Франсуа Плас - Узник Двенадцати провинций

– Но ведь это правда!

Он снова сделал мне знак молчать, но мне загорелось доказать свою правоту, и я уже не мог остановиться. Я сказал ему, что у нас тоже есть корабли, только из железа, что они ходят по морю без парусов и без весел, с высоченными трубами и огромными пушками, способными дать залп до облаков. Он замахал рукой, словно отталкивал мои слова, и судорожно заморгал правым глазом. Я не понимал, чего он испугался, и продолжал толковать о крушении «Трех копыт» и о войне, той войне, что разразилась в моем краю, до того как я попал в Варм.

Вдруг к нам шагнул человек в капюшоне. Переступив одной ногой через меня, он грубо схватил Ивона за шиворот. Я не мог ему помешать, он придавил меня коленом и оказался чертовски тяжелым. Выругавшись, малый напружинился, поднял моего друга и с размаху швырнул его вниз головой за борт. Раздался громкий всплеск, и баркас опасно закачался. Моряк пошире расставил ноги для равновесия, сплюнул на ветер и потер руки. Потом, обернувшись, грозно посмотрел на меня. Я в ужасе кинулся на корму, пытаясь разглядеть Ивона. На короткий миг он вынырнул, задыхаясь и отплевываясь. Побарахтался несколько секунд – я еще слышал его сдавленные крики – и исчез, камнем пошел ко дну, даже пузырей не осталось. Матиас изо всех сил тащил меня назад. Несмотря на туман, я успел увидеть в прозрачной толще волны маслянистый блеск огромного, медленно вытягивающегося щупальца. Далеко позади что-то яростно хлестнуло по воде.

– Ну вот. Мы его вернули, – мертвым голосом проговорил Матиас.

– Что?

– Кракен пришел за ним. Мы вернули ему добычу.

– Вы спятили!

– Не верни мы его, кракен нас всех уволок бы на дно. Они, кракены, своего не отдают. Подводные корабли, скажешь тоже! Что ты еще выдумаешь? У тебя, похоже, не все дома…

Я перегнулся через борт, и меня вырвало скудным завтраком и желчью, такой горькой, что мне показалось, будто я сейчас исторгну желудок и кишки. Мои глаза были полны слез. Я остолбенел, обессиленный жутким, чудовищным зрелищем второй смерти Ивона. Я устал. Так устал жить бок о бок с негодяями и убийцами.

В середине дня лоцман изменил курс. Я это почувствовал, потому что волна теперь несла нас назад. Часа два или три мы шли под парусом по этому румбу. Воздух стал гуще, в тумане замаячила линия побережья. Низкие дюны и песчаный пляж. Мы вошли в узкий пролив. За ним простиралась огромная, заросшая камышом равнина, испещренная протоками. Лоцман и тут не колебался. Он провел нас к каналу, которого я бы ни за что не заметил, даже на ярком солнце. Матиас опустил парус. Мы прошли на веслах до небольшого залива, где баркас сел на мель.

Матиас спрыгнул в воду, раздвинул густые заросли камыша, и я увидел лодку поменьше, плоскодонку с высокой осадкой. Он велел мне сесть в нее и кивком простился с нашими страшными перевозчиками. Протянул мне длинный шест, сам взял второй и вывел лодку из камышей, направив ее по течению канала. Много бесконечных часов мы плыли среди высокой травы. Орудовать шестом я не привык, на руках вздулись волдыри, а спину будто исколотили палками. Наконец Матиас остановил лодку.

– Гвен, посмотри под лавкой, нет там мешка?

– Есть.

– Развяжи его.

Я достал краюху хлеба и кувшинчик пива. В мешке были еще две сырые луковицы и немного копченого угря. Настоящий пир. И Даеру достались крошки.

– Куда мы теперь?

– Как получится. Я должен встретиться с кое-какими людьми. Там будет видно. Ты мне доверяешь?

– Как будто я могу иначе. У меня нет выбора.

– Конечно есть.

– Конечно нет. Во-первых, за что они убили Ивона?

– Он сам виноват. И ты тоже. Я же и тебе говорил: помалкивай.

– Но мы просто сказали правду… Я ничего не мог поделать, он был уже далеко… пошел ко дну камнем, сразу.

– Так оно и лучше. Сразу-то. Он не мучился.

– Я ничего…

– Ничего нельзя было сделать, поверь мне. Вы с Ивоном все равно бы с ними не сладили. Это контрабандисты, Гвен. Они сантиментами не заморачиваются. А Йер мать родную не пощадит, если что. Для тех, кто у него на борту, его слово – закон. Да и прав он был, чертовски прав насчет кракена.

– Кракена?

– Кракен – морское чудовище, разрушитель кораблей. Если он настигнет судно, всем конец. Никому от него не уйти. Даже на краю света, даже годы спустя он разыщет всех членов экипажа до единого. Так что, сам понимаешь, с твоим другом случилось то, что должно было случиться. Ни больше ни меньше. И хватит об этом. В путь!

Мы снова заскользили по течению. В тумане все казалось призрачным. Плоскодонка, окутанная ватной тишиной, словно парила в воздухе, опираясь на свое отражение. Только плеск воды помогал мне не уснуть. Время от времени канал делился на два рукава, и Матиас без колебаний направлял лодку в правый или в левый. Потом бесконечные камыши сменились берегами. Туман еще сгустился с наступлением темноты.

Мы легли на дно лодки, закутавшись в одеяла. Я смертельно устал. Хотелось есть и пить. Когда Матиас разбудил меня, было еще темно, и мне казалось, что я лишь на секунду закрыл глаза.

Я взялся за шест, заученным движением погрузил его в воду. Вверх-вниз, вверх-вниз, снова медленно закачался маятник. На рассвете мы услышали вдали голоса. Матиас прижал палец к губам и опустил шест, лодка замедлила ход. Берега приближались, и вскоре я разглядел соединявший их мостик. Флагшток с полотнищем над ним обозначал сторожевой пост летучей таможни. Матиас налег на шест, а я по его приказу убрал свой в лодку. Потом он пригнулся и мне велел сделать то же самое. Разогнавшаяся лодка бесшумно проскользнула под мостом. Стражи ничего не видели и не слышали.

Наше плавание продолжалось. Вода в каналах казалась спящей: мы были уже слишком далеко от моря, чтобы здесь чувствовался прилив. Лодка рассекала носом зеленый ковер ряски. Вода под ней была черная. Ивы с корявыми стволами склонялись над ней, задевая наши головы. Матиас вдруг повернул лодку к тропе, сбегающей по откосу между деревьями. Спрыгнув на берег, он привязал лодку и пошел наверх. Я взял мешок и последовал за ним.

Матиас дважды свистнул. Кто-то ответил ему.

Навстречу нам вышел мальчик, отгоняя палкой корову, которая тыкалась в него мордой. Матиас о чем-то спросил его на непонятном мне диалекте. Мальчик кивнул и показал на низкий, крытый соломой домик, стоявший поодаль. Оттуда тянуло дымом и запахом сырых дров.

В домике никого не было. Нежившийся у очага кот спрыгнул с лавки и проскользнул между нашими ногами. Я положил мешок на пол и, следуя примеру Матиаса, снял куртку, чтобы высушить ее у огня. Еще двое мальчишек таращились на нас с порога с выражением безмерного удивления, свойственным иным животным, чем-то похожим на людей. У младшего текли сопли, он утер их рукавом, громко шмыгнул носом и, вдруг оробев, убежал. На бегу постреленок наткнулся на мужчину, который вошел, тяжело ступая, и вытер подошвы о камень порога. Матиас встал и обнял его.