Михаил Рожков - Хранитель

— Если Энштен объяснил своё происхождение, то откуда появился Иванов? — спросил журналист.

— Не могу сказать, — пожал плечами старик. — И никто не знает, сколько в мире осталось зла, которое ходит по земле под личиной человеческого облика. Я своё зло убил, вы тоже, так что можете смело передать его следующему хранителю.

— Как кинжал оказался у Анны Серафимовны?

— Мы любили друг друга. Я проработал на шахте ещё три года, потом заболел силикозом [7] . Меня отправили лечиться в Москву, тогда с этим было строго. Она не могла со мной поехать — служба. Я отдал кинжал ей перед отъездом. Он принял её. Через семь лет рудник закрыли. Но мы так и не смогли найти друг друга. И больше не виделись. А я так и не завёл семью. А сегодня я узнал от тебя, что её больше нет. Я знаю, что когда я умру, мы обязательно с ней встретимся, там. Бог мне кое-что задолжал. Встретимся обязательно.

По щекам Аветиса потекли слёзы. Петру Алексеевичу стало неловко. Не к месту зазвонил телефон.

— Да, — ответил журналист.

— Привет ещё раз, — ответил бодрый голос Монахова. — Есть одна идея. Ты уже один раз совершил перемещение красная земля — Гегард с кинжалом. Попробуй сделать обратное.

— Да, но тогда мне в этом помог Энштен, — ответил Ручкин.

— Верно. Но маршрут в пространстве-то остался. Тем более злодея ты убил, и кинжал с тобой. Попробуй, чего терять-то?

— Ты откуда эту бредовую идею взял?

— Не поверишь, на одном форуме. Я зарегистрировался как начинающий писатель, вкратце пересказал твою историю, представив её как сюжет книги, и описал твою проблему под предлогом, что не знаю, как закончить книгу. Вот это был самый адекватный ответ.

— Чушь какая— то, — возмутился журналист.

— Твоя история для любого со стороны будет выглядеть как чушь, — обиженно ответил историк.

— Ладно, попробую, — сдался Пётр Алексеевич.

— Только обязательно нужно быть там ночью и подойти к той келье, — вдогонку произнёс Геннадий.

— Тоже на форуме подсказали?

— Нет, сам додумал.

Ручкин нажал кнопку отключения вызова и посмотрел на старика. Тот уже успокоился и допивал кофе.

— Аветис, мне нужна ваша помощь, — обратился журналист к старику.

— Всё, чем могу.

— Скажите, у вас есть машина?

Автомобиль мчался по Армении. Тусклый свет фар с трудом выхватывал очертания дороги. Водитель был сосредоточен, пассажир расслаблен.

— Аветис, скажите, как вы видите, куда ехать? — спросил Ручкин, недоумевая, как они ещё не съехали в кювет.

— Я просто знаю её как свои пять пальцев, — ответил старик. Зачем помолчал и добавил:

— Машина — зверь, ты не смотри на то, что старенькая. Она мне как друг. Со светом вот беда, но это дело привычки.

— Гена так уже не сможет сказать, — улыбнувшись, произнёс Пётр Алексеевич.

— Ты про что?

— Про пять пальцев.

— Не очень удачная шутка, — насупившись, ответил Аветис.

— Да знаю. Так, что-то на чёрный юмор потянуло.

— Ты просто нервничаешь, — подметил старик, — вот мозг и создаёт защитную реакцию в виде нелепых шуток.

Некоторое время они ехали в тишине.

— А как вы почувствовали, что я хранитель? — спросил журналист.

— У тебя эта способность останется навсегда, даже когда ты расстанешься с кинжалом. Ты будешь всегда чувствовать хранителя и кинжал, в определённом радиусе, конечно. И есть ещё один приятный момент.

— Какой? — поинтересовался Пётр Алексеевич.

— Когда ты расстанешься с кинжалом, у тебя останется какая-нибудь способность. У всех она разная и проявится со временем. У каждого своя. Так было написано в тетради Вязникова.

— А у вас какая?

— Я не болею. Через полгода, как я покинул Бештау, от моего силикоза не осталось и следа. Потом я заметил, что забыл, что такое простуда, грипп, ангина. Несмотря на мой возраст, у меня нет гипертонии, сахарного диабета, сосудистых нарушений. И даже зубы все свои. Я не знаю, что такое болезни, просто медленно старею.

— Удивительно, — произнёс Ручкин и о чём-то ненадолго задумался.

— Я вот что подумал, — продолжил разговор журналист, — выходит, Иванов, или как там его на самом деле звали, знал про кинжал и намеренно его искал, понимая, что в нём смерть его?

— Выходит, так, — ответил Аветис, переключив передачу.

— А Энштен, значит, не знал?

— Выходит, не знал.

— А почему? — не унимался Пётр Алексеевич.

— Нашёл, у кого спросить. Я вообще думаю, что он о многом наврал тебе. Хотя, признаться, существо он был опасное.

— А что бы было, если бы один из них завладел кинжалом? — задумчиво спросил журналист.

Аветис резко затормозил, так что Ручкин ударился коленками о торпедо, и, посмотрев на журналиста, произнёс:

— Это значит, ты или я хреновый хранитель.

Потом, нажав на газ, добавил:

— Никогда не думай об этом.

Машина подъехала к склону горы, на которой располагался Гегард, высветив тусклым светом подъём.

— Приехали, — произнёс старик, заглушив двигатель. — Дальше сам.

— Ну, с богом, — сказал Ручкин, открывая дверь.

— Тебя ждать-то?

— Кто его знает, — ответил задумчиво журналист. — Может, вообще ничего не получится. Но если до утра подождёте, буду признателен.

— Добро, ступай давай. Подремлю пока.

Пётр Алексеевич начал подъём в гору. Вокруг было тихо. Дорога повернула вправо, обнажив очертания монастыря. Ещё несколько десятков шагов, и Ручкин вошёл через ворота на территорию монастыря. Постоял немного. Перед глазами промелькнули воспоминания встречи с учителем. Белый саван, кровь, келья. Ущипнув себя за руку, чтобы прошло наваждение, он сделал шаг вперёд. Затем ещё один. Потом смелее пошёл к келье. Ничего не происходило. Постояв пять минут, Ручкин осмелел, походил вокруг, поразглядывал горный массив, забрался на некоторые ступени, а затем произнёс:

— Бред какой-то. И принялся набирать номер Монахова.

— Привет Петя, — ответил весёлый голос историка. — Ты откуда звонишь? Подожди, дай угадаю. Из красной земли.

— Как я могу оттуда звонить, — раздражённо ответил Ручкин, — там же связь не ловит. Вот стою здесь, как дурак, танцую, а ничего не происходит.

— Ты не кипятись, — принялся успокаивать его историк. — Может, и не должно ничего происходить. Может, это и правда чушь. Ну, не знаю, камень там погладь, в руках кинжал подержи, заклятье какое-нибудь почитай.

— Какое?

— Я откуда знаю? Ты же у нас хранитель. Ну, в крайнем случае дождись двенадцати. Тебе же Энштен возле башни в полночь встречу назначал, может, это как-то связано, может, именно в это время проход какой-нибудь открывается. Ну, я не знаю.

— Гена, — ещё больше злясь, высказывал в трубку журналист, — уже полпервого. Я уже полчаса тут торчу.