Джон Норман - Кюр Гора

— Нет, — отказался Кэбот.

— Ну тогда, — вздохнул Пейсистрат, — вот тебе моя рука, и пожелания всего хорошего.

Мужчины крепко пожали друг другу руки, и Кэбот повернулся, намереваясь покинуть помещение.

— Эй, постой, — окликнул Пейсистрат.

Кэбот остановился и удивлённо посмотрел на него.

— А с рабыней-то чего? — спросил Пейсистрат.

Рабыня, съёжившаяся у их ног, упирающаяся лбом в пол, задрожала и зарыдала, но не осмелилась изменять предписанную позу.

— С этой что ли? — ткнул пальцем Кэбот.

— Разумеется, — кивнул Пейсистрат, и своей тяжёлой сандалией толкнул брюнетку так, что та с коленей перекатилась на бок.

— Её я оставлю, — ответил Кэбот.

— Пожалуйста, нет, Господин! — всхлипнула девушка.

— Она заговорила, — заметил Пейсистрат.

— Я дал ей разрешение говорить, — сообщил Кэбот, — но разрешение с условием им не злоупотреблять, и которое может быть аннулировано в любой момент по моему усмотрению.

— Я смотрю, Ты довольно снисходителен к простой рабыне, — хмыкнул Пейсистрат.

— Возможно, — не стал отрицать Кэбот.

— Я добавил её к монетам, — напомнил Пейсистрат.

— Но мне она не нужна, — пожал плечами Кэбот.

— Пожалуйста, оставьте меня себе, Господин! — заплакала рабыня.

— Мы сохранили её девственницей для тебя, — сказал Пейсистрат, — и даже приготовили ошейник.

— У неё волосы слишком короткие, — указал Кэбот.

— Пожалуйся, Господин, оставьте меня себе! — глотая слёзы, проговорила брюнетка. — Я прошу вас заявить на меня права!

— В соседнем саду у нас есть бассейн с угрями, — сообщил Пейсистрат. — Думаю, к этому времени угри уже проголодались.

Рабыня перевернулась на живот и, сама не своя от ужаса, извиваясь подползла к ногам Кэбота.

— Я не хочу умирать, Господин! — прорыдала она. — Неужели я не красива? Неужели я не интересна для вас, совсем-совсем не интересна? Пожалуйста, пожелайте меня! Я прошу вас!

И бывшая мисс Пим прижалась губами к его ногам, и принялась жалобно покрывать их поцелуями и слезами.

— Ты думаешь, что сможешь быть хорошей рабыней? — осведомился Пейсистрат.

— Да, Господин! Да, Господин! — поспешила заверить его она. — Я буду любить и служить, полностью, безгранично, беззаветно!

— И всеми способами? — подсказал Пейсистрат.

— Да, — воскликнула девушка, — да, Господин!

— Ты понимаешь то, что это означает, — уточнил он, — «всеми способами»?

— Да, Господин! — закричала рабыня. — Я понимаю, понимаю, и я хочу так служить. Я буду жалобно умолять, позволить мне служить именно так!

— Приготовьтесь, — приказал Пейсистрат своим людям, — утащить её в бассейн с угрями.

Прежде чем два дюжих мужика успели схватить её, рабыня, дико извиваясь, вскарабкалась на колени перед Кэботом, и в отчаянии, заливаясь слезами, подняла на него глаза. Её губы дрожали.

— Заявите на меня свои права, Господина! — прорыдала она. — Я — ничья рабыня! Потребуйте меня себе, я прошу вас об этом!

Кэбот окинул её оценивающим взглядом.

— Пожелайте меня! — попросила девушка. — Я прошу вас потребовать меня себе!

— Ты просишь заявить на тебя права? — осведомился Кэбот.

— Да, Господин, — закивала она, — я прошу об этом!

— Подозреваю, что на Земле Ты бы об этом не попросила, — заметил Кэбот.

— Да, Господин, — признала бывшая мисс Пим. — Но теперь я прошу! Пожалуйста, пожелайте меня, Господин! Пожелайте меня! Я прошу потребовать меня себе!

