Марлон Джеймс - Черный Леопард, Рыжий Волк [litres]

– Он говорил, что ты завел его в стаю гиен, но он сбежал.

– Он много чего наговорил, этот Найка. Что он рассказывал про мой глаз? Что я вырвал его у дохлой собаки и запихнул себе в лицо? Бедняга Найка, мог бы гриотом быть, только с историей мухлевал бы.

– Как же ты его ненавидишь!

– Ненавижу? Такое чувство у меня было, когда я найти его не мог. Я охотился за его сестрой и матерью. Убил бы их обеих. Обеих их разыскал. Ты меня слышишь, Найка? Я разыскал их. С матерью даже поговорил. Мне бы убить их, но я не убил, ты знаешь почему? Не потому, что мать рассказала мне обо всем, в чем упустила его.

– Я все сделаю, чтобы вернуть его обратно, – сказала Нсака Не Вампи.

– Ведьма Ипундулу мертва. Возврата нет.

– А что, если мы его убьем, Ипундулу? Ты сказал, что он ранен и ослаб. Если мы убьем его, Найка вернется ко мне.

– Никто никогда не убивал ни одного Ипундулу, как же, разрази нас гром тысячу раз, хоть одна душа узнает?

– Что, если мы его убьем?

– Что, если мне все равно? Что, если я сна не лишусь из-за смерти твоего мужика? Что, если чувствую я глубокую печаль, такую глубокую печаль, что сам не прибил его? Что, если тысячу раз насрать на это твое «мы»?

– Следопыт.

– Нет, Леопард.

– Это для тебя вроде приятной щекотки. Радость доставляет.

– Что доставляет мне радость?

– Видеть, как низко он пал.

– Ты так думаешь, не скажешь, что нет? Его я презираю, и даже глухой бог слышит, что нет у меня любви к тебе. Только – нет, это для меня не вроде приятной щекотки. Как я и сказал, мне отвратительно это. Он даже не стоит моего топора.

– Я обязательно верну его обратно.

– Так возвращай его обратно, чтоб я смог убить действительно мужчину, а не вот это, что тут перед нами.

– Следопыт, она идет с нами. Она пойдет за птицей-молнией, когда мы возьмем ребенка, – упорствовал Леопард.

– Леопард, тебе известно, кто такой птица-молния. Еще один, кто странствует с мальцом. Мы убили его брата. Мы с тобой. Помнишь того пожирателя плоти в буше, в заколдованном лесу, когда мы жили у Сангомы, ты помнишь? Того, кто меня подвесил на то дерево со всеми теми телами? Мы тогда еще мальчишками были.

– Босам.

– Асанбосам.

– Помню. Вонючий, гад. И место то вонючее. Брата его мы так и не нашли.

– Никогда и не искали.

– Об заклад побьюсь, он сдохнет от стрелы, как и брат его.

– Мы вчетвером не сумели его убить.

– Может, твои четверо…

– Не гадай о том, чего не знаешь, котяра.

– Вас обоих послушать… Болтаете, словно я пропала отсюда, – подала голос Нсака Не Вампи. – Я пойду с вами за мальцом, и я убью Ипундулу. И я обязательно верну своего Найку. Кем бы он ни был для вас, для меня он совсем другое – вот и все, что я скажу.

– Сколько раз он тебе душу рвал? Четыре? Шесть?

– Я сожалею обо всем, что он вам устроил. Только мне он ничего такого не устраивал.

– Это ты уже говорила. Только тем, чем он сейчас для тебя стал, он когда-то и для меня был. – Она смотрела на меня, а я на нее смотрел. Оба понимая друг друга.

– Если после всего этого он все же будет нужен тебе, если мы будем нужны тебе, мы будем ждать, – выговорила она.

Потом мы услышали глухой удар: Найка опять в стену ударился, – и Нсака Не Вампи вздохнула.

– Подожди меня на улице, – попросил я Леопарда.

