Эрика Йохансен - Судьба Тирлинга [litres]

Тетя Мэдди рассказывала им свою историю хриплым, огрубевшим голосом, сжав костлявые руки в замок перед собой. Все мускулы, когда-то украшавшие ее тело, теперь исчезли, а предплечья походили на хрупкие веточки.

– Он не смог, – прозвучал ее шепот, и, хотя она не смотрела ни на кого из них, Кэти знала, что тетя обращается к Лили. – Помнишь, в прошлый раз он был почти полностью опустошен. Может, дело в том, что он постарел, или в том, что в том направлении двигаться тяжелее, я не знаю. Но я видела, что он не справляется, что убивает себя попытками. Я пыталась помочь ему, схватила за руку, надеясь, что он возьмет силу у меня. Он взял. Но это все равно не сработало. Проход не открылся.

Кэти не поняла большую часть из сказанного, но быстро оглядевшись вокруг, поняла, что она такая одна. На лицах Лили и Джонатана застыло совершенно одинаковое выражение смирения, глаза были опущены.

– В конце концов я поняла, что из него просто вытягивает жизнь. Он тоже это понял и оттолкнул меня прочь. Но перед смертью успел передать мне это.

Она сунула руку в карман и достала сапфир Тира, покачивающийся на крепкой серебряной цепочке. Цепочка спуталась, серебро потускнело, но камень сиял так же ярко, как всегда.

– Он велел мне отдать его тебе, – прохрипела тетя Мэдди, протягивая украшение Джонатану. – И вот я отдала.

Джонатан взял камень в руку и уставился на него долгим взглядом. Обычно Кэти могла догадаться, о чем он думает, но на этот раз она не имела ни малейшего представления о том, что творилось в душе Джонатана. В какой-то момент Лили поднялась и вышла из комнаты, а теперь вернулась, неся тарелку с горой бутербродов. Но Мэдди лишь посмотрела на еду, а затем подняла глаза, темные и безучастные. – Я умираю. Я знаю это наверняка. Сюда я дошла лишь потому, что у меня был его запас еды, но то, что он вытянул из меня, пропало навсегда. Я слабею с каждым днем.

– А что с его телом? – спросила Лили.

– Его нет, – ответила тетя Мэдди. – Мне пришлось выкинуть его за борт.

Тут Лили отвернулась и умолкла. Джонатан по-прежнему разглядывал камень, лежащий на ладони. Кэти хотелось оплакать Уильяма Тира, но она не могла, потому что он сам направил ее мысли в более важном направлении: как это все отразится на Джонатане? Что будет с Городом, когда все узнают, что Уильям Тир мертв? Остальные, похоже, не зашли еще так далеко в своих размышлениях, но какая-то часть мозга Кэти уже предвидела последствия и обдумывала, как их избежать.

– Мы не должны никому рассказывать, – объявила тетя Мэдди, и Кэти посмотрела на нее с благодарностью.

– О чем ты говоришь? – спросила Лили. – Мы не можем сохранить это в тайне.

– Конечно, можем, – возразила тетя Мэдди тоном, исключающим любые споры. – Это последнее, что сейчас нужно Городу.

Кэти кивнула. Уильям Тир всегда служил преградой для самых худших намерений Города. Без него некому будет встать на пути у Пола Аннескотта или любой другой из множества групп, стремящихся к власти и влиянию. Рано или поздно люди начнут догадываться, что Тир мертв, но даже эта неуверенность была лучше голой правды.

– Как мы можем скрыть такое? – требовательно спросила Лили. – Что скажут люди, когда увидят, что ты вернулась без него?

– Они не увидят. Мне недолго осталось.

Тетя Мэдди рывком поднялась с дивана. Кэти показалось, что даже в мягком свете свечей она может видеть выступающие под кожей кости на руках тети Мэдди.

– Я ухожу. Сейчас, пока не взошло солнце.

– Ты не можешь! – выкрикнула Лили срывающимся голосом.

– Лил. – Тетя Мэдди схватила ее за плечи и сжимала, пока Лили не поморщилась. – Прекрати.

– Но куда ты пойдешь?

– Неважно, – ответила тетя Мэдди. – Это важнее любого из нас. Так было всегда, и ты знаешь это так же хорошо, как и я. Он сказал, ты всегда была одной из нас, даже тогда, еще в Бостоне.

Она отвернулась и похромала в коридор.

– Она права, мам, – тихо сказал Джонатан, вертя сапфир в руках. – Папа мертв, а этот город разваливается.

– Мы должны ее остановить! – настаивала Лили. Но ни Кэти, ни Джонатан не шевельнулись, а когда Лили попыталась подняться, Кэти схватила ее за руку и усадила назад. Пару секунд спустя входная дверь хлопнула, закрываясь, и Лили разрыдалась. Кэти тоже хотелось заплакать: плакать по Уильяму Тиру, по тете Мэдди и больше всего по тому, что они все утратили, весь Город. Но перед лицом стойко принявшего удар судьбы Джонатана, у нее не осталось другого выхода, как проглотить слезы и подумать о ближайшем будущем.

Город не готов был услышать, что Уильям Тир мертв. Тир оставил маму за главную, но это был временный выход; мама была не из тех, кто сможет сплотить горожан на долгий срок. Таким человеком мог бы стать Джонатан, но и к этому Город пока не был готов. Тетя Мэдди была права. Смерть Тира следовало скрывать любой ценой. Кэти теперь была стражем, и тайны стали для нее привычным делом, но мятежная часть ее разума не могла перестать мечтать о том, чтобы все они свалились на кого-то другого. Она любила свой Город и не умела лгать.

«Ты научишься», – шепнул голос Тира в голове, и Кэти вздрогнула, осознав всю правоту его слов: теперь она работала на мертвеца.

Проснувшись, Королева мгновение лежала не шевелясь. Она была уверена, что слышала у дальней стены какой-то звук, похожий на шуршание. Как то, в одну из особенно холодных зим, Дворец наводнили крысы. Их уничтожили с помощью яда и ловушек, но, возможно, грызуны вернулись.

«Определенно, вернулись».

Губы Королевы искривила холодная улыбка. С каждым днем дворец покидало все больше придворных. Ее тронный зал не убирали уже неделю, поскольку большинство дворцовых слуг разбежались. Пропала и половина ее личной гвардии. Лишь благодаря Гислену, капитану ее Стражи, она могла спать; сейчас он лично охранял двери в ее спальню. С улицы долетал отдаленный шум боев, идущих в городе. Демин захлестнула анархия.

Странный шорох повторился.

Королева тихонько выругалась и потянулась за свечой. По ночам она всегда спала мало; ей проще было заснуть днем, при свете. Из-за постоянных сквозняков, дующих сквозь разбитые окна Дворца, без одеяла в комнате было холодно, как в леднике. Три недели назад король Кадара впервые за двадцать лет пропустил отправку дани. От одной этой мысли кровь Королевы вскипала. Старый ублюдок почуял, что она слабеет, и Королева, которой Кадар годами не доставлял забот, столкнулась с новой проблемой у своих южных границ. Стекло, когда-то стоившее в Демине меньше, чем хлеб, стало предметом роскоши, и теперь Королева мерзла в своей недавно еще идеально утепленной спальне даже под одеялами. В казне не было денег на остекление окон. И Дворец был открыт как всем ветрам ранней зимы, так и любому сброду, вздумавшему просочиться внутрь.