Рейчел Хартман - Серафина [litres]

– Еретичка? – Они обе ахнули. Казалось, никто не знал, почему святую Йиртрудис причислили к еретикам, но это не имело значения. Сама идея богохульства была ужасна.

– Священник сказал нам, что Небеса имели в виду святую Капити, – продолжила я, – но с того момента и по сей день мне нужно было носить серебряный пояс, чтобы, эм, отвратить ересь.

Это впечатлило и определенно удовлетворило их. Они передали мне платье. Красный победил в их спорах. Они сделали мне прическу и поразились тому, какой милой я могла быть, когда хотела.

– Оставь платье себе, – настаивала Милли. – Надень его на годовщину Мирного Договора.

– Ты сама щедрость, моя Милли! – сказала Глиссельда, гордо ущипнув Милли за ухо, словно она сама изобрела свою даму.

Стук в дверь сообщил о приходе дамы Окра, которая встала на цыпочки и заглянула Милли через плечо.

– Ее залатали? Я как раз нашла подходящего человека, который уведет ее в безопасное место – после чего мне нужно поговорить с тобой, инфанта.

Милли и принцесса помогли мне подняться на ноги.

– Мне так жаль, – тепло прошептала Глиссельда мне на ухо. Я взглянула на нее. Все казалось сияющим после трех стаканов бренди, но блеск в уголках ее глаз был вполне настоящим.

Дама Окра выгнала меня за дверь к моему отцу.

Холодный ветер в открытых санях не помогал протрезветь. Санями управлял мой отец. Мы делили один коврик на коленях и подставку для ног. Моя голова то опускалась, то поднималась, и он позволил положить ее ему на плечо. Если бы я заплакала, мои слезы замерзли бы на щеках.

– Мне так жаль, папа, я пыталась держаться одна, я не хотела, чтобы все пошло не так, – пробормотала я в его темный шерстяной плащ. Он ничего не сказал, что необъяснимым образом подбодрило меня. Я широким жестом окинула темный город, отличный фон для моего пьяного чувства эпической трагической судьбы. – Но они отсылают Орму прочь, и это моя вина. И я так красиво играла на флейте, что влюбилась во всех и захотела всего. А я не могу всем этим обладать. И мне стыдно бежать.

– Ты не сбегаешь, – сказала папа, взяв поводья в одну руку в перчатке, и, колеблясь, похлопал меня другой по колену. – По крайней мере, тебе не нужно принимать решение до утра.

– Ты не собираешься навсегда запереть меня? – спросила я, почти плача. Трезвая часть моего мозга словно наблюдала за моими действиями со стороны, презрительно цокая языком и напоминая мне, что стоит стыдиться, но не пытаясь остановить меня.

Папа проигнорировал этот комментарий, что, скорее всего, было мудрым решением. Снег блестел на его серой адвокатской шапочке, маленькие капельки пристали к его бровям и ресницам. Он говорил размеренно.

– Ты влюбилась в кого-то определенного или просто в то, чем не сможешь обладать?

– И то и другое, – сказала я, – В Люсиана Киггза.

– Ах. – Какое-то время слышался только звон колокольчиков, фырканье лошадей на морозе и скрип примятого снега под полозьями саней. Моя голова казалась тяжелой.

Я вздрогнула и проснулась. Отец что-то говорил.

– …Что она никогда мне не доверяла. Это ранило сильнее всего прочего. Она считала, что я перестану любить ее, если узнаю правду. Она стольким рисковала, но так и не рискнула самым важным. Один к тысяче лучше, чем ноль, но она выбрала ноль. Потому что как бы я мог любить ее, если не видел? Кого именно я любил?

Я кивнула и, снова дернувшись, проснулась. Воздух казался живым, ярким от снежинок.

Он продолжал:

– …Время обдумать все это, и я больше не боюсь. Мне больно, что ты унаследовала ее разрушающий дом обмана, и вместо того, чтобы уничтожить его окончательно, я укрепил его еще большим обманом. Только мне нужно платить эту цену. Если ты боишься за себя, это правильно, но не бойся за меня…

Потом он слегка потряс мое плечо.

– Серафина. Мы дома.

Я обняла его. Он опустил меня на землю и повел через освещенный дверной проем.

На следующее утро я долго лежала, уставившись в потолок моей старой комнаты, гадая, придумала ли я бо́льшую часть его слов. Это не было похоже на разговор, который мог состояться с моим отцом, пусть даже мы оба были бы пьяны, как сапожники.

Солнце светило невозможно ярко, во рту стоял жутко неприятный привкус, однако во всем остальном я чувствовала себя хорошо. Я взглянула на свой сад, о котором вчера забыла, но все были спокойны, даже Фруктовая Летучая Мышь на дереве не требовал моего внимания. Я поднялась, надела старое платье, которое нашла в шкафу. Красное, в котором я приехала, было слишком хорошим для обычного дня. Я спустилась на кухню. Смех и запах утреннего хлеба плыли ко мне по коридору. Я остановилась, положив руку на кухонную дверь, различая голоса один за другим, боясь ступить в эту теплую комнату и заморозить ее.

Я сделала глубокий вдох и открыла дверь. Мгновение до того, как мое присутствие заметили, я наслаждалась этой уютной домашней сценкой: горящий камин, три красивых подноса из лазурита, висящие над камином, маленькое окно алтарей святой Лулы и святого Яна, и новое святого Абастера, развешенные травы и пучки лука. Моя мачеха, по локти в тесте, подняла взгляд при скрипе двери и побледнела. За тяжелым кухонным столом Тесси и Жанна, близняшки, очищали яблоки. Они замерли, молча уставившись на меня. Изо рта Тесси свисала длинная кожурка, словно зеленый язык. Мои маленькие сводные братья Пол и Нед неуверенно взглянули на свою мать.

Я оставалась незнакомкой в этой семье. Так было всегда.

Энн-Мари вытерла руки о передник и попыталась улыбнуться.

– Серафина. Добро пожаловать. Если ищешь своего отца, он уже уехал во дворец. – Она в смятении нахмурилась. – Ты оттуда? Вы разминулись по пути.

Теперь, задумавшись, я поняла, что не помнила, чтобы кто-то встречал нас у дверей прошлой ночью. Отец провел меня наверх тайком, не говоря ей? Это было больше похоже на папу, чем разговор о любви, лжи и страхе.

Я попыталась улыбнуться. Между мной и моей мачехой был молчаливый уговор: мы обе пытались.

– Я… в действительности я пришла забрать кое-что из вещей. Из, эм, моей комнаты. Я забыла взять их с собой, а они мне нужны.

Энн-Мари живо закивала. «Да, да, хорошо. Эта странная падчерица скоро уйдет».

– Пожалуйста, поднимайся. Это все еще твой дом.

Я направилась обратно наверх, слегка ошеломленная, жалея, что не рассказала ей правду, что мне теперь делать с завтраком? Поразительно, но мой кошелек проделал весь путь со мной, а не лежал на полу комнаты Милли. Я смогу купить себе где-то булочку или… мое сердце подскочило. Я могла бы встретиться с Ормой! Он надеялся, что я приду повидать его сегодня. По крайней мере, таков был план. Я удивлю Орму до того, как он исчезнет навсегда.