Дебора А Вольф - Наследие Дракона [litres]

Сулейма жива.

Доносившийся из кузнечных палаток перезвон, который вначале показался ему музыкальным, вскоре перерос в болезненную какофонию, бившую его между ушей каждым ударом молотка о металл.

Хуже того, в воздухе витал густой аромат мяса из коптилен, а его живот был под завязку набит пеммиканом, дорожным хлебом и пресной водой. Его первое взрослое путешествие было проклято трижды: от вашаев доходили слухи о том, что в водах поблизости от Эйш Калумма видели корабли работорговцев, и первой воительнице пришлось вывести свое войско и оставить джа’сайани, ремесленников и неприлично зеленых, едва связанных между собой зееравашани без женского общества.

На поясе Измая висел шамзи, меч Короля Солнца, отлитый из красной стали Выжженных Земель. Мать вручила ему это оружие собственными руками, а потом поцеловала в обе щеки и на глазах у Таммаса и половины племени назвала своим любимым ребенком. Когда Измай попытался ей что-то ответить, синие покровы туара джа’сайани начали хлестать его по лицу и забились в рот. Впрочем, в это мгновение Измай был этому только рад: одежда скрыла его слезы.

Но те времена остались позади. Теперь синие одежды и головной убор джа’сайани, казалось, вбирали в себя всю жару и вонь текущего дня, и все это липло к его телу так же, как плотно прилегавшая к голове повязка, которая, казалось, удерживала каждую горькую мысль, порожденную бессонницей. Его шамзи – выкованное солнцем и пропитанное солью кварабализское лезвие, которым мать отметила его как любимого сына, – был очень тяжел. На самом деле меч не отличался особой тяжестью, но после того, как истаз Аадл заставил их раз за разом проходить три первые формы, плечи Измая горели, как кузнечные горны в полдень, а руки дрожали, словно трава на ветру.

– Хватит! – протрубил наставник.

Он никогда не разговаривал с мальчиками спокойным тоном – если вообще был на это способен – и никогда не обращался к Измаю со словами, в которых не было бы угроз или унижения.

Джазин застонал и уронил свой меч в песок.

– И почему нам всем приходится страдать из-за того, что этот мадждуб не знает своих форм?

Наставник приблизился к мальчикам и с размаху ударил Джазина по губам тыльной стороной ладони.

– Поднимай свой меч, ты, вялый гевад. Давай же. А теперь будешь держать его в позе «Поймай кота» до тех пор, пока я не скажу тебе прекратить.

Джазин стрельнул в ответ таким взглядом, как будто только что запустил зубы в кучу лошадиного дерьма, но поклонился своему истазу и сделал, как было велено.

«Поймай кота» считалась наиболее сложной стойкой, и Измай ее еще не осилил. Следовало поставить одну ногу за другую и перенести вес тела на стопу передней ноги, повернувшись и подняв руки так, будто ты ловишь кошку, которая прыгает у тебя на спине. Прибавьте к этому вес меча… Даже Измай сочувственно поморщился. Не то чтобы это сделало его хоть немного популярнее. На фоне других юношей, большинство из которых готовились стать стражниками лишь будущим летом, он так сильно выделялся своей неумелостью, как выделялись на их фоне его синие одежды полноценного джа’сайани.

Старейшины знать не знали, что им делать со столь юным зееравашани. Измай никогда не тренировался бок о бок с молодняком, еще только мечтавшим стать стражами, но и одевать юношу, связанного с вашаем, в детские белые одежды было немыслимо. В конце концов пришли к компромиссу: Измай будет носить костюм стражника и выполнять некоторые его обязанности, и одновременно пытаться наверстать упущенное, занимаясь вместе с молодыми новобранцами. Такое объяснение ничуть не утешало его новоявленных собратьев, которые годами тренировались плечом к плечу и с презрением относились к его незаслуженному положению и дополнительным нагрузкам, которые навлекала на них его неловкость.

– А ты, – истаз Аадл указал мясистым пальцем в направлении Измая, – тащи свой зад сюда и стой, пока не сможешь выполнить как следует «Обжигающее цветок солнце», не то я собственноручно высеку тебя плоским боком своей сабли. – Он внимательно оглядел ряды мальчишек. – Вы, тупоголовые козлиные отродья, идите и найдите себе какое-нибудь полезное занятие. Немедленно!

Ученики без оглядки разбежались кто куда. Измай не нашел себе друзей среди остальных юношей, и на это не следовало надеяться до тех пор, пока он остается белой вороной из-за своей одежды и связи с Рухайей. Не завел он дружбы и с истинными джа’сайани, мужчинами как минимум вдвое старше его и имевшими с ним мало общего. Их покрытые шрамами тела красноречиво свидетельствовали о том, что новый статус Измая едва ли мог произвести на них впечатление. Таммас с Дайрузом почти сразу же вернулись обратно в Эйш Калумм вместе с джа’акари. Вероятнее всего, его брат и сейчас еще оставался в Городе Матерей, обедал рассыпчатой белой рыбой, завернутой в сладкую траву, и запивал кушанья полным рогом медовухи.

Измай вздохнул и постарался свернуться в «Позу цветка», сведя ноги вместе и слегка покачиваясь. Ему было жарко, он устал и хотел есть, и чувствовал себя скорее как дурак, чем как цветок. Не обращая внимания на ироничную усмешку Джазина, Измай театрально широким шагом переставил стоявшую сзади ногу вперед, поднял руки к бокам, выворачивая кисти в сторону солнца, и легко обхватил пальцами правой руки рукоятку меча. В свой первый день он так часто был близок к тому, чтобы отрезать себе пальцы ног, что истаз Аадл до сегодняшнего утра запрещал ему тренироваться с мечом.

Измай перенес вес тела на стоявшую впереди ногу, попытался сделать поворот… и закончил стойку падением в песок.

Это невозможно, – сказал он себе.

Ничего невозможного тут нет, – весело защебетала Рухайя в подкорке его сознания. – Это всего лишь крайне маловероятно. Ты похож на новорожденного тарбока, который пытается впервые подняться на ноги. В свою очередь это напоминает мне о том… что я проголодалась.

Измай поднялся и отряхнул песок, мечтая набраться храбрости и стащить с себя тяжелый туар. Но когда он в последний раз попытался закрепить свой головной убор без посторонней помощи, дело едва не закончилось самоповешеньем.

– Ты еще ребенок, – сплюнул Джазин. – Наверное, джа’сайани приходится подтирать тебе задницу, раз мамочка далеко и не может тебе с этим помочь.

Измай развернулся и открыл рот. Джазин же и не думал шевелиться. Он держал стойку «Поймай кота» так, будто человеческое тело было создано специально для подобных скручиваний; лезвие его меча сверкало на фоне полуденного неба. Меч был самым обычным, недавно выкованным и похожим на любое другое лезвие, которым вооружались джа’сайани после освоения Двадцатки. Измай почувствовал, как его губы скривились, а в желудке заурчало.