Джон Норман - Кюр Гора

— Возможно, — осторожно сказал Кэбот.

— Только, кажется, Царствующие Жрецы просчитались, — заметил Пейсистрат.

— Похоже, что так, — кивнул Кэбот.

Конечно, он не мог разглядеть иного намерения в том, что она оказалась в одном контейнере с ним, кроме как помучить его, заставить разрываться между честью и желанием. Но затем он спросил себя, как можно было желать такую женщину, настолько надменную и высокомерную, настолько одержимую её собственным напускным, эксцентричным самовыражением, так наивно, вычурно и некритически переполненную тщеславием и препонами неестественной, претенциозной, несчастной цивилизации? Но, конечно, она была удачно выточена на токарном станке природы, чтобы дразнить и мучить мужчин, по крайней мере, пока она не стала их уязвимой, беспомощной собственностью.

— Но она, несомненно, рабыня, — заметил Пейсистрат.

— В этом не может быть никаких сомнений, — поддержал его Кэбот.

— А как Ты думаешь, знает ли она сама о том, что она — рабыня?

— В некотором смысле, — пожал плечами Кэбот. — Цепь на её шее, не оставляет ей простора для сомнений относительно этого.

— Но считаешь ли Ты, что она понимает, что эта цепь оказалась на ней законно и правильно, что она ей принадлежит?

— Скорее всего, нет, — ответил Кэбот.

— И Ты думаешь, что она будет бороться с пониманием себя как законной рабыни? — спросил Пейсистрат.

— Вероятно, — пожал плечами Кэбот.

— Ты не интересуешься тем, чтобы заявить права на неё?

— Нет, — покачал головой Кэбот.

— Ну вот и твой дом, — сказал Пейсистрат, останавливаясь у лестницы, ведущей к небольшой вилле, прилепившейся к склону холма, выделенной Кэботу для проживания.

— Да, — кивнул Кэбот.

— Агамемнон ждёт твоего ответа, — напомнил Пейсистрат, глядя вверх на сделавшего несколько шагов по ступеням Кэбота.

— Скоро он его получит, — пообещал Кэбот, поднимаясь по лестнице.

— Кэбот! — позвал Пейсистрат.

Кэбот обернулся и, посмотрев вниз, спросил:

— Что?

— Я приду за тобой в пятом ане, — сообщил косианец.

— Арена? — уточнил Кэбот.

— Наше присутствие обязательно, — развёл руками Пейсистрат.

— Понимаю, — кивнул Кэбот.

— Это зрелище будет не слишком привлекательным, — предупредил Пейсистрат.

— Могу себе представить, — хмыкнул Кэбот.

Кэбота и Пейсистрата препроводили в клетку, установленную на среднем ряду амфитеатра

— Отсюда открывается прекрасный вид, — заметил Пейсистрат.

Дверь клетки захлопнули за их спинами и заперли на замок.

В этот раз Кэбот был одет в простую тунику и сандалии. Богатые, расшитые золотом и рубинами одежды, он оставил дома, на выделенной ему вилле.

— Почему нас держат в клетке? — недовольно осведомился Кэбот.

— Вероятно, потому, что мы — животные, — пожал плечами Пейсистрат, — и принимающая сторона решила, что для нас это будет более всего подобающе. Но возможно, учитывая твои наклонности, ещё и для того, чтобы лишить тебя возможности вмешательства в празднество. А может просто для того, чтобы защищать тебя от некоторых здесь присутствующих, раздражённых твоим выступлением в суде.

— Но тебя тоже держат в клетке, — напомнил Кэбот.

— С точки зрения кюра, я тоже — животное, — развёл руками Пейсистрат. — И разве тебе, любимчику Агамемнона, не стало бы обидно, сидеть в клетке одному, в то время, как я остался бы на свободе?

— В лесу, я узнал от Агамемнона, в тот момент, когда он был в образе металлического ларла, или внутри него, или как-то управляя им дистанционно, что Ты, так или иначе, его человек.

— Мы можем перейти на английский? — поинтересовался Пейсистрат.

— Конечно, — ответил Кэбот уже по-английски.

— Я свой собственный человек, — заявил Пейсистрат.

— А Агамемнон знает об этом?

— Нет, — ответил Пейсистрат, а потом, указав на верхнюю лестничную площадку на той стороне арену, сказал: — Вон смотри, Лорд Арцесила пришёл.

По большей части ряды уже были заполненным, там и тут развевались флаги и вымпелы.

— Я смотрю торговцы появились, — заметил Кэбот, — похоже закуски продают.

— Только не спрашивай из чего они сделаны, — поморщился Пейсистрат.

— Ну хорошо, не буду, — понимающе кивнул Кэбот.

— Музыку слышишь? — поинтересовался Пейсистрат.

Некоторые из кюров в рядах начали как-то странно, то ли двигаться, то ли колебаться.

— Думаю да, — сказал Кэбот, напрягая слух. — Но это не похоже на музыку, скорее это какая-то вибрация, как ветер в лесу, как течение ручья, тихое и отдалённое, а иногда, словно крики схваченных, испуганных животных, и прочие подобные звуки.

— И много чего ещё непонятного, не напоминающего ничего тебе знакомого.

— Верно, — согласился Кэбот.

— Эта вибрация, точнее биение, — сказал Пейсистрат, — предлагает биение сердца кюра, а движения ветра и воды, подразумевают внезапность видения и циркуляцию ускорившейся крови, а визги, жалобы, вопли, стоны вероятно могут напоминать о войне и охоте. Но большая часть их музыки, боюсь, может быть либо просто неразличима для человеческого уха, либо быть буквально неприятной для нашего восприятия. Их ритмы лишь частично могут быть восприняты нами. Возможно, это имеет отношение формированию нервной системы или разнообразным наследственным кодам. Трудно даже представить себе насколько мы отличаемся друг от друга культурно и физиологически, насколько по-разному мы слышим, говорим и даже осязаем.

— Она прекратилась, не так ли? — уточнил Кэбот.

Пейсистрат поднял голову, вслушиваясь.

— Да, — подтвердил он. — Они готовы начинать.

Внезапно загремела дробь мощных барабанов.

— Ай! — вскрикнул от неожиданности оглушённый Кэбот.

— А вот это уже было не трудно услышать, не так ли? — улыбнулся Пейсистрат.

Барабанов было двенадцать. Установлены они были в первом ряду арены, и в каждый били по два барабанщика.

— Это точно, — поморщился Кэбот.

— Двенадцать барабанов, — прокомментировал Пейсистрат. — По числу пальцев на руках кюра.

— А почему по два барабанщика? — полюбопытствовал Кэбот.

— Ну глаз-то у кюра два, — ответил Пейсистрат. — Руки и глаза.

— А я-то решил, что музыка кюров тиха или почти не слышна.

— Она вовсе не тиха для слуха кюра, — пояснил Пейсистрат. — Но к барабанам не стоит относиться как к музыке. Это — барабаны арены, но есть ещё барабаны войны, служащие для передачи сигналов о перестроениях, атаке и так далее.

Кэбота показалось, что его кровь начала быстрее бежать по венам. Пейсистрат, похоже, тоже был под впечатлением боя барабанов.

— Кажется люди и кюры разделили страсть к барабанами, — заметил Кэбот.

— Барабаны, — сказал Пейсистрат, — говорят с кровью и с сердцем. Они говорят о биении и упорстве жизни.