Джон Норман - Моряки Гора

— В замке перед самым отплытием, от калеки по имени Рутилий из Ар, — сказал он, — я узнал, что эта рабыня, может иметь большую ценность, если доставить её в Ар.

— Ох? — только и смог выдавить Каллий, а стоявшая на коленях рабыня мгновенно побледнела.

— Он утверждал, что прежде она была Леди Флавией из Ара, беглянкой, за которую была назначена значительная премия. Он настойчиво предлагал мне устроить ее доставку в Ар, чтобы получить причитающееся, а по возвращении поделиться деньгами с ним.

— Интересно, — хмыкнул косианец.

— Так или иначе, — закончил капитан, — рабыня теперь принадлежит тебе.

— Верно, — кивнул Каллий, — она — моя.

Это было сказано таким тоном, что у рабыни не должно было остаться ни малейших сомнений в том, но что она действительно была его собственностью.

Это ему было решать, будет она отправлена в Ар или нет.

Ещё раз коротко, но учтиво поклонившись, капитан Накамура вышел из комнаты.

Меня сразу охватили нехорошие предчувствия. Да и выражение лица Каллия резко стало другим.

Казалось, в небе за высоким зарешеченным окном появилось облако, закрывшее Тор-ту-Гор, отчего в комнате внезапно стало зловеще темно, и рабыня стала немногим более чем тенью между нами.

Но не облако, а простые слова капитана «Речного Дракона» погрузили комнату во мрак. Именно они, казалось, зажгли таинственную лампу, лампа памяти, которая испускала не свет, но тьму, страх и холод. Где были тепло, свет, радость, поцелуи и любовь, теперь потянуло сыростью темницы, пещерным мраком, полярной стужей, холодом пугающего порядка и призраком правосудия, столь же радующего как прикосновение змеи посреди ночи.

Каллий молча протянул мне лоскут ткани, бывший обычной рабской туникой, но оставил себе сирик.

Сам я и без комментария Накамуры нисколько не сомневался, что рабыня, стоявшая на коленях перед своим хозяином, некогда была важной персоной в Аре и, возможно, участницей заговора, в результате которого город оказался в руках Коса, Тироса и нескольких свободных компаний.

Каллий посмотрел на рабыню с высоты своего роста, и та сжалась, стараясь казаться ещё меньше чем была. В этот момент я почувствовал, что его память вернула его в прошлое, во времена оккупации Ара, и что на мгновение он видел перед собой не любовь, не страстную драгоценную собственность, за которой можно было бы следовать даже до Конца Мира, а предательницу и беглянку, в своём тщеславии и жажде наживы, в бытность свою свободной, предавшую свой Домашний Камень, злоупотреблявшую властью, а в конце изменившую даже своей Убаре, считавшей её подругой.

— Раздевайся, — бросил Каллий девушке.

— Господин? — опешила та.

— Живо, — потребовал мужчина.

— Да, Господин, — испуганно произнесла Альциноя, торопливо стягивая через голову паньскую тунику.

А когда одежда легла на пол, перед испуганными глазами рабыни повисли петли цепи с кольцами.

— Я больше не та, кого Вы презираете, — поспешила заверить его она. — Я другая! На мне теперь ошейник! Я всего лишь рабыня в ошейнике, в вашем ошейнике, мой господин! Я раскаиваюсь! Мне очень стыдно за то, кем я была прежде! Я изучила мягкость, уважение, смирение, уязвимость, уступчивость, преданность, честность, доброту, заботу, служение, понимание других!

Она смотрела на него снизу вверх.

Движением ноги он отбросил в сторону тунику пани, прошелестевшую по деревянному полу.

— Встань, — приказал Каллий.

— Я уверена, Вы любите меня! Хотя бы немного! — сказала Альциноя. — И знайте, Каллий из Джада, что я ваша не только по ошейнику, но и по зову сердца.

Мужчина резко наклонился и дважды наотмашь ударил её правой рукой, сначала ладонью, а затем тыльной стороной.

— Рабыни, — прокомментировал он, — не пачкают имя свободного мужчины своим рабскими губами.

Я предположил, что она и сама знала об этом протоколе, о том что рабыня не может обращаться к свободному человеку по имени, но, вероятно, из-за напряжённости момента, этот простой нюанс выскочил из её головы. В любом случае такие ошибки рабыне не прощаются.

— Простите меня, — всхлипнула Альциноя.

Каллий жестом показал, чтобы рабыня поднялась, и та поспешила выполнить команду, встав перед ним, хотя я боялся, что девушка вот-вот упадёт.

— Приготовься носить сирик, — приказал её хозяин.

Альциноя испуганно вскинула руку к лицу, а затем внезапно повернулась, и отбежав к противоположной стене, прижалась к ней руками, щекой и животом.

— Вернись, — невозмутимо произнёс Каллий.

Девушка, словно оцепенев, повернулась и, пройдя той же дорогой, низко опустив голову, встала перед ним. Какой же маленькой казалась она перед его размером и силой.

Затем, надрав воздуха в грудь, девушка подняла голову и попросила:

— Наденьте на меня сирик.

Первым на её горле сомкнулось шейное кольцо, больше напоминавшее турианский ошейник. Затем её миниатюрные запястья потяжелели от защёлкнутых на них браслетов, на концах короткой, горизонтальной цепи, присоединённой к вертикальной цепи, свисающей с ошейника, на конце который в свою очередь имелась ещё одна горизонтальная цепь с двумя анклетами на концах. Два сухих щелчка и ноги девушки в кандалах. Сирик — прекрасный и практичный атрибут для заковывания женщины. Две горизонтальные цепи могут использоваться как в совокупности с вертикальной цепью, так и по отдельности, когда нужны ручные кандалы, чтобы сковать запястья рабыни спереди или сзади, или ножные кандалы. Альциноя могла развести свои, в настоящий момент скованные спереди, запястья не более чем на шесть дюймов. Цепь кандалов была около фута длиной, так что идти она могла только маленькими, осторожными, точно отмеренными шажками, и уж конечно нечего было и думать о том, чтобы пытаться бежать. Вертикальная цепь тоже может быть использована отдельно, например, в качестве поводка или для приковывания рабыни к рабскому кольцу, дереву, столбу или чему-то подобному. Длина вертикальной цепи такова, что позволяет девушке поднять руки, чтобы самостоятельно есть, а когда руки опущены, цепь петлями ложится на пол.

Каллий окинул оценивающим взглядом стоящую перед ним миниатюрную голую рабыню, закованную в сирик.

— Господин пугает меня одним своим видом, — призналась Альциноя. — Почему Господин сердится? За что Господин презирает свою рабыню? Он очень отличается от того, каким был всего несколько мгновений назад. Но ведь он остался бы таким же, как был, не произнеси капитан Накамура тех ужасных слов, касавшихся давно минувших дней и поступков, о которых я теперь сожалею. Я не отличаюсь от той, которой я была несколько мгновений назад в руках Господина.

Каллий молчал, но его кулаки сжались так, что побелели костяшки пальцев.