Елена Первушина - Невидимый город [сборник litres]

В одном Исий был совершенно незаменим. Если младенец в животе Элианы совсем уж расходился и начинал пинаться так, что бедняжка только охала, Исий клал руку на огромный живот жены и командовал громким голосом: «А ну смирно, будущий солдат! Спи, отдыхай перед походами!» И ребенок мгновенно засыпал.

Да, вот еще одно, по-видимому, абсолютно счастливое существо. Ребенок Элианы, судя по всему, оставался совершенно доволен жизнью, неизменно бодр и деятелен и, несмотря на свои немалые размеры, умудрялся бойко вертеться в материнском животе, и, пока дома не было Исия, почти непрерывно пинал маму в самых неожиданных местах. Эгери не сомневалась, что лет через пять-шесть он превратится в такого же лихого весельчака и здоровяка, как те мальчишки, что играют сейчас на улице. Она, Эгери, еще набегается за ним, умоляя иди домой пообедать.

Шесть лет! Эгери прошиб холодный пот. Внезапно она поняла, отчего ей так тошно, какую мысль она упорно гонит от себя последние полгода, а то и год. Для них для всех: для Исия, для Элианы, для младенца – все просто и ясно. Пройдет еще несколько дней, Элиана наконец разродится, вновь обретет свою красоту и возможность наряжаться, младенец получит свободу, Исий – долгожданного наследника (никто не сомневался, что это мальчишка, – девочка не стала бы так буянить). И следующие десять, а то и двадцать лет все будет идти своим чередом: Элиана будет рожать и растить, Исий нести службу, дети – подрастать и крепнуть. А что будет с ней, с Эгери? Она не со мневалась: скажи она Исию хоть слово, он тут же подберет ей среди своих людей доброго мужа и даже выделит приданое. Но как быть с памятью о том, что она из рода Хардингов, что на троне, испокон веку принадлежавшем их семье, сейчас сидит узурпатор и ведет Королевство к гибели?

– Эгери, сбегай до угла, купи лакричных конфет, с утра во рту горчит, – попросила Элиана.

– Ладно, сестрица, только не забудь кальмаров снять с огня, они скоро уже готовы будут, – ответила Эгери, накидывая на плечи платок.

– Сниму, не беспокойся, я еще не совсем ума лишилась! – надула губы Элиана.

– Я только хотела напомнить…

– Да я уж вижу, как тебе нравится хозяйку из себя разыгрывать! Думаешь, пока я в тягости да с малышом вожусь, так ты весь дом к рукам приберешь?

– Было бы что прибирать, – презрительно бросила через плечо Эгери, выходя на лестницу.

– Какой ни есть, а у тебя и такого нет. Нашей милостью только и живешь! – понеслось ей вслед.

