Джон Норман - Кюр Гора

— Кажется, Ты попал под её очарование, не так ли? — засмеялся работорговец.

— А что, кто-то мог бы не попасть? — осведомился Кэбот. — Но я думаю, что мне пора возвращаться домой.

— Эй, вечер же только начинается, — толкнул его в плечо Пейсистрат.

Рыжеволосая пага-рабыня вернулась с наполненным кубком и опустилась на колени подле низкого стола, за которым со скрещенными ногами сидели Кэбот и Пейсистрат. Гореанские мужчины обычно садятся за стол именно так, что называется по-турецки, скрестив ноги, а гореанские женщины — стоят на коленях. Стулья на Горе обычно являются вещью статусной. В гореанском обществе вообще статус и иерархия являются его краеугольным камнем. Нет нужды даже пытаться притворяться, что на Горе не существует очевидного дифференцирования в таких вопросах. Это было бы расценено как постыдное лицемерие.

Взгляды рабыни и Кэбота на мгновение встретились, и в её глазах, полных жалости и мольбы, он прочитал её потребности. Но женщина быстро опустила глаза, и прижала металл кубка к своему животу, потом к груди, а затем, подняв чашу к губам и глядя на Кэбота поверх его края, медленно поцеловала кубок. После этого ритуала она опустила голову между протянутыми вперёд и вверх руками и предложила кубок мужчине, который его принял.

— Я могу говорить, Господин? — кротко спросила она.

— Говори, — разрешил Тэрл.

В её глазах стояли слезы, губы дрожали.

— Я желаю доставить удовольствие, — сказала рабыня.

— Вижу, — кивнул Кэбот.

— Возьмите меня в альков, Господин, — зашептала она, и в её голосе Тэрл уловил едва сдерживаемое напряжение. — Я умоляю об этом!

— Она переполнена потребностями, — объяснил Пейсистрат.

— Возьмите меня в альков, Господин, — всхлипнула женщина. — Прикуйте меня! Сделайте меня беспомощной! Избейте плетью, если желаете! Но используйте меня! Я умоляю использовать меня!

— Похоже, что она была лишена секса, — заключил Кэбот.

— Да, — подтвердил Пейсистрат.

— Для чего?

— Её и некоторых других, — ответил косианец, — посадили на голодный паёк, чтобы подготовить для твоего развлечения.

— Понятно, — кивнул Кэбот.

Рабские огни, как их называют, безжалостно и беспощадно зажжены в животах рабынь. Зачастую — это часть их дрессировки. Интересно наблюдать за тем, как работорговец берёт свободную женщину, удовлетворенную её сексуальной инертностью, и даже высокомерно гордящуюся своей фригидностью, и превращает её в беспомощную, уязвимую, мучимую потребностями, умоляющую рабыню, готовую рьяно служить, лишь бы быть вознаграждённой хотя бы малейшим прикосновением мужчины. С того момента как пламя рабских огней поселится в животе женщины её свобода остаётся для неё в прошлом. Она испорчена для свободы, она вне этого понятия, теперь вместо этого она живёт для внимания, любви и прикосновений её господина. В действительности, весьма обычно, что тот, кто был знаком только со свободными женщинами, с их оговорками, подозрениями, расчётами и запретами, их инертностью и фригидностью, часто удивляется, столкнувшись с рабыней, той, чьи потребности бросили её уязвимо и беспомощно во власть мужчин. Иногда мужчина может столкнуться в алькове с женщиной, за которой он ранее безуспешно ухаживал, а теперь она в рабском ошейнике. Это будет всё равно, что повстречать совсем другую женщину, и, в некотором смысле, это верно, поскольку там, где однажды была свободная женщина, теперь рабыня. Возможно, он даже купит её и отведёт домой. Возможно, она сама будет упрашивать его так поступить, жалобно покрывая поцелуями его ноги.

— Вперёд! — поощрил его Пейсистрат. — Веди её в альков.

— Как тебя называют? — осведомился Кэбот.

— Лейна, если Господину это понравится.

— Расскажи мне о своём ошейнике, — приказал Кэбот. — Что он говорит?

Рабыня коснулась ошейника. Дело в том, что Кэбота мучило любопытство относительно ошейников рабынь в цилиндре. Они выглядели самыми обычными, плоскими, светлыми, плотно прилегающими, запертыми сзади.

— Это — стандартный ошейник, Господин, — ответила она, — очень похожий на общественный ошейник, на тот, что носят государственные рабыни.

— Что он говорит? — повторил вопрос Кэбот.

— Там сказано, Господин, — сказала девушка, — что я — рабыня Цилиндра Удовольствий.

— Кюры не должны есть женщин, на которых найдут такие ошейники, — добавил Пейсистрат.

— Скажи, Лейна, — попросил Кэбот, — Ты хотелось бы носить ошейник на Горе и иметь одного господина?

Она опустила голову, явно боясь отвечать.

— Ты не должна отвечать, — отменил свой вопрос Кэбот.

— Спасибо, Господин, — прошептала Лейна.

— Кюры предпочитают, чтобы у нас здесь не было частных рабынь, — пояснил Пейсистрат. — Это дает кюрам больший контроль над рабынями.

— А заодно над мужчинами?

— Возможно, — кивнул Пейсистрат.

— Кроме того, в этом случае, возникнет меньше беспокойства, если кюры захотят переместить кого-либо куда-либо, не так ли? — уточнил Кэбот.

— Да, или съесть, — ответил Пейсистрат.

— Лейна, — окликнул девушку Кэбот.

— Да, Господин! — отозвалась та.

— Иди, обслужи другого, — приказал мужчина.

Рабыня уставилась на него дикими глазами.

— Вон того, — ткнул пальцем Кэбот в другой конец зала, в человека, который слишком явно и возможно даже раздражёно, любовался боками официантки Кэбота.

Девушка, всхлипнув, вскочила на ноги и поспешила к указанному клиенту, который выкрикнул от радости, добродушно помахал рукой Кэботу, несомненно оценив неожиданный подарок, и уже через мгновение девушку за волосы тянули к соседнему алькову.

Кэбот же вновь уделил всё своё внимание к танцовщице, извивавшейся на песке. Как раз подходила кульминация танца, и вскоре раздался заключительный громкий выстрел плети, и танцовщица, упав на песок и замерев, наполовину стоя на коленях, наполовину присев, жалобно протянула одну руку к товарищу, который провёл его часть танца плети.

— Что Ты думаешь? — поинтересовался Пейсистрат.

— О танце? — уточнил Кэбот.

— Если хочешь, то давай о танце, — пожал плечами работорговец.

— Отлично исполнено, — прокомментировал Кэбот.

Танец плети — весьма частый гость на танцевальной сцене любой таверны, в программу развлечений которой включены рабские танцы.

— Ты — знаток рабских танцев? — поинтересовался Пейсистрат.

— Не то чтобы очень, — признался Кэбот. — Но вполне могу оценить их тонкости.

— Лично я подозреваю, что те, кто судит о таких вопросах слишком точно, слишком критически, — усмехнулся Пейсистрат, — оценивая положение рук, движения тела, наклон головы, легкость или равномерность движений ноги и прочие детали, упускают большую часть удовольствия танца.