Джон Норман - Моряки Гора

— Она кажется страстной маленькой штучкой, — хмыкнул я. — Не собираешься Ты получить от неё потомство?

— Да, сделайте это, Господин, — прорыдала Альциноя, целуя его.

— Сомневаюсь, что она понимает, что под этим подразумевается, — сказал я Каллию. — Ты, правда, собираешься использовать её на племя?

— Использовать меня на племя? — ошеломлённо повторила она.

— Это способ увеличить запас рабынь, — пожал я плечами. — Безусловно, придётся заплатить за использование раба-мужчины.

— Меня могут использовать на племя? — в ужасе проговорила девушка.

— Конечно, — подтвердил я, — Ты — рабыня. Это может быть сделано с тобой, как с любым другим домашним животным.

Правда, обычно этим занимаются те, кто имеет много рабынь и даже не знают их ни в лицо, ни по именам. Часто это владельцы больших ферм. В этом случае рабынь разводят с таким же вниманием к наследственности и закреплению полезных качеств, с каким подходят к выведению пород других домашних животных, тарсков, верров, хуртов, кайил, тарларионов и прочих. У некоторых племенных рабынь есть даже родословные, отслеживающие несколько поколений.

— Господин, Господин, — заплакала Альциноя, — не надо так поступать со мной. Оставьте меня для себя!

— Он сделает так, как сочтёт нужным, рабыня, — сообщил я ей.

Обычно, во время вязки раб и рабыня прикованы цепями в специальном стойле, и закрыты в рабских капюшонах, чтобы ни один из них не мог знать другого. Оплодотворение, как правило, происходит под наблюдением рабовладельцев или их агентов, а рабам, конечно, запрещено говорить друг с другом. Если вязка прошла успешно, мать также рожает будучи в рабском капюшоне и никогда не видит ребенка, которого сразу забирают у неё, чтобы растить и воспитывать в другом месте.

— Я такая рабыня, такая рабская рабыня! — простонала девушка.

Откровенно говоря, я сильно сомневался, что Каллий когда-либо захочет использовать её для получения потомства. И я уже начал задаваться вопросом, освободит ли он её из своих объятий.

— Это может быть сделано с тобой, кейджера, — заверил её я.

— Да, Господин, — прошептала Альциноя, явно напуганная такой перспективой.

Похоже, я открыл ей новое измерение того, что значило быть рабыней, которому она до настоящего времени не уделяла особого внимания.

— Оставьте меня, оставьте меня для себя, только для себя, — взмолилась девушка. — Я хочу быть только вашей!

— Ты думаешь, что сможешь быть хорошей рабыней? — спросил я.

— Да, да, — поспешила заверить меня она, — Господин!

Я предположил, что это было вполне возможно. Большинство частных рабынь, спустя некоторое время, становятся безнадежно преданными своим владельцам. Несомненно, это имеет отношение к ошейнику.

Трудно носить ошейник мужчины и через какое-то время не стать его рабыней не просто по закону, но в сердце. И трудно владеть женщиной в ошейнике и не начать замечать, как хорошо она смотрится, стоя на коленях перед тобой.

— Боюсь, дорогой Каллий, — сказал я, — что Ты проявляешь слабость.

— Я? — удивился тот.

— Ты забываешь, что эта фигуристая маленькая штучка, которую Ты с таким усердием тискаешь, не свободная женщина, облечённая уважением и достоинством, а животное, никчёмная рабыня и только это.

— Но разве она не прекрасна? — спросил Каллий.

— Я видел многих и получше, — пожал я плечами, — на полках, в клетках и на сцене торгов, даже на прилавках низких рынков.

— Я уверен, она — самая красивая женщина в мире, — заявил Каллий.

— Не для всех, конечно, — поправил его я.

— Кто может быть лучше? — спросил он, не скрывая раздражения.

— Тысячи, — бросил я.

— Кто, например? — спросил он. — Можешь назвать?

— Разумеется, — кивнул я. — Как насчёт той варварки из «Морского Слина», стройной брюнетки, изящной пага-девки, по твоему приказу скинувшей камиск прямо перед тобой?

— Она даже не может толком говорить по-гореански, — возмутился Каллий.

— Этому не сложно научиться, — указал я, теперь уже раздражаясь сам.

— Ну вот и пусть её регулярно бьют плетью, — проворчал косианец, — пока её дикция не станет приемлемой.

— Возможно, твоя Альциноя тоже могла бы стать лучше, если бы почаще встречалась с плетью, — заметил я.

— Господин! — попыталась протестовать Альциноя.

— Мне показалось, или я услышал, что рабыня заговорила без разрешения? — поинтересовался я.

— Нет, — ответил Каллий, — она может говорить, когда ей потребуется, пока я не отменю такое разрешение.

— Не уверен, что у неё было время, чтобы заработать такую привилегию, — хмыкнул я.

— Тем не менее, я ей это предоставил, — заявил мой товарищ.

— Слишком быстро и слишком легко, — высказал я своё мнение.

— Уверен, Ты видишь, — сказал Каллий, — насколько она прекрасна!

— Есть много тех, кто лучше её, — пожал я плечами, — вспомни, например, ту варварку из «Морского Слина», слушавшую твою историю.

— Я не могу даже начать сравнивать её с Альциноей, — отмахнулся он. — И она даже не гореанка.

— Думаю, что теперь её уже можно считать гореанкой, — сказал я. — Теперь она не больше, чем одна из многих гореанских рабских девок носящих ошейник.

— Признай, что она красива, — потребовал Каллий.

— Красива, — не стал отрицать я.

По тону его голоса я понял, что мне было бы лучше признать это. Тем более что она действительно была настоящей красоткой.

— Очень красива, — настаивал мужчина.

— Возможно, — ответил я, — но сейчас мне трудно судить об этом. Посмотри, какая она потная и возбуждённая, а её волосы мокрые и слипшиеся. Да ещё вся в следах от верёвок.

Я бы отметил также, что её тело пылало желанием. Безусловно, это только добавляет привлекательности рабыне.

— Вероятно, — предположил я, — Ты подумываешь о её освобождении.

— Нет, — воскликнула рабыня, явно напуганная моим предположением. — Не надо меня освобождать, Господин! Оставьте меня себе! Я — ваша рабыня! Я принадлежу вам! Ваш ошейник уже на моей шее! Он заперт на мне, и я не могу его снять! И я не хочу снимать этот ошейник! Я хочу, чтобы он оставался на своём месте, чтобы все могли видеть, что я — рабыня, и что Вы — мой господин! Я люблю свой ошейник! Я горжусь им! Я хочу принадлежать! Я хочу чтобы Вы мною владели, полностью и без оговорок. Я знаю, что я, всей своей красотой, кровью, мыслью, мечтами, потребностями, естественная собственность мужчин, ваша собственность, и только этим я хочу быть!

Он снова отстранил её удерживая на вытянутых руках. Они стояли на коленях друг напротив друга на тёмных, отполированных досках пола.

— Что Вы видите? — засмеялась девушка.

— Рабыню, — ответил он.

— Да, Господин! — рассмеялась Альциноя ещё радостнее, и наклонилась вперёд, насколько могла, попытавшись дотянуться до него своими губами.