Джон Норман - Свидетельница Гора

— Мы спустим их здесь, — объявил предводитель чужаков, и отряд остановился.

Мы находились на перекрёстке нескольких тоннелей, том самом, дойдя до которого прошлой ночью вынуждены были остановиться, поскольку именно здесь закончились погашенные лампы. Однако это позволяло с уверенностью полагать, что заключенный был в этом месте, по крайней мере, один раз.

Животные озадаченно озирались, пытаясь понять куда и зачем их привели. Это явно не было их загоном.

Наш отряд состоял из капитана ассассинов, его лейтенанта и семи бойцов, а так же Гито, хозяина подземелий, офицера Трева и десяти рабынь, скованных друг с дружкой за шеи в две группы, по пять женщин в каждой. По-видимому, это было сделано не столько для того, чтобы нас было проще контролировать, сколько из-за того, что караванная цепь могла более эффективно держать нас вместе, превращая в живой щит или стену. Обе группы можно было выставить перед бойцами, тем самым формируя впереди двойную стену, или, если бы так решили мужчины, то одна группа могла бы следовать впереди, а другая позади, прикрывая как фронт, так и тыл отряда. Я оказалась во второй группе, что было обусловлено моим ростом, седьмым, если построить всех рабынь в одну колонну по ранжиру. Однако в тот момент, когда отряд вышел к искомому перекрёстку, обе группы держали вместе. Как и прежде мы все были раздеты, а руки нам связали за спиной.

— Неси мешок, — потребовал их лидер, тому из убийц, в обязанности которого входило ношение этого мешка с одеялом узника, взятым из его камеры вчера утром.

Мешок было опечатан, и печать, висевшая на шнурке, была не повреждена.

— Спускайте слинов, — приказал капитан чужаков, и с шей обоих животных были сняты их массивные ошейники.

Здесь стоит отметить, что есть некоторое различие в обращении с разными видами слинов. Боевой слин или слин-охранник, будучи спущены с поводка обычно оставались в ошейниках, которые часто покрыты металлическими пластинами и шипами для защиты горла. С другой стороны, с охотничьего слина ошейник обычно снимают. Тому есть две основных причины. Во-первых, ошейник может помешать на охоте, например, зацепившись за ветку, или, каким либо образом может быть использован для того, чтобы перехватить зверя прежде, чем он определит местонахождение своей добычи. Во-вторых, считается, что снятие ошейника возвращает животное в состояние своей природной дикости, снимая тем самым с него любые ограничения, которые могли стать следствием его дружественных отношений с людьми. Кстати, эти два соображения не являются единственными, исключающими все остальные. Например, можно добавить, что ошейник просто не нужен, ведь довольно трудно, если вообще возможно перехватить охотничьего слина, пока он не совершил своё убийство, пока он не умиротворил свою жажду кровью и мясом того, на кого его натравили.

Как только ошейники были удалены, поведение этих двух животных резко изменилось. Оно стало более беспокойным.

Конечно, обычно таким зверям приходится охотиться на открытом пространстве.

Один из них, отойдя к стене, задрал лапу и помочился. Его моча имела резкий и необычно сильный запах. В дикой природе слины, как и любые другие хищники используют моча и экскременты, чтобы метить территорию.

Более крупный хищник нетерпеливо водил головой из стороны в сторону. Из пасти его меньшего собрата вылетали негромкие взволнованные звуки. Мне уже приходилось слышать такие звуки, как раз перед тем, как им бросили кусок мяса, для демонстрации их возможностей. Из пасти более крупного животного на пол коридора стекла струйка слюны. Зверь, по змеиному извиваясь всем телом, протиснулся между мужчинами, и прижался головой к бедру хозяина подземелий, давая понять, что из всех присутствующих в тоннеле, только его он знает и только его власть над собой он признаёт.

Непроизвольно, сама не знаю почему, я всхлипнула, а потом расплакалась.

— Что это с ней? — полюбопытствовал лейтенант.

— Ничего, — буркнул Тарск.

А я была, не в силах ничего с собой поделать.

— Она ухаживала за этим заключённым в течение многих месяцев, — снизошёл до объяснений тюремный надзиратель.

— Любой может заплакать, — проворчал офицер Трева, — учитывая чудовищность того, что вы задумали.

Перед моими глазами стоял образ того узника, каким он мне запомнился, каким он был до того, как он поднялся на ноги звеня цепями и сверкая безумными глазами, намереваясь уйти и начать сев. Для меня он всегда был немногим больше, чем отстранённой, инертной фигурой, столь же простой как камень, столь же далёкой, как гора на горизонте, закованной в цепи, сидевшей со скрещенными ногами на каменном полу камеры в самом нижнем коридоре подземной темницы. Порой мне даже казалось, что он вообще не знал о моём присутствии рядом с ним. Теперь он прятался где-то там, в этих тоннелях. Ему было неизвестно, что уже через несколько мгновений, на его след встанут стремительные и безжалостные животные, способные быстро разыскать его даже в этом лабиринте, так что, не думаю, что его неведение затянется надолго. Это совсем не то же самое, как могло бы быть на равнине, где он смог бы заметить их приближение за сотни ярдов. Маловероятно, что сознавая их присутствие за своей спиной, он сможет убегать от них больше чем несколько минут.

Меня трясло от рыданий. Разве ему не лучше было бы, подумала я, умереть в своих цепях вчера утром от ножа убийцы? Как ужасна будет его смерть теперь под клыками этих страшных животных!

— Успокойся! — бросил мне хозяин подземелий.

— Да, Господин, — выдавила я из себя.

— Сломай печать и открой мешок, — приказал лидер ассассинов.

Когда его распоряжение было выполнено, капитан чужаков вытащил из мешка тёмное, тяжёлое одеяло и, сунув его в руки надзирателя, потребовал:

— Отдай команду.

— Я прошу вас этого не делать, — попытался воспротивиться Тарск.

— Отдай команду, — повторил командир чёрных туник.

— Я не советую вам следовать этому плану, — заявил хозяин подземелий.

— Отдай команду! — зарычал на него капитан чужаков.

— Не буду я этого делать, — внезапно отказался надзиратель. — Сами отдавайте. Это — простая команда: «Запах-охота».

Тот из зверей, что был крупнее, услышав эти слова, издал неожиданный, пронзительный визг. Он принялся нетерпеливо осматриваться вокруг себя. Мужчины раздались, их руки легли на рукояти мечей. Я и другие рабыни испуганно закричали, прижавшись к стене тоннеля.

— С тобой мы разберёмся позже, — пообещал надзирателю предводитель убийц, после чего повернулся к офицеру Трева и потребовал: — Тогда Вы.

— Я не натравливаю слинов на свободных людей, — презрительно бросил тот.

— Не советую думать, что ваше место в этом городе столько безопасно, как кажется, — зло предупредил капитан чужаков, и снова повернувшись к хозяину подземелий, рявкнул: — Отдай одеяло!