Джон Норман - Кюр Гора

Единственное, чего не понимал Кэбот, было странное сообщение, повторенное три раза, причём каждый раз более настойчиво, более требовательно, переданное на весь Мир: «Принеси мне тело».

Два дня спустя, Кэбот, наконец, добрался до покинутого лагеря Лорда Гренделя, расположенного в одном из удалённых уголков, одного из самых далёких лесов Мира. Именно отсюда, когда-то давно они начали своё победное шествие, закончившееся катастрофой.

Частокол стоял на прежнем месте, ворота были открыты. Хижины остались практическими такими, какими они были на момент оставления лагеря, если не считать эффектов погоды. Снег стаял, и Кэбот видел пепел на местах разведения костров. Кое-где валялись выброшенные за ненадобностью сосуды и одна опрокинутая, помятая, металлическая кастрюля. В одном месте он нашел палку, частично проструганную, но ещё не просверленную, заготовку выпрямителя стрел. Небольшой, открытый со всех сторон навес, под котором сидела прикованная цепями Леди Бина, остался как был. Даже колья, которым крепились цепи и пояс по-прежнему торчали из земли, разве что самих цепей не было.

«Странное место для человека, чтобы закончить жизнь в Стальном Мире, — подумал Кэбот. — А с другой стороны, оно ничем не хуже любого другого».

Возможно, для этой цели он предпочёл бы равнину на Горе, поросшую высокой зеленой травой, волнующейся на ветру, прилетающем утром с востока, или скалы в алых горах величественного Волтая, или ют «Дорны» или «Тесефоны», и рулевое весло в руках, и чтобы скрипел косой парус галеры на головой.

Тэрлу вдруг вспомнился безумный судостроитель Терсит, мечтавший о корабле, настоль крепком и мощном, что позволил бы увидеть то, что лежит на противоположном берегу Тассы, до которого до сих пор не смог дойти, ни один моряк. Впрочем, какой моряк, знакомый только с первым знанием, посмел бы направить форштевень своего корабля туда, где море обрушивается вниз с утёса ограждающего мир?

Кэбот размышлял о Лорде Пирре, убитом на арене, Лорде Арцесиле, работорговце Пейсистрате, о своём добром друге Гренделе. Он вспоминал дикарей из Лесного Мира и людей Пейсистрата из Цилиндра Удовольствий, гладиаторов, настоящих убийц, выведенных для игр на арене, и тяжёлых толстяков выведенных ради глупости и мяса. Он с горечью думал о прежней красоте Леди Бины, теперь ставшей изломанной, изорванной, ужасной и бесформенной. Казалось, только Лорд Грендель теперь мог смотреть на неё без содрогания. Порой он, словно ребёнка, прижимал к себе руками и что-то шептал ей, пытаясь успокоить.

Кэбот резко обернулся.

В ворота проскользнул зверь. Крупный зверь. Он тащил что-то в зубах. И он не принимал никаких мер, чтобы скрыть свой присутствие. Ясно, что он не охотился.

— Хо! — воскликнул Кэбот. — Тал, приветствую тебя, дружище.

Мужчина шагнул навстречу, чтобы поздороваться с большим, гибким существом. Он не стал закрывать ворота позади него, поскольку такие животные могут стать беспокойными и даже опасными, если почувствуют себя окружёнными.

Кэбот опустился на колени и принялся трепать и гладить зверя по большой, треугольной, похожей на гадючью, мохнатой голове. В самом широком месте она превышала восемнадцать дюймов. Тэрл прижал её к своей груди.

— Ты, оказывается, продолжал охранять лагерь, — заметил Кэбот, — даже, несмотря на то, что здесь было пусто. Возможно, Ты защищал его, терпеливо ожидая, нашего возвращения, спрашивая себя, что с нами случилось. А вернулся-то только я.

Из груди зверя донёсся тихий рокот. Этот звук, редко слышимый человеком, был рождён не в гортани животного.

— Я тоже рад тебя видеть дружище, — прошептал Кэбот. — Вижу, что Ты принёс мне подарок. Ты вырыл кусок тарска, когда-то прикопанный, чтобы разделить его о мной. Боюсь, что не смогу его есть, но я ценю твоё намерение.

Кэбот, из любопытства, стёр с пованивавшего мяса налипшую землю и листья, и лизнул его. Спустя какое-то время в таком гниющем мясе, образуются трупные алкалоиды, вещества страшно ядовитые. Животные, которые, возможно, в давние времена сочли вкус таких веществ приемлемым, потеряли возможность к размножению и оказались не в состоянии передавать свои гены следующим поколениям. С другой стороны, те животные, которые, сочли этот вкус неприятным, скажем, люди, выжили. Нет ничего необъяснимого или случайного в том, что продукты, которыми питаются животные, для них приятны на вкус, а те, чей вкус для них отвратителен, они просто не будут есть. К вкусам, возможно, первоначально случайно распространявшимся среди населения, относились с некоторым безразличием, но последствия этих вкусов могли иметь значительный вес на весах жизни и смерти. Шлейф страдания и смерти в одном случае, и здоровья и жизни в другом, укоренился во многом, что, могло бы показаться, вопросом тысяч совпадений, но отнюдь не являлось, ни совпадением, ни необъяснимо случайностью, не больше чем подобная ятагану острота клыков ларла, или непредсказуемость и быстрота прыжков табука. Не является ли каждый из них по-своему художником и творцом другого? Не делает ли каждый из них, другого лучше и по-своему красивее? Не в этом ли суть тёмных игр Неназванного.

Мясо ещё не горчило, следовательно, Кэбот предположил что оно вполне съедобно, если не сказать приемлемо. Ему было ещё далеко до образования трупных алкалоидов после чего им побрезгуют даже презираемые джарды. Кэбот сделал вид, что откусил немного от куска мяса и Рамар, гигантский слин арены, прихрамывавший на левую заднюю лапу, с удовольствием вцепился в мясо зубами и начал рвать его придерживая передними лапами. Рокот продолжал доноситься из груди животного, поскольку, как было отмечено, этот звук рождался без участия его гортани или горла.

— Я тоже соскучился по мясу, дружище, — вздохнул Кэбот. — с тех пор как кончились припасы, что я позаимствовал в военном лагере, приходилось довольствоваться немногим, ягодами, что нашёл около туннеля маток, да корнями, выкопанными из-под снега по пути. Так что, наверное по утру мы с тобой отправимся на охоту. Думаю, что Ты и сам этого хочешь. Мы сможем даже развести огонь. Готов поспорить, что тебе никогда не давали приготовленного мяса. Интересно, понравится оно тебе или нет?

Рамар продолжал рвать мясо, довольно урча при этом.

— Не пускай свою стрелу, если Ты вооружён луком! — попросил кюр.

— Мы знаем, что Ты там, в стороне от костра! — предупредил второй.

— Мы голодны, — объяснил первый. — Мы пришли на запах готовящегося мяса! Не стреляй в нас из тени, из кустов.

— Мы поднимаем сломанное копьё, — сообщил второй. — Мы пришли с миром. Мы просто нуждаемся в еде.

Разумеется, у них не было при себе никакого сломанного копья, но смысл выражения был ясен. Они давали понять, что ищут мира.