Марлон Джеймс - Черный Леопард, Рыжий Волк [litres]

Я поменялся с ним местами, медленно двинулся спиной вперед в другой конец комнаты. Задел ногой табурет и убрал его с пути. Медленно двигаясь за мною следом, Мосси поднял табурет за ножку. Прямо перед стеной, той, из какой стол выезжал, я остановился и обернулся. Каша, древесное масло, веревка из высушенной травы, а еще пот и вонь немытого тела. За стеной? В стене? Я ткнул пальцем в деревянные планки и по выражению лица Мосси понял, что он задается теми же вопросами. Я шлепнул по дереву, и что-то зашуршало, словно крыса.

Провел пальцами по верху дерева и наткнулся на щель размером пальца в три. Своими пальцами ухватился за планки и рванул. Рванул еще раз, и дерево отошло от стены. Ухватившись хорошенько рукой, я оторвал планку.

– Мосси, боги милостивые!

Он заглянул и шумно втянул в себя воздух. Мы стояли, глядя во все глаза. Ухватились за планки обшивки высотой с наш рост и отодрали их, а те, что не поддавались, сбивали ногами и пинками отбрасывали. Мосси хватался за доски едва ли не панически. Мы рвали, отдирали и отбивали, пока не проделали в стене дыру шириной с быка.

Малый не стоял и не лежал, а прислонялся к постели из сухой травы. Глаза его были широко раскрыты, в них стоял ужас. Он был перепуган, но не мог слова сказать, пытался убежать, но не сумел. Кричать малый не мог, потому как в рот и в глотку ему затолкали что-то вроде внутренностей животного. Двинуться он не мог из-за веревок. Каждая конечность: ступни, ноги, пальцы ног, руки, ладони, шея и каждый палец – была привязана к веревке и тянула ее. Глаза его, широко распахнутые и влажные, казались слепыми, как река, а черные круги вокруг – серыми, как хмурое небо. По виду слепой, он видел нас и в такой ужас пришел, когда мы придвинулись ближе, что сучил руками, скулил, хватался и пытался заслонить лицо от побоев. От этого комната обезумела: стол то вылезал, то убирался, дверь распахивалась и закрывалась, тросы на балконе то провисали, то натягивались, ночное ведро опорожнялось. Закрученная вокруг его талии веревка держала малого на месте, но в одной из досочек имелось отверстие, достаточно широкое, чтобы подглядывать, так что – да, видеть он мог.

– Мальчик, мы тебе не сделаем больно, – сказал Мосси. Он потянулся рукой к лицу малого, а тот дергался головой назад, бахаясь раз за разом о сушеную траву, отворачивался, будто удара ждал, из глаз его полились слезы. Мосси тронул его щеку, и малый давился криком в забивших ему рот внутренностях.

– Он нашего языка не знает, – сказал я.

– Посмотри на нас, мы не из синих. Мы вовсе не из синих, – говорил Мосси, долго и медленно оглаживая мальчишескую щеку.

А малый по-прежнему сучил руками и брыкался, а столы, окна, двери по-прежнему открывались и закрывались, распахивались и захлопывались. Мосси продолжал гладить его щеку, пока не замедлил движения, а потом и перестал.

– Эти веревки, видать, колдовством завязывали, – ворчал я. Никак не мог справиться с узлами. Мосси сунул палец в щель на своей правой сандалии и вытащил небольшой ножичек.

– Меньше вероятности, что стражники искать станут, если в дерьмо наступить, – пояснил он.

Мы обрезали все веревки на малом, но он стоял как стоял, прислоняясь к сушеной траве, голый, весь в поту, с широко раскрытыми глазами, будто ничего, кроме потрясения, не испытывал. Мосси ухватил кишку, забивавшую малому рот, глянул на него печально и произнес:

– Мне очень, очень жаль.

