Рейчел Хартман - Серафина [litres]

– Что вы? – спросил Ардмагар с внезапной суровостью в голосе. – Не испорченный маньяк. Вы известны на севере как бесстрастный толкователь Мирного Договора – вы это понимаете? Вы защищали драконов в суде, когда никто другой не стал бы этого делать. Не думайте, что мы не заметили. И все же именно вы забрали нашу дочь.

– Я не знал, – хрипло ответил мой отец.

– Нет, но она знала. – Комонот положил руку на лысеющую голову отца, зачарованный тайной. – Что она видела? И почему я этого не вижу?

Папа отошел, поклонился и направился дальше по коридору. На мгновение в печальном изгибе его плеч я увидела то, что Комонот не мог: внутреннюю добропорядочность, бремя, которое он нес так долго, бесконечные попытки сделать все правильно, несмотря на это необратимое зло. Горюющего мужа и испуганного отца, автора всех этих любовных песен. Впервые я поняла.

Казалось, Комонота не тронул поспешный уход моего отца. Он взял меня за руку и хрипло прошептал мне в ухо, словно маленький ребенок:

– Твой дядя в больнице семинарии.

Я уставилась на него:

– Он обратился?

Ардмагар пожал плечами:

– Он был тверд в своем решении, что ни один врач-саар к нему не приблизится. Кажется, он считает, что они сразу же на месте проведут эксцизию. В любом случае, завтра он исчезнет.

Я отодвинулась от него:

– Потому что Базинд заберет его, чтобы удалить его мозг?

Комонот облизнул толстые губы, словно ему нужно было ощутить мою горечь, чтобы понять ее.

– Совсем нет. Я прощаю Орму – не то чтобы Цензоры подчинялись решениям изгнанного Ардмагара. В полночь Эскар незаметно заберет его, и даже я не знаю куда. Возможно, пройдет много времени, прежде чем ты снова увидишь его.

– Не говорите, что вы потворствуете эмоциональным преступникам!

В его остром взгляде светился ум, которого я раньше не замечала. Ардмагар сказал:

– Потворствую, нет, но, возможно, лучше понимаю скрытые проблемы. Я думал, что знаю, что драконам стоит изучать, а что нет, но теперь вижу, что мое мнение было словно окаменевшим. Я был так же упрям в своих взглядах, как и старые закостенелые генералы, укравшие мою страну.

Он потянулся к моей руке, поднял ее и прижал к своей шее. Я попыталась отдернуть руку, но он крепко ее держал и произнес:

– Пусть это станет символом моего согласия обучаться у тебя. Я сомневаюсь, что ты согласишься укусить меня за затылок. Ты мой учитель. Я буду слушать и пытаться научиться.

– Я постараюсь быть достойной вашего уважения, – ответила я, когда слова матери вырвались на поверхность из глубин коробки с воспоминаниями. Мне хотелось добавить и свои собственные: – И я постараюсь сочувственно относиться к вашим попыткам, даже когда вы будете терпеть неудачу.

– Хорошо сказано, – заметил он, отпуская меня. – Теперь иди. Скажи своему дяде, что любишь его. Ты же любишь его, да?

– Да, – ответила я, и внезапно мой голос охрип.

– Иди. Серафина, – окликнул меня Ардмагар, – я сожалею о твоей матери. Поверь, это так. – Он показал на свой живот. – Там, да? Так это ощущают?

Я присела в глубоком реверансе и поспешила прочь.

Пожилой монах провел меня в больничное крыло.

– Он здесь один. Как только другие больные узнали, что сюда прибудет дракон, они волшебным образом исцелились! Хромые – смогли ходить, а слепые решили, что им не так уж нужно видеть. Он – панацея.

Я поблагодарила мужчину и зашла тихо на тот случай, если мой дядя спал. В дальнем конце палаты рядом с единственным окном Орма лежал на подушках, разговаривая с Эскар. Я подошла поближе и поняла, что они не совсем разговаривали. Они подняли руки и касались лишь кончиками пальцев. Они по очереди пробегали кончиками пальцев по ладони другого.

Я прочистила горло. Эскар поднялась с кровати с каменным лицом, преисполненная достоинства.

– Простите! – сказала я, не зная, за что извиняюсь. Не то чтобы я застала их за какой-то проказой.

Только вот возможно, что и так, с точки зрения дракона. Я плотно закрыла рот, чтобы не захихикать. Я сомневалась, что Эскар простит хихиканье.

– Мне хотелось бы поговорить с дядей, прежде чем вы заберете его. Спасибо, что помогли ему, – сказала я.

Она отошла, но словно не собиралась уходить, пока Орма не сказал:

– Эскар, иди. Возвращайся позже. – Она коротко кивнула, запахнула мантию поплотнее и ушла.

Я косо глянула на него:

– Что вы двое…

– Стимулировали кортиковые нервные реакции, – ответил мой дядя, пугающе улыбаясь. Монахи явно давали ему что-то от боли. Казалось, он расслабился и смягчился по краям. Его правая рука была забинтована и помещена в лубок. Линия его челюсти была покрыта белыми пятнами – так выглядят синяки, если у вас серебряная кровь. Я не видела ожогов. Его голова откинулась на подушки. – Она величественна в своем образе. Я уже забыл. Прошли годы. Она была сверстницей Линн, знаешь ли. Приходила в мамино гнездо, чтобы выпотрошить туров.

– Мы можем доверять ей? – спросила я, неохотно говоря об этом, ведь он казался таким спокойным. – Она несет ответственность за Зейд и Базинда. Ты уверен…

– Не за Базинда.

Я нахмурилась, но не стала продолжать. Я постаралась улучшить собственное настроение, поддразнив его.

– Так ты соскочил с крючка, старый преступник.

Его брови сошлись, и я задумалась, не слишком ли далеко зашла с шуткой. Оказалось, его беспокоило нечто другое:

– Не знаю, когда увижу тебя снова.

Я похлопала его по руке, пытаясь улыбнуться.

– По крайней мере, ты узнаешь меня, когда увидишь.

– Может пройти много времени, Серафина. К тому времени тебе может быть лет сорок и ты уже родишь шесть детей.

Он явно был не в себе, если говорил такую чепуху.

– Может, я и буду среднего возраста, но никто не женится на мне, и, конечно, я не могу иметь детей. Мулы не могут. Полукровки – конец линии.

Он с блаженным видом глянул в пустоту:

– Интересно, правда ли это.

– Мне не интересно. Я пришла попрощаться и пожелать тебе хорошего пути, а не гадать насчет моих репродуктивных возможностей.

– Говоришь, как дракон, – сонно заметил он. Его веки тяжелели.

Я вытерла глаза.

– Я буду так скучать по тебе!

Он повернул ко мне голову:

– Я спас маленького мальчика. Он перепрыгнул с шеи Имланна на мою, а затем я упал в воду, и он затанцевал. Он танцевал прямо на моем животе, и я даже почувствовал это.

– Он танцевал на тебе. Конечно, ты почувствовал.

– Нет, не так. По-другому. Я не был саарантрасом, но я… испытывал счастье, пусть мои ноги были переломаны, а вода казалась ледяной. А потом спустилась Эскар, и я испытал благодарность. И солнце светило, и мне стало грустно из-за отца. И тебя.

– Почему из-за меня?