Рейчел Хартман - Серафина [litres]

Последнюю мысль я отпихнула подальше.

Я аккуратно упаковала красное платье и заправила постель. У меня никогда не получалось взбить перину так, как это делала Энн-Мари. Она поймет, что я спала здесь. А, ну и пусть. Папе придется объяснять.

С Энн-Мари прощаться было не нужно. Она знала, кем я являюсь, и, казалось, ей было легче, когда я вела себя, как бездумный саар. Я открыла входную дверь, готовая с головой окунуться в снежный город, когда позади меня раздался топот тапочек. Я повернулась и увидела, что ко мне подбежали сводные сестры.

– Ты нашла, что искала? – спросила Жанна, нахмурив бледный лоб. – Потому что папа велел отдать тебе вот это.

Тесси держала в руке длинную изящную шкатулку, а в другой – сложенное письмо.

– Спасибо. – Я положила и то и другое в сумочку, чтобы открыть ее, когда останусь наедине с собой.

Они прикусили губу совершенно одинаково, хотя были и не совсем похожи. Волосы Жанны были цвета клеверного меда, а у Тесси были темные папины волосы, как и у меня. Я спросила:

– Вам через несколько месяцев будет одиннадцать, да? Вы… вы хотели бы увидеть дворец на День рождения? Если ваша мама не против, конечно.

Они кивнули, стесняясь меня.

– Тогда хорошо. Я все устрою. Вы сможете встретиться с принцессами. – Они не ответили, а я не знала, что еще сказать. Я попыталась. Я махнула на прощание и сбежала по заснеженным улицам к своему дяде.

Квартира Ормы – единственная комната над магазином продавца карт, ближе к дому моего отца, чем к Святой Иде, поэтому я сначала заглянула туда. Базинд открыл дверь, но понятия не имел, куда ушел мой дядя.

– Если бы я знал, я был бы с ним, – объяснил он. Его голос хрустел, как песок в моем чулке. Он смотрел в пространство, обгрызая заусенец зубами, пока я передавала ему сообщение. Я совсем не была уверена, что мое сообщение доставят.

Беспокойство заставило меня поспешить к Святой Иде.

Улицы были забиты людьми, желающими увидеть Золотые пьесы. Я подумывала пройти у реки, где было не столько народа, но я недостаточно тепло оделась. Толпа на улицах, по крайней мере, мешала ветру. Примерно у каждого квартала стояли огромные жаровни с углем, чтобы зрители не замерзли. Я воспользовалась такой, когда не смогла подобраться поближе.

Я не собиралась смотреть пьесы, но было трудно не остановиться при виде огромной головы святого Витта, извергающей пламя, рядом со складом гильдии стеклодувов. Язык пламени длиной в десять метров вырвался из головы, и все закричали. Святой Витт сам поджег свои брови – не специально, но Небеса, как же свирепо он смотрелся с горящими бровями!

– Святой Витт храпит и плюется! – пела толпа.

Конечно же, в жизни святой Витт не обладал такими драконьими талантами. Это была метафора его пламенного темперамента или его осуждения неверующих. Или, возможно, кто-то в гильдии стеклодувов проснулся посреди ночи с фантастической идеей, несмотря на то что теологически она могла быть неверна.

Золотые пьесы показывали жизнеописания святых как хотели, потому что в действительности никто точно не знал, как все было. Житие святых содержало много противоречий, поэмы в псалтырях делу не помогали, а еще были статуи. Например, святой Полипус в Житиях имел три ноги, но на деревенских надгробиях их было аж двадцать. В нашем соборе у святой Гобнайт было пять благословенных пчел, в Южном Форки она была знаменита тем, что изображалась в виде пчелы величиной с корову, с жалом длиной с руку. Моя покровительница-заместитель святая Капити обычно несла отрубленную голову на тарелке, но в некоторых историях у ее головы были собственные крошечные ножки, и она сама бегала повсюду, браня людей.

Если отнестись внимательнее к правде, конечно, мой псалтырь изначально выбрал святую Йиртрудис. Я видела ее только с черным лицом или разбитой в пыль головой, так что, скорее всего, она была самой страшной из всех святых.

Я продолжала идти вперед, мимо яблока святой Лулы и огромного крохаля святой Катанды, мимо святого Огдо, убивающего дракона, святого Йена с его обычными выходками, которые часто включали в себя обрюхачивание всей деревни. Я прошла мимо жареных каштанов, пирогов и выпечки, от которых мой живот заурчал. Впереди я слышала музыку: свирель, лютню и барабан – интересная порфирийская комбинация. Над головами толпы я заметила верхние этажи пирамиды акробатов, которая, судя по их виду и…

Нет, не акробатов. Танцоров пигегирии. И человек на верхушке был похож на Фруктовую Летучую Мышь.

То есть Абдо. Милая святая Сьюкр. Это и был Абдо, в просторных штанах из зеленого сатина. Его голые руки поднимались, словно змеи, к зимнему небу.

Он все время был здесь, пытался найти меня, а я отталкивала его.

Я смотрела на танцоров с открытым ртом, когда кто-то схватил меня за руку. Я испугалась и вскрикнула.

– Тише. Идем, – пробормотал голос Ормы у моего уха. – У меня мало времени. Я сбежал от Базинда и не уверен, что смогу сделать это снова. Думаю, посольство платит ему, чтобы следил за мной.

Он все еще держал меня за руку. Я накрыла его руку своей. Толпа омывала нас, словно река остров.

– Я узнала сегодня кое-что новое из моего материнского воспоминания об Имланне, – сказала я ему. – Можем найти место потише, чтобы поговорить?

Он отпустил мою руку и двинулся в переулок. Я последовала за ним через лабиринт кирпичных стен и бочек, запасов дров и вверх по ступеням маленького храма Святой Клэр. Я отшатнулась, когда увидела ее – подумав о Киггзе, приняв ее пристальный взгляд за критикующий, – но я уважительно поцеловала костяшки пальцев и сосредоточилась на своем дяде.

Его фальшивая борода потерялась, или он не стал надевать ее. У его губ пролегли глубокие морщины, отчего он показался неожиданно старым.

– Быстрее, – сказал он. – Если бы я не заметил тебя, я бы уже исчез.

Я нервно вдохнула. Я почти упустила его.

– Твоя сестра однажды подслушала, как Имланн общался с группой генералов-предателей. Один из них, генерал Акара, сыграл главную роль в изгнании гореддийских рыцарей.

– Акара – знакомое имя, – сказал Орма. – Его поймали, но Ардмагар приказал удалить его мозг почти до основания. Он потерял бо́льшую часть способности функционировать.

– Королева знает? – спросила я потрясенно. – Рыцарей изгнали под ложным предлогом, но никто ничего не сделал, чтобы исправить это!

Мой дядя пожал плечами:

– Сомневаюсь, что Комоноту были не по душе такие последствия.

Увы, так я и думала. Правила Комонота распространялись не на всех. Я сказала:

– Если эта группа попала в ряды рыцарей, они могут быть в действительности повсюду.

Орма уставился на святую Клэр в раздумьях.