И потянул за кишку не быстро, но решительно, не останавливаясь, пока она вся не вышла. Малого вырвало. Веревки все были перерезаны, и дверь со всеми окнами плотно закрылись. Малый смотрел на нас, на теле его видны были следы ожогов от веревок, губы ходуном ходили, будто он вот-вот заговорит. Я не сказал Мосси, что мальчишке вполне могли язык отрезать. Мосси, префект в одном из самых неспокойных городов на севере, повидал всякое, но не такое зверство.

– Мосси, каждый дом, каждая комната, вагоны те – они все такие же.

– Знаю. Знаю.

– Всюду, куда я попадаю, отыскивая мальца, чтобы этого мальца спасти, я сталкиваюсь с чем-то худшим, чем то, от чего мы его спасаем.

– Следопыт.

– Как же так? Ты и я – мы одинаковые, Мосси. Когда люди обращаются к нам, мы знаем, что нам вот-вот встреча со злом уготована. Лгут, обманывают, избивают, калечат, убивают. У меня крепкий желудок. Только мы все равно монстрами считаем тех, у кого когти, чешуя и шкура.

Малый рассматривал Мосси, пока тот его по плечам оглаживал. Он перестал дрожать, но смотрел куда-то в балконную дверь, будто снаружи было такое, чего он никогда не видел. Мосси посадил его на табурет и повернулся ко мне.

– Ты думаешь о том, что ты можешь сделать, – сказал он.

– Если ты ничего не скажешь.

– Никогда не стану я говорить тебе, о чем думать. Вот только… Следопыт, послушай. Мы пришли сюда за мальцом. Нас двое против целого государства, и даже те, кто с нами пришел, вполне могут быть против нас.

– Всякий, кого встречаю, говорит мне: Следопыт, нет у тебя ничего, ради чего тебе стоило бы жить или ради чего умереть. Ты человек, который, если нынче ночью исчезнет, так ничья жизнь хуже ничуть не станет. Может, вот ради этого умереть стоит… Скажи.

– Что сказать?

– Скажи, что это больше меня и нас, что не наша это драка, что это путь для глупых, а не для мудрых, что ничего это не изменит… Ну, что ты скажешь?

– Кого из этих паршивых сукиных сынов мы убиваем первыми? – Я глаза вытаращил. – Подумай об этом, Следопыт. План в том, чтобы ни за что не дать нам уйти. Что ж, давай останемся. Эти трусы прожили без врагов до того долго, что, наверное, мечи за украшение почитают.

– У них людей сотни сотен. И еще сотнями больше.

– Нам незачем о сотнях беспокоиться. Всего о нескольких при дворе. Начиная с этой омерзительной Королевы. Путь идет как идет, играем дурачка. Скоро нас призовут ко двору, нынче вечером. А прямо сейчас надо бы на самом деле накормить этого…

– Мосси!

Табурет был пуст. Дверь на террасу раскачивалась взад-вперед. Малого в комнате не было. Мосси до того резво рванул на балкон, что мне пришлось ухватить его за плащ, чтоб он не свалился. Изо рта Мосси ни звука не вылетало, но он кричал. Я втащил его обратно в комнату, но он все равно рвался вперед. Я обхватывал его руками все крепче и крепче. Он перестал противиться и затих.

Мы дожидались темноты, чтобы отправиться на поиски О́го. Тот болван, что кормил меня, подошел к двери сообщить мне, что ужин будет при дворе, хотя и без Королевы. Мне следовало отправиться к докам ждать вагона, когда зазвучат барабаны. Нет? Да? Мосси стоял за дверью с ножом в руках. Кто-то, должно быть, увидел, как малый прыгнул навстречу смерти, даже если бедняжка не проронил ни звука на всем пути до земли. Или, может, смерть свалившегося раба не была в диковину в Долинго. Вот о чем я думал, пока этот человек старался просунуть голову в мою дверь. Не выдержав, я пригрозил: «Сэр, если вы войдете, я и вас отымею», – и его синяя кожа позеленела. Он произнес, что вернется для славнейшего завтрака завтра. Нет? Да.