— У тебя волосы слишком короткие, — улыбнулся Кэбот.

— Они отрастут, Господин, — сказала девушка, улыбаясь. — Обязательно отрастут.

— Объяви себя рабыней, — потребовал Кэбот, — ничьей рабыней. — Я — рабыня, — воскликнула она, — я — ничья рабыня!

— Значит, Ты принадлежишь, — заключил Кэбот, — тому, кто первым потребует тебя себе.

— Да, Господин! — закивала головой брюнетка.

— Ты хорошо выглядишь, когда стоишь на коленях, — признал он.

— Спасибо, Господин, — поблагодарила его рабыня.

— Я заявляю на тебя свои права, — объявил Тэрл.

Девушку начала быть крупная неконтролируемая дрожь, из её глаз хлынули слезы неудержимых эмоций, отчаянные слезы облегчения, благодарности, необузданного неудержимого восторга, мгновенной непреодолимой радости. Казалось, что она сейчас упадёт на пол, не в силах удерживать равновесие, и мужчина, стоявший позади неё, взял её за волосы, поддержав и запрокинув её голову, чтобы она продолжала смотреть на Кэбота.

— Ты — рабыня, не так ли? — спросил Кэбот.

— Да, Господин!

— Чья Ты рабыня?

— Ваша, Господин!

— Тогда, скажи это, — приказал он.

— Я — ваша рабыня, Господин! — заявила брюнетка.

Мужчины, окружавшие их, одобрительно выкрикнули, и хлопнули себя по левым плечам.

— Принесите ошейник, — велел Пейсистрат.

— Смотрите, она в обмороке, — указал кто-то из мужчин.

— На кухне есть окорок тарска, — сказал Пейсистрат. — Накормите кто-нибудь угрей.

— Есть, Капитан, — отозвался один из присутствующих.

— Я прикована цепью! — вздохнула она. — Цепью!

— Это обычное дело для рабынь, — пожал плечами Кэбот.

Девушка лежала на спине, распростёртая на мехах.

— Я чувствую себя совершенно беспомощной, — призналась она.

— В этом тоже нет ничего необычного для рабыни, — сказал мужчина.

Верно и то, что она была отлично разложена, что было весьма подходяще для неё, как для рабыни.

Свет давала одна единственная, крошечная лампа, стоявшая в нише в стене слева, если смотреть из глубины алькова, тесного помещения с низким потолком, закруглёнными, покатыми стенами и полом, устланным тяжёлыми мехами. Этот свет тёплый, мягкий, мерцающий, выхватывал из темноты различные атрибуты, развешанные по стенам и лежавшие на полу, обычные для таких мест: кляпы, повязки для глаз, кандалы, грубые верёвки и шёлковые шнуры, регулируемые цепи, стрекало, плеть и другие предметы, удобные для владельцев и весьма знакомые рабыням.

Пространство было отделено от зала тяжёлым кожаным занавесом, закреплённым пряжкой, застёгнутой изнутри.

— И я в ошейнике! — добавила рабыня.

— Конечно, — кивнул мужчина.

— Вы поставили меня на четвереньки, — вспомнила она, — а затем надели его на меня, словно я была собакой.

— Ты — меньше чем собака, — пожал он плечами. — Ты — рабыня.

— Да, Господин.

— И Ты задрожала в тот момент, когда он сомкнулся.

— Этот звук, Господин! — вздохнула девушка. — Его никогда не забудет ни одна женщина! Разве это не самый значимый из звуков, этот щелчок, это клацанье закрытого на тебе ошейника, дающее понять то, что он теперь на тебе, а Ты в нём?

— Есть много значимых звуков, — сказал Кэбот, — рычание слина, рёв горного ларла, крик тарна, дробь боевых барабанов, звон стали о сталь, удары волн, скрип корабельных досок, хлопок натянувшегося паруса, внезапно поймавшего ветер после долгого штиля, шёпот шёлка на теле рабыни.