Джон Норман - Кюр Гора

Кабот, направляясь в лесной лагерь, предполагал, что Флавион должен последовать за ним. У него не было особых сомнений, что рано или поздно Флавион начнёт действовать, и мужчина решил, что лучше не затягивать с этим вопросом и разрешить его как можно скорее. Кабот не сомневался, что после того как Флавион покончил бы с ним, следующим на очереди стал бы Лорд Грендель, так что, в некотором смысле Кабот надеялся защитить своего друга. Разумеется, Лорд Грендель ни за что не пошёл бы на нарушение амнистии, и не убил бы Флавиона без провокации с его стороны. Впрочем, этого не сделал бы и сам Кабот. Например, ему, по-видимому, не составило бы труда с луком в руке и колчаном, полным птиц смерти, убить Флавиона в лесу несколько дней назад, но это было бы очевидным нарушением амнистии. Таким образом, их дело должно было быть решено или с честью, или никак. Соответственно, для Кабота было важно, чтобы именно Флавион стал первым, кто нарушит амнистию, тем самым добровольно лишив себя её защиты. Однако, хотя Кабот неплохо познакомился с топором во время своего путешествия в Торвальдслэнд, он не был уверен в своей способности противостоять ударам могучего топора кюров, который человек едва мог. Его неуверенность, как выяснилось позже, была более чем оправдана.

Широкую морду Флавиона исказила гримаса кюрской улыбки, и влажно блеснувшие клыки показались по бокам его челюстей.

— Я долго ждал этого момента, — прорычал кюр.

Кабот двинулся влево от Флавиона, и тот качнулся вслед за ним.

Кюр был вооружён топором приблизительно семи футов длиной, что на пару футом больше топора человека. К тому же его оружие было цельнометаллическим.

Могучий инструмент кюров, со свистом рассекая воздух, понёсся к Каботу, и тот отпрыгнул назад. Такой удар мог легко отсечь ему сразу обе ноги. Да что ноги, но мог бы перерубить бревно частокола, или разбить ворота на дюжину обломков.

— Тебе не убежать, — усмехнулся Флавион, шагнув следом за Каботом. — Сколько Ты сможешь бегать, малявка? Ты называешь ту зубочистку, в которую вцепился топором? Ты не сможешь им даже дотянуться до меня! Ты всего лишь человек! А я — кюр! Иди ко мне! Замри! Стой! Дерись!

Кабот продолжал кружить влево, ища щели в обороне Флавиона, но тот теперь держал топор ближе, был осторожнее в движениях, и своими ударами, или скорее толчками, пытался вынудить Каботе отступить, споткнуться или прижаться к частоколу.

Рабыня, прикованная наручниками к столбу, дёргала и тянула свои запястья из стали их окружавшей. Звенья цепи, соединяющей браслеты, снова и снова скребли по железу кольца, но бешеные усилиях рабыни ни к чему не приводили. Сталь, звенья, кольцо, столб, все эти вещи были разработаны вовсе не для того, чтобы предоставить хоть малейший шанс на спасение их пленникам. Их разработали, чтобы держать заключённых, и они держали их с совершенством. Девушка рыдала, кричала, дергалась в браслетах, но была беспомощна. Она была рабыней, прикованной к месту, как того хотели рабовладельцы.

Кабот поднял над головой свой топор, казавшийся таким маленьким и тонким по сравнению с оружием Флавиона, которое ему предстояло удержать. Мощный удар сбил Кабота на одно колено. Мужчина перекатился на бок и ушёл в сторону. Топор Флавиона упал в то место мгновением спустя, подняв фонтан из комьев земли, долетевших даже до столба, у которого стояла прикованная рабыня. Она отвернула голову, спасая глаза от пыли, но затем снова повернулась, чтобы с ужасом смотреть на сражение. Её щёки блестели от бежавших по ним слёз.

Снова Флавион принялся, раскачиваясь из стороны в сторону, преследовать Кабота.

— Я — кюр. А Ты только человек. Я — кюр! — монотонно повторял Флавион.

Огромный топор Флавиона снова пошёл по размашистой дуге. Кабот поймал его на лезвие собственного топора. Воздух взорвался звоном стали и фонтаном искр. Но теперь верхняя часть топора Кабота свободно свисала на ремнях с рукояти. Кабот поднял топор снова, и второй удар доломал рукоять и оторвал от неё навершие. В руках Кабота осталась только бесполезный обломок рукояти, голова топора вместе с частью топорища, валялась на земле в нескольких ярдах в стороне.

Флавион стоял с поднятым над головой топором последи огороженного частоколом лагеря, и насмехаясь повторял:

— Я — кюр! А Ты — человек! Я — кюр!

Но в этот момент раздался устрашающий удар, за которым последовал треск раскалывающегося дерева, потом новый удар и ещё один. Кабот отступил и бросил дикий взгляд за спину. Удары сыпались на противоположную воротам часть частокола. Затем, к его изумлению, часть брёвен повалилась внутрь и с могучим рёвом в пролом ввалилась пугающая фигура.

— Я — кюр! — прорычала она громовым голосом.

— Лорд Грендель! — воскликнул Кабот.

— Я хотела бы доставлять ему удовольствие, — призналась темноволосая рабыня Коринне, невольнице Пейсистрата.

Они обе были прикованы цепью за лодыжки к столбу наказаний.

Мы коротко отметили появление Лорда Гренделя в лесном лагере. Четыре дня спустя сюда прибыл Пейсистрат в сопровождении нескольких своих людей, и некоторых из их рабынь. Гореанские мужчины любят рабынь и редко хотят обходиться без их услуг и удовольствий. Это, как мне кажется, легко понять любому мужчине, который, как говорится в одном гореанском высказывании «отведал рабского мяса». Вероятно, как только человеческий мужчина «попробовал рабыню», он более не удовлетворится ничем меньшим. Возможно, это — одна из причин того, что свободные женщины так ненавидят рабынь. Хотя, на мой взгляд, им не стоит винить за это рабынь, поскольку на них ошейники, а над ними плеть. Всё же возможно их чувства до некоторой степени можно понять, поскольку они не могут не заметить, несомненно, с некоторым чувством раздражения, выражения необъяснимой удовлетворённости, счастья и радости на лицах рабынь, удовлетворённости, счастья и радости, об отсутствии которых в их собственных жизнях они так хорошо знают.

— Научи меня быть рабыней, — попросила брюнетка, — милая Коринна. Я — рабыня, и я хочу быть хорошей рабыней. Научи меня, как доставлять удовольствие моему владельцу! Я хочу служить ему, и я хочу, чтобы он любил меня!

— Поберегись, — шикнула на неё Коринна, встревожено озираясь. — Не смей говорить так. Господа могут услышать!

— Я не понимаю, — растерялась темноволосая рабыня.

— Я бы на твоём месте в разговоре с господином даже не заикалась о любви. Ты — рабыня. Почему тебя нужно любить?

— Но, дорогая Коринна, разве мы все не хотим, чтобы наши владельцы могли бы любить нас, хотя бы немного?

— Ясное дело, — кивнула Коринна. — Это, то о чём мечтает любая рабыня. Только не говори об этом с господином. Тебя за это могут избить и быстро продать. Какой рабовладелец признается, что любит столь низкое и никчёмное существо, как рабыня? Представь, что об этом услышит свободная женщина?