, похожая на правду история. По крайней мере, не стану упоминать принцессу Дион.

– До вас дошли слухи, что я… саар?

Упадите Небеса, если до нее дошли и другие.

– Это злобно, – сказала принцесса, – и совершенно безосновательно.

– Я еще не проходила проверку крови. И некоторые фанатичные… и бдительные решили мне помочь.

Глиссельда вскочила на ноги, закипая от возмущения.

– Разве не этого мы хотели избежать?

– Так и есть, принцесса, – сказала Милли, качая головой и ставя чайник на огонь.

– Серафина, я в ужасе, что дошло до такого, – сказала принцесса. – Моя изначальная идея…

– И Люсиана, – сказала Милли, которой явно было позволено прерывать вторую наследницу.

Глиссельда бросила на нее раздраженный взгляд.

– Один из его порфирийских философов тоже помог, если собираешься упомянуть всех. Идея состояла в том, чтобы проверить кровь всех, от само́й бабушки до самого ничтожного поваренка, благородных и простолюдинов, людей и драконов.

– Но несколько аристократов и сановников яростно протестовали против этого. «Нас должны избавить от этого! Мы благородные люди!» В конце концов, только придворные со сроком пребывания при дворе менее двух лет и простолюдины должны были пройти проверку – и видишь результат, моя Милли? Самосуд, а тот ублюдок Апсига сбегает без царапинки.

Глиссельда продолжала бушевать, но я не могла сосредоточиться. Комната качалась, как палуба корабля. Теперь я была совершенно пьяна. Я страдала от иллюзии, что моя голова вот-вот отпадет от тела, потому что она была слишком тяжелой, чтобы держаться на плечах. Кто-то что-то говорил, но мне понадобилось несколько минут, чтобы помочь словам достичь моего сознания.

– Держи, по крайней мере, необходимо сменить ее окровавленное платье до того, как вернется дама Окра.

– Нет, нет – сказала я или собиралась сказать. Намерение и действия причудливым образом смешались, а разум словно полностью покинул меня в эту ночь. У Милли была высокая ширма, расписанная плакучей ивой и водными лилиями, и я позволила им увести себя за нее.

– Ладно, но нужно заменить только верхнюю часть платья, – сказала я, и мои слова поплыли над ширмой, словно вялые бесполезные пузырьки.

– Из тебя кровь хлестала, – сказала Милли. – Платье точно целиком промокло.

– Никто не увидит, что внизу… – начала я, как в тумане.

Глиссельда заглянула за край лакированной ширмы. Я ахнула и чуть не упала, хотя все еще была одета.

– Мне стоило знать, – прочирикала она. – Милли! Здесь и верхнее, и нижнее платье!

Милли вытащила рубашку из самого мягкого белого льна, когда-либо виденного мной. Я хотела надеть ее, что еще больше мешало мне здраво мыслить. На другой стороне комнаты девушки спорили из-за цвета платья. Они определенно ушли в сложные вычисления, чтобы подчеркнуть мой цвет кожи и волос. Я хихикала и начала объяснять, как решить квадратное уравнение цвета кожи, хотя и не могла его вспомнить.

Я сняла почти всю одежду – и благоразумие вместе с ней, – когда Глиссельда заглянула за край ширмы позади меня, говоря:

– Поднеси вот это красное к подбородку и дай посмотреть – ох!

Ее крик на мгновение вернул мир перед моими глазами на место. Я развернулась, чтобы взглянуть на нее, но она исчезла. Комната качалась. Она увидела ленту серебряной чешуи на моей спине. Я прижала ладонь ко рту, чтобы не закричать.

Они усердно шептались, и голос Глиссельды казался визгливым от волнения. Голос Милли, напротив, спокойным и разумным. Я натянула рубашку Милли через голову, в спешке чуть не порвав шов на плече, потому что не могла разобраться, где мои конечности или как ими двигать. Я свернулась на полу, скомкав мое собственное платье и прижав его ко рту, потому что слишком тяжело дышала. В агонии я ждала, когда одна из них что-нибудь скажет.

– Фина? – позвала принцесса Глиссельда наконец, стуча по ширме, словно в дверь. – Это что… ноша святого?

Мой одурманенный мозг не мог разобрать ее слов. Что было ношей святого? Рефлекторно я хотела ответить «нет», но, к счастью, смогла сдержаться. Она предлагала мне выход. Если бы я только смогла понять, о чем речь…

Мне удалось промолчать. Она не слышала, как слезы текут по моим щекам. Я сделала глубокий вдох и дрожащим голосом произнесла:

– Что ноша святого?

– Тот серебряный пояс на тебе.

Я поблагодарила всех святых на небесах и их псов. Она не поверила собственным глазам. Какой безумный должен был признать, что из человеческой кожи растет драконья чешуя? Должно быть, это нечто другое, что угодно. Я кашлянула, чтобы в моем голосе перестали быть слышны слезы, и постаралась говорить обыденно:

– А, это. Да, ноша святого.

– Какого святого?

Какого святого… какого святого… я не могла вспомнить ни одного святого. К счастью, встряла Милли:

– Моя тетя носила железный ножной браслет святого Витта. Сработало: она больше не сомневалась.

Я закрыла глаза. Было легче мыслить связно, когда зрение не отвлекало. Я добавила немного правды:

– В день моего благословения моей покровительницей стала святая Йиртрудис.