Она закрыла глаза и снова вздохнула, когда он еще раз в стену бахнулся. Я представил себе, сколько же сил ушло у нее на борьбу с Найкой, чтобы так вымотаться.

– Он и меня когда-то заставил предаться любви с ним, – сказал я. – Никто так не старается вызвать в тебе любовь к нему, и никто так не старается отделаться от тебя, когда своего добьется.

– Я женщина сама по себе и сама себе посочувствую.

– Найка никому не нужен. Таким, каким стал.

– Таким он стал из-за меня.

– Значит, долг его оплачен.

– Ты сказал, что он предал тебя. Он был первый мужчина, кто не предал меня.

– Откуда тебе знать?

– Оттуда, что он все еще жив, в отличие от всех других мужчин, меня предавших. Один, было дело, каждую ночь меня будто в аренду сдавал как свою рабыню другим мужикам, чтоб тешились, как им захочется. Мне было десять и еще четыре года. Когда он со своими сыновьями сам меня не насиловал. Однажды ночью они продали меня Найке. Он вложил мне в руку нож и приставил его к своему горлу со словами: делай что пожелаешь этой ночью. Мне казалось, что он на заморском языке говорит. Вот и пошла я к хозяину в комнату и перерезала ему глотку, потом пошла в комнату его сыновей и убила их всех. Какой ужас, судачили горожане, потерять отца и всех своих сводных братьев. Это он всему городу внушил, что он их убил и ночью сбежал.

– Соголон что-то похожее рассказывала.

– Что, по-твоему, делает сестер Манты сестрами?

– Ты была…

– Да.

– Ты не любовь к нему проявляешь. Ты долг возвращаешь.

– Я находила девочек, кого моя судьба ждала, и спасала их от мужиков, кто толкал их на это. Потом я забирала их на Манту. Вот у них я в долгу. Найке же я всегда говорила, что ничего ему не должна.

– Почему ты не убил ее? – спросил Леопард, когда я вышел на улицу.

– Кого?

– Мать Найки. Почему?

– Вместо того чтобы убивать ее, я рассказал ей про его смерть. Не спеша. Во всех подробностях, вплоть до того, какие звуки издавались, когда ему в три удара шею оттяпали. «Оставьте меня – вы оба», – сказала она.

На обратном пути к дому старого лорда Леопард заметил:

– Глаза твои все так же не ведают, когда губы твои лгут.

– Что?

– Да только что. Все это представление про мать Найки. Ты совсем не поэтому ее не убил.

– В самом деле, Леопард, расскажи-ка мне.

– Она была матерью.

– И!

– Ты все еще сочувствуешь таким.

– Такая и у меня была.

– Нет, у тебя не было.

– Ты теперь лучше меня знаешь?

– Ты сам только что сказал: была.

– Ты зачем меня туда привел?

– Нсака Не Вампи просила Сестру короля. Следопыт, по-моему, она полагалась на твою жалость.

– Она ее не просила.

– А ты думал, попросит?

– Она хочет, чтобы плод в одно время и на ветке висел, и у нее во рту сладостью исходил.

– Умей прощать, Следопыт.

– Мне все равно. Мне безразличны Нсака Не Вампи эта Королева, и, сколько бы лун ни прошло, мне безразличен этот малец.

– Етить всех богов, Следопыт, что ж тебя заботит?

– Когда мы отправимся в Гангатом?

– Отправимся обязательно.

– Наши дети к тебе имеют такое же отношение, как и ко мне. Как ты можешь допускать, чтоб они сидели там?

– Наши дети? А-а, стало быть, ты считаешь, что можешь судить меня? До того как Сестра короля рассказала тебе про белых ученых, когда ты видел их в последний раз? Словом перемолвился? Хотя бы думал о них?

– Думаю я о них больше, чем тебе известно.

– В последний раз, когда мы разговаривали, ты не говорил ничего подобного. Впрочем, что хорошего в твоем думании? Твое думание ни одного ребенка не приближает.