Джон Норман - Кюр Гора

Один, казалось, призывал своих товарищей к такому варианту действий.

Кэбот восхитился им, и сделал следующим, кого он убил. Новая стрела тут же легла на тетиву.

Внезапно, хотя Кэбот не увидел этого момента, один из кюров крутнулся на месте и повалился в пыль, царапая когтями шею, из которой торчала стрелу.

Кэбот опустил своё оружие.

Ещё один кюр рухнул как подкошенный.

«Отличный выстрел, — мысленно прокомментировал Кэбот. — Точно так же удачно Ты прибил к дереву венок Литы. Ты точно практиковался в стрельбе».

Этого хватило, чтобы те кюры, которые ещё оставались на поле боя, потеряли присутствие духа и побежали прочь. Но ещё двое упали, чтобы никогда не подняться, прежде чем достигли укрытия деревьев. Один поймал стрелу Кэбота, другого сразил его невидимый союзник.

Приветственные крики кюров донеслись с небольшой цитадели.

— Хо, друг Кэбот, — сказал Грендель, — Ты показал тем, кто считает себя превосходящими тебя, что человек может быть кем-то, с кем стоит считаться.

— Они меня не превосходят, — усмехнулся Кэбот, — и, возможно, мы показали им, что два человека могут быть кем-то, с кем нужно считаться.

Лицо Лорда Гренделя скривилось в гримасе, в которой, с некоторой натяжкой, можно было рассмотреть улыбку.

— Возможно, — сказал он.

— Пожалуйста, Господин, пожалуйста! — плакала рабыня.

— Что случилось? — осведомился Кэбот.

— Конечно же, Господин знает о том, в чём я нуждаюсь, и что должна получить! — простонала она.

Рабыня была освобождена от дерева, наручников и поводка, и была приставлена к работе, готовя еду в небольшом лагере для Лорда Гренделя и Кэбота.

Очевидно, что девушку мучили её потребности, и она предпочла бы исполнять несколько иные обязанности, вместо порученной ей стряпни.

Конечно, она пыталась почаще мелькать перед Кэботом, и даже пару раз как бы случайно задела его, но мужчина просто оттолкнул её, намекая на то, что она должна была продолжить свои усилия по приготовления ужина, а попутно набрать хвороста, вскипятить воду и нарвать травы для лежанки. По окончании, Кэбот приказал девушке встать в основную позу рабыни, с расставленными широко коленями, поскольку она была именно такой рабыней, и накормил её с руки. Причём, кормя её, мужчина потребовал, чтобы Лита держала руки внизу, плотно прижав ладони к бёдрам, и полностью игнорировал её жалобное нытьё.

Уже после еды, когда она навела порядок в лагере, закончила с лежанками и прочими мелочами, Лита встала перед Тэрлом на колени и начала приставать со своими просьбами.

Однако тот приказал ей встать на колени на другое место сбоку и позади от него. Теперь она была рядом, её легко можно было подозвать, но её присутствие было незаметно для владельца, который, казалось, в данный момент не хотел её видеть.

Она отослана с его глаз? А что если и из его расположения?

Нет ничего необычного, кстати, в том, чтобы поместить рабыню на заднем плане, если можно так выразиться, там, откуда её можно легко вызвать и приказать приступать к обслуживанию, но при этом, где её присутствие не будет отвлекать внимание свободных людей. Свободные женщины так те буквально настаивают на этом. В действительности, если свободные женщины присутствуют на ужине, рабыня, скорее всего, будет одета скромно и неброско, возможно, даже в платье по щиколотки. Разумеется, ей отказано в перчатках, её руки обычно обнажены, а ошейник должен быть ясно видим. Свободные женщины настаивают на этом. Если же присутствуют только мужчины, то, можно с уверенностью сказать, что дела будут обстоять совершенно по-другому, и, наверняка, по-другому закончатся. Например, рабыня, вероятно, будет одета иначе, если вообще одета.

Лита, закусив губу, изо всех сил держалась, чтобы не застонать, ведь её господину это могло не понравиться. Он же не случайно разместил её вне своего поля зрения. К тому же, она не хотела получить оплеуху. Но всё же девушка была уверена, что вскоре окажется больше не в состоянии сопротивляться, и неизбежно издаст негромкий, умоляющий стон нуждающейся в ласке рабыни, даже, несмотря на то, что это могло бы закончиться для неё не милосердием владельца, а ударом его ремня.

Кэбот, разумеется, отлично понимал, как вероятно понял бы это любой мужчина, беспокойство девушки, её позывы, которые она едва сдерживала, как и её попытки привлечь к себе внимание мужчины.

Рабовладельцы, знаете ли, не обязательно возражают против такого замешательства в своих рабынях. Тем более, что во многом благодаря этому их прекрасные животы хорошо разогреваются.

Тэрл повернулся, и окинул её оценивающим взглядом. Лита смотрела на него дико и жалобно. Она изо всех сил пыталась удержать свои ладони прижатыми к бёдрам. Было ясно видно, как ей хотелось повернуть их, так, чтобы её маленькие, мягкие ладони были открыты владельцу в немой мольбе рабыни.

— Возможно, на эту ночь я надену на тебя наручники, — задумчиво проговорил Кэбот.

— Господин? — опешила она.

— Пожалуй, на этот раз руки будут спереди, так что тебе будет удобнее, — добавил он, — лежать с руками, закреплёнными вокруг дерева.

Слезы заблестели на её щеках.

— Что-то не так? — поинтересовался мужчина.

Лита упала перед ним на живот и затряслась от рыданий.

— Тебе понравилось стоять закованной в наручники у дерева, — спросил он, — привязанной к нему за шею поводком, неспособной говорить из-за кляпа во рту?

— Вы дотронулись до меня, — всхлипнула девушка, — когда я была беспомощна и не могла сопротивляться! А потом оставили стоять и корчиться от потребностей!

— Это известный способ разогреть рабыню, — объяснил Кэбот, — сначала сделать её беспомощной, потом потрогать, а затем оставить в неведении, если потребуется надолго, до тех пор, пока её потребности не одолеют её, пока она не превратится в жалкую жертву своей собственной природы.

Она прижалась щекой к его правой ноге.

— Тогда, — продолжил её хозяин, — она начинает рваться из своих пут, но, конечно, не может освободить себя, и, если её рот не заткнут, обычно кричит, жалобно выпрашивая использования, хотя бы о минимальной ласке.

— Я прошу об использования, — прошептала брюнетка.

— Даже и всего лишь малейшей ласке? — уточнил он.

— Да, Господин!

— Странно слышать это, — усмехнулся он, — от женщины Земли.

— Я больше не женщина Земли, — призналась бывшая мисс Пим. — Конечно же, Вы знаете о том, что было сделано со мной! Презирайте меня, если считаете, что я того заслуживаю, но разве это не Вы были тем, кто сделал это со мною?

— Если я что-то и сделал, — пожал плечами Тэрл, — так это не больше, чем выпустил то, что уже было внутри тебя, ждавшее, тосковавшее, просившееся на волю. Разве тебя не предупреждали твои сны, твои фантазии? И я не могу презирать женщину за её жизненную энергию и здоровье, как и за её пробужденную чувствительность и потребности. Так мог бы поступить только сумасшедший или идиот. С тем же успехом можно было бы презирать её дыхание или биение сердца. Нет, я не презираю тебя. Скорее я радуюсь, как радовался бы любой настоящий мужчина, видя тебя настолько оживлённой и полной потребностей.