У Эгери защипало в носу, но она тут же взяла себя в руки. Лестница была слишком крутой, темной, ветхой и грязной; вздумай кто здесь плакать, а не смотреть под ноги – вмиг бы кубарем покатился вниз. Комната Исия и Элианы (точнее, комната Исия, если уж говорить начистоту, у Элианы здесь тоже нет никаких прав) находилась на третьем этаже четырехэтажного «острова» – так называли здесь дома на много семей. Дом – тоже ветхий, темный и грязный, и из любого угла без труда можно расслышать, как ссорятся соседи наверху, и унюхать, что готовят у соседей снизу. Перекрытия стремительно гнили и часто обрушивались, а то и весь дом заваливался на бок, складываясь, словно веер. Эгери прежде не представляла себе, что люди могут так жить, сидя буквально на головах друг у друга. Им с Элианой еще повезло, что Исию исправно платят жалование, семьи победней, сняв комнату, тут же, чтобы окупить расходы, сдавали ее углы совсем уж пропащим беднякам – то-то веселая жизнь была в таких домах! Воду приходилось носить из конского водопоя за три квартала и выстаивать при этом длинную очередь. Но здесь принцессам тоже посчастливилось: Исий служил в городской страже и что ни день отряжал одного или двух своих людей для того, чтобы они наполнили водой огромную бочку, занимавшую целый угол в комнате (Эгери уже научилась понимать, насколько они могут быть дороги, эти углы). Так что женщины могли не только стирать и мыть посуду, но даже иногда принимать ванну, точнее, мыться в лохани. Гораздо хуже – огонь. Готовить приходилось на жаровнях или раскладывая костерок во дворе дома, но при малейшей неосторожности сам дом мог загореться, как свеча. Такое случалось нередко, при этом огонь легко перекидывался с острова на остров, выгорали целые кварталы. С тех пор это стало ее кошмаром: уходя из дома, она каждый раз думала, что, если Элиана или кто-нибудь из соседей по неосторожности перевернул жаровню, возвращаться придется на пепелище… Она уже такое видала: Исий как раз и командовал пожарными (здесь их называли «бодрствующими») в своем районе и, когда ухаживал за Элианой, пару раз приглашал ее и Эгери полюбоваться на их работу – бесплатные развлечения в Лусе ценились очень дорого. Полюбоваться и в самом деле было на что. Рядовые «бодрствующие» выстраивались цепью от колодца или иного водоема, указанного «водяным» – специальным человеком из отряда, досконально знающим все источники воды в городе. Тем временем механики разворачивали свои помпы, гасильщики, взбираясь по лестницам с риском для жизни, набрасывали на огонь смоченные в уксусе войлочные и суконные полотнища, крючники и серпники сваливали на землю горящие бревна, спасатели и врачи расстилали на мостовой толстые матрасы, чтобы люди не переломали ног, выпрыгивая с горящих этажей, а стрелки стояли наготове с камнеметательными машинами, чтобы разрушить соседние дома, если на них перекинется огонь. Словом, зрелище впечатляющее, и Эгери твердо усвоила: случись что, люди еще, возможно, спасутся, но дом и вещи – никогда. А бездомному и нищему в Лусе надеяться не на что.

Правда пока что, вернувшись домой, Эгери неизменно заставала всех домочадцев живыми и здоровыми и успокаивалась – до следующей отлучки или до ближайшей грозовой ночи. В квартале говорили, что часто дома поджигают сами домовладельцы – чтобы отстроить новый и повысить плату. Еще говорили, что они специально приказывают использовать при постройке плохой цемент, чтобы постройки поскорее разрушались. И перекрытия в самом деле часто обрушивались, но тут же на их месте вырастали новые: в город постоянно приезжали новые люди и жилья всегда не хватало. Эгери никак не могла взять в толк, отчего так. Неужели люди, которые могли бы своими руками прокормиться на земле, по доброй воле выбирали городскую нищету и все сопряженные с ней неудобства и опасности?

Конечно, в замке, где росла Эгери, тоже был не один этаж и людей собиралось немало. Но там у каждого было свое дело – на кухне ли, на конюшне ли, в кузне или в саду. Никто не шатался праздно и не путался под ногами у других. Здесь же все хоть и суетились, будто муравьи, а каждый тащил хвоинку в свою сторону. Да и кроме того, на родине стоило выехать за ворота, и перед тобой открывались широкие, прорезанные дорогами поля, перелески, рощицы, а там и сам Великий Лес – сколько хочешь простора, сколько хочешь свободы. Здесь же за одним островом вставал другой, дома жались друг к другу, цеплялись за каждый участок земли, немилосердно тесня узкие и кривые улицы, и все это скопище грязных и вонючих уродов заполняло низменную болотистую равнину у подножия Городского Холма. На склонах холма лепились дома побогаче. Еще выше находились «общественные здания, общественные площади и храмы» – Эгери никак не могла взять в толк, что это такое. Далее на холмистой равнине располагались сады и виллы аристократов – здесь, наверно, дышалось вольготнее, но все же, по мнению Эгери, даже аристократы почему-то селились слишком скученно, будто боялись чего-то и старались держаться поближе друг к другу. И все это вместе был город Лус – столица Сюдмарка.