Джон Норман - Кюр Гора

— Она прикроется, — пообещал Кэбот.

— Лучше скажите, что слышно о предателе Флавионе? — осведомился Архон.

— Ничего, — буркнул Статий.

— Не хотелось бы мне оказаться на его месте, когда Лорд Грендель узнает, где его искать, — поёжился Архон.

— Мне тоже, — хмыкнул Статий.

Читатель наверняка заметил, что Архон назвал Флавион предателем. Теперь в лагере, принимая во внимание освобождение Леди Бинф, попытку покушения на жизнь Лорда Грендель, его исчезновение и многие другие факты, это было общепринятой истиной.

Леди Бина подтвердила, хотя в этом уже не было никакой необходимости, участие Флавиона в её побеге. Она считала его своим тайным другом, заинтересованным в том, чтобы защитить её, насколько возможно, от гнева кюров. В конце концов разве она не служила когда-то Агамемнону? Следовательно, она была вправе рассчитывать на его благодарность, выраженную в том, что получила возможность убежать. Разумеется, она на тот момент не понимала, ни своей невольной роли в попытке покушения на жизнь Лорда Гренделя, который должен был последовать за нею, ни природы людского стада, через которое ей следовало пробраться, в диадеме и с колоколом, в расположение верных Агамемнону сил. Верно, что когда-то давно она выдала Агамемнону Пейсистрата и Лорда Арцесилу, однако пользы, которую она надеялась получить от того акта ей это не принесло, и хотя, конечно, это соображение в целом ничуть не умаляет и не объясняет её предательства, но мы можем вспомнить, что она не была верной сторонницей или участницей их партии. Так что, её действия можно было бы рассматривать прежде всего с точки зрения корысти и трезвого расчёта. Страсть к значимости, важности, власти и богатству является побудительным мотивом, к которому восприимчивы не только многие из людей, но, как ни странно, если быть до конца честными, и некоторые из кюров. Кроме того, мы могли бы отметить, что этот мотив может быть особенно острым для определенного типа человеческой женщины, возможно, находящейся в состоянии перманентной войны с самой собой, самоотрешённой, самоотчуждённой, недовольной своим полом, завидующей мужчинам, часто считающей себя дискриминируемой и пренебрегаемой, а также, в силу строения её тела, отстранённой от доступа у таким преимуществам, как лидерство, власть, агрессивность, харизма, насилие, физическое превосходство, владение оружием и так далее. В частности гореанские мужчины, как мне кажется, предпочитают видеть женщин на коленях, раздетыми, в ошейниках и с губами, прижатыми к их ногам. Мужчины чувствуют, что это — то место, где им надлежит быть согласно их природе, и они будут там, как самый прекрасный подарок, который может дать им природа, как естественные женщины, их рабыни. Также, многие женщины, несмотря на уничижительность и психоз культурных догм, понимают, что они законно принадлежат месту у ног господина. Часто они безмолвно умоляют об ошейнике. Многие, будучи женщинами, сами приносят себя к ногам господина. Многие, будучи женщинами, сами встают на колени, опустив голову, и, жалобно и умоляюще скрестив запястья тянут руки для того, чтобы связали, говоря: — «Я — рабыня, Господин. Я прошу быть вашей. Пожалуйста, я прошу вас, принять меня».

К тому же, как может женщина, быть по-настоящему женщиной, пока она не встанет на колени, неискоренимо отданная, безнадежно и неисправимо женственная, во всём обилии своей уязвимой женственности, перед мужчиной, своим господином?

Как трагично то, что столь многие человеческие женщины, продукт патологических культур, культур и цивилизаций вступивших в войну с природой, оказываются недовольны своим полом, и даже чувствуют себя обиженными им. Каким удивительным потрясением становится для них, признание того факта, что они — женщины, что они глубоко отличаются от мужчин, что они великолепно и удивительно не такие, как мужчины. Каким прозрением становится для них понимание ценности, значимости и восхитительной особенности их пола. Правда, происходит это с ними тогда, когда их продают с аукциона мужчинам, предлагающим цену, распалённым, торгующимся, нетерпеливым покупателям.

Также, конечно, если продолжить рассматривать вопросы мотивов, то кажется, что Леди Бина, вероятно, могла быть рассержена на Кэбота за то, что тот устоял перед её значительным очарованием, когда они были прикованы друг к другу кандалами вязки.

Помимо вопроса предательства Пейсистрата и Лорда Арцесилы, кстати, она, как выяснилось, не играла никакой особо активной роли в разгроме в арсенале и в запланированной бойне в Долине Разрушения. Её первый побег, совершённый незадолго до нападения на арсенал, был устроен Флавионом, чтобы все подозрения пали на неё, в то время как он сам во время предполагаемого разведывательного похода передал план повстанцев патрулям кюров Теократа. Сама девушка чуть позже вышла к заставе кюров и была доставлена во дворец. Там она была представлена Агамемнону, который появился перед ней в одном из своих тел и, недолго думая, приказал, несмотря на то, что она была свободной женщиной, заковать её руки в позорные, но абсолютно надёжные рабские наручники, вывести в лес и отпустить, предоставив её заботам слинов, которых выпустили на волю для самостоятельной охоты на людей. Однако, таких слинов в Мире было намного меньше, чем полагал Агамемнон, поскольку повстанцы расставили множество капканов, в один из которых, как мы помним, попался гигантский слин Рамар. Кроме того, люди и кюры часто, энергично защищаясь, убивали животных, или, если те не стояли на их следе, просто отгоняли их. После нескольких дней скитаний, несчастная и голодная, по-прежнему беспомощно закованная в наручники, она наткнулась на туннель маток, в котором нашла убежище и пропитание. Питалась она останками маленьких падальщиков и соперничала с ними за маточную кровь, обильно вытекавшую из маток после рождения кюра. Затем она была замечена бродячими гладиаторами и, убегая от них, попалась Гренделю, Статию и Тэрлу Кэботу, которые вернули её, уже как пленницу, в свой лагерь. Здесь она была оговорена Флавионом и обвинена в том, что она, находясь в лагере, узнала о планах похода на дворец и передала через сообщника Агамемнону информацию о предстоящем рандеву сил повстанцев в Долине Разрушения. Таким образом, большинство в лагере Лорда Гренделя считало её виновной в трёх предательствах. Во-первых, Пейсистрата и Лорда Арцесилы и их заговора, во-вторых, планов атаки арсенала, стоившей очень дорого для повстанцев и, в-третьих, места рандеву, хотя последнее пошло скорее на пользу, благодаря вмешательству экипажей кораблей. Так что, было неудивительно, что многие кюры жаждали её крови. В лагерях Лорда Гренделя, как лесном, так и в последующих, на линии фронта, она молчала, даже не пытаясь заявить о своей невиновности, поскольку была предупреждена, что ей могут вырвать язык. Кроме того, не имея переводчика, она не могла понять того, что о ней говорили кюры, следовательно, даже примерно не представляла характера и масштабов выдвинутых против неё обвинений. Впрочем, как раз это было ясно доведено до неё Флавионом, с его комментариями, конечно, и описанием ужасной опасности, в которой она оказалась, что, если ничто иное, не могло не мотивировать её желания любой ценой убежать из лагеря.