Сергей Малицкий - Достояние павших

Он, конечно, не пошел вдоль тропы. Шаг в сторону значило совсем другое. Он должен был обратиться тенью. Он мог вовсе исчезнуть, уйдя не на шаг в сторону, а на два, на три, в ту мглу, из которой в дни смертей и непосильных мук поднимаются безумные грисы, но мать предупреждала, что никому еще не удавалось вернуться оттуда. Это хорошо или плохо? – спрашивал ее Тис. Не знаю, – отвечала мать. – Этой способности у меня нет. Я вообще никого не знаю, у кого она есть. Но если бы оттуда можно было вернуться, я с ужасом представляю, что могло бы пробиться в наш мир. И боюсь подумать, с чем там можешь столкнуться ты.

Там ничего не было. Тис точно не знал, что оставалось от него на этой стороне, он лишь повторял ощущения, которые запомнил из опыта первых двух лет жизни, что если чуть сдвинуть себя в серую мглу, то исчезнут и недуги, и боли, и страх. Да, всё вокруг обратится в тени, даже любимая мама у детской кроватки станет мглистой тенью со светящимися глазами, но зато придет покой и легкость. Главное, не уходить далеко. На один шаг, не более того. Как же мама плакала, когда ей показалось, что вместо ее сына в постели сгусток мглы. Как она сумела его вытащить, если ей не за что было его ухватить? Как она прижимала его к себе после этого! Шаг в сторону, не более того, а потом медленно и осторожно идти вдоль узкой тропки, пропитываясь покоем и легкостью.

Он едва не столкнулся с сутулым старичком. Отшатнулся, пропуская его, затем выбрался из тени, сделал один обратный шаг и позвал:

– Дилис?

– Кто тут? – выпрямился как соскочившая дверная пружина старик, выхватив из ножен узкий клинок, который закачался в воздухе в пальце от лица Тиса.

– Я, – прошептал Тис. – Я – сын Мэтт. Она просила сказать тебе, Дилис, что она всё.

– Всё? – сокрушенно переспросил старик, выронил меч, упал на колени и заплакал. И только тогда по-настоящему заревел и Тис.

Он пробыл у старика почти два года. Жил в его доме, устроенном в невесть откуда взявшейся среди страшного леса полуразрушенной древней башне. Учился разбирать следы и расплетать магию леса, которая окутывала его словно паутина. Прислушивался к каждому слову Дилиса, который только через месяц завел с ним разговор о том, что же случилось с его матерью?

– С матерью и отцом, – прошептал, разбивая угли в очаге, Тис. – С Мэтт и Гликом. К нам пришли враги. Я спрятался, а они сражались. Но врагов было слишком много. Они почти все погибли, но победили. И матери и отца не стало.

– Кем был твой отец? – спросил Дилис.

– Кузнецом, – вздохнул Тис, вспомнив тот страшный разговор у пепелища кузницы, и повторил. – Очень хорошим кузнецом. Он учил меня. Я все запомнил. Он выковал два меча. Для себя и для мамы. Ими они и сражались. Я не знаю, буду ли я кузнецом, но меч себе я должен буду выковать сам.

– У твоей матери когда-то был очень хороший меч, – заметил Дилис. – Таких мечей во всем Талэме и десяти клинков не наберется. Такой меч нельзя выковать.

– Его забрала та женщина… – Тис поморщился, но не стал произносить ее имя. – Не тогда, еще раньше. Она пришла с врагами. Она… сражалась ее мечом. И осталась жива. И еще двое.

– Ты еще слишком мал, – прервал затянувшуюся паузу Дилис. – Поэтому запомни главное, если ты будешь думать о мести, то вся твоя жизнь превратится в один единственный поход. В одну битву, после которой ничего не будет. Ты истратишь себя. Я хорошо знал Мэтт. Она была удивительной. И я уверен, что она хотела бы, чтобы ты вырос, научился всему, чему можно научиться. Стал сильным, мудрым и прожил долгую, очень долгую жизнь. Если ты будешь думать о мести, ничего этого не выйдет. А вот если будешь жить так, как жила Мэтт, то в какой-то момент снова столкнешься с теми, кто отнял у тебя самое дорогое. И они не будут концом твоего пути, они будут всего лишь коротким привалом на нем. Понимаешь?

– Нет, – замотал головой Тис.

– Поймешь, – улыбнулся Дилис. – А теперь давай-ка начнем эту твою новую жизнь так, как начинала свою жизнь маленькая Мэтт, которую я учил сражаться. Для начала возьми мой меч, потрогай его, подержи, погладь, только не поранься, конечно. Он очень острый. Завтра я покажу, как его держать, как стоять с мечом, и как его чувствовать. А потом, когда ты кое-чему научишься, я расскажу тебе, откуда родом твоя мать, и где тебе должны быть рады.

Дилис ничего из этого не успел рассказать Тису. Старик словно наверстывал упущенное, словно пытался исправить ошибку, потому как даже три десятка мертвых противников не оправдывают проигранную битву, пусть даже ты сразил их в одиночку. Он учил Тиса и утром, и днем, и вечером. Иногда поднимал ночью и предлагал взять в руку меч. Он возился с тяжелыми корнями, чтобы уравновесить их и затем фехтовал деревяшками с маленьким Тисом, поражаясь упорству последнего. А в те дни, когда старика сковывали старческие болезни, доставал из-под узкого ложа кожаный мешок с пучками высушенной травы и рассказывал, какая из них от чего помогает и как с ними обращаться.

– Вот, к примеру, – разминал он пучок темно-зеленой травы. – Закатник пятнистый. Занятная травка. Скотина ее не ест, травницы обходят ее стороной, хотя и найти ее непросто. Вроде бы никакой от нее пользы, но это лишь потому, что пользу эту никто из нее не пытался извлечь. Так-то лишь известно, что стоит проглотить хотя бы ее лепесток, как весь покроешься конопушками, словно рыжим уродился, и волосы твои станут рыжими, даже корни. Правда, хватает такого листка на неделю. А потом еще нужно съесть. Если конечно, не сойдешь с ума от зуда. Чесаться все начинает. Но тут уж другая хитрость имеется, намажешься цветочным медом, и зуд ослабевает. Можно выдержать. Правда, тогда уж от мух придется отбиваться, но если зимой, то не такая уж это и забота.

– А зачем это все? – удивился Тис. – Зачем терпеть зуд и становиться рыжим до корней волос? Для чего?

– Незачем, – согласился Дилис. – Тем более, что с каждым новым листом конопушки узор-то на лице слегка меняют. Внимательный человек сразу разберет, кто перед ним. Настоящий рыжий или мнимый. Поэтому его отвлекать надо. Ну, не знаю. Плеваться, в носу ковырять, пальцами щелкать. Так что никакой пользы. Если конечно не знать кое-что. К примеру то, что именно эта травка выводит из человека любой яд, если прошло меньше часа, как он был отравлен. Пусть даже стрела с ядом попала в него. К тому же только закатник пятнистый вылечивает от страшной болезни – бешенства. Другого средства – нет. Нет, конечно, есть еще и магия, но найди еще такого колдуна. Настоящих-то колдунов на тех, кто ярлыками размахивает, – один на тысячу. И вот собери таких настоящих колдунов тысячу и, может быть, один из них сможет излечить тяжкий недуг. А хороший травник всегда имеет пучок такой травы. А колдунов-то настоящих тысячу не сыщешь во всей Ардане! А еще, кроме всего прочего, она помогает перетерпеть боль. Понимаешь, порой старческий недуг или рана, полученная воином, обрушивают человека в невыносимую боль.