Рик Риордан - Меч Лета [litres]

При слове «отец» Блитцен нахмурился, посуровел и, аккуратно вытащив из петлицы гвоздику, швырнул ее в огонь очага.

– Что именно, мама, ты хочешь и какую роль в этом отводишь нам? – осведомился очень официальным тоном он.

– О, желание мое очень просто, – легонько прошлась она пальцами по золотому ожерелью-воротничку. – Я хочу, чтобы ты заказал мне сережки, которые смогут составить достойный ансамбль моему ожерелью Бризингамен. Что-нибудь симпатичное. Не слишком яркое, но эффектное. В этом я, Блитцен, вполне доверяю твоему прекрасному вкусу.

Блитцен кинул исполненный ярости взгляд на ближайшую кучку драгоценностей, в которой, среди всего прочего, поблескивали дюжины, если не сотни, серег.

– Ты же знаешь, с кем мне придется встретиться и говорить в Нидавеллире, – угрюмо произнес он. – Только ему одному хватит навыков для создания цепи взамен Глейпнира.

– Знаю, – кивнула Фрея. – К счастью, он также и превосходный ювелир и вполне сможет выполнить оба заказа.

– Все бы прекрасно, если бы данный конкретный гном не желал моей смерти, – угрюмо глянул на маму Блитцен.

– Спустя столько времени? Да быть не может, – отмахнулась небрежно она.

– Гномы очень злопамятны, мама, – явно не разделял ее оптимизма Блитцен.

– Ну, в таком случае его может смягчить щедрость вознаграждения, а это я вам обеспечу. – И Фрея крикнула звонко: – Дмитрий! Ты нужен мне!

С одного из диванов тут же резко вскочили на ноги три молодых чувака и, подхватив музыкальные инструменты, кинулись к трону. Одежда на них была одинаковая: гавайские рубашки, шорты-бермуды и сандалии. Прическами эти парни тоже не различались – длинные волосы, волнами забранные назад. Один держал гитару, второй – барабаны-бонги, третий – треугольник.

Чувак с гитарой отвесил Фрее поклон.

– К вашим услугам, миледи.

Тетя мне заговорщицки улыбнулась, будто вот прямо сейчас я узнаю о чем-то необычном.

– Магнус, это Дмитрий и его группа «Близнецы», – торжественно объявила она. – Самая лучшая группа из всех, о которых ты никогда не слышал. Они умерли в тысяча девятьсот шестьдесят втором году, можно сказать, как раз на пороге грядущей славы. Очень грустная и трагическая история. Спасая от неизбежного столкновения школьный автобус, полный детей, со своей машиной, они свернули с шоссе в обрыв, где нашли гибель, а я их за самоотверженность взяла в Фолькванг.

– Мы вам так благодарны, миледи, – подхватил Дмитрий. – Быть среди ваших домашних для нас огромное удовольствие.

– Дмитрий, мне надо поплакать, – объявила Фрея. – Будь любезен, исполни песню про моего пропавшего мужа. Я ее обожаю.

– А я ненавижу, – буркнул едва слышно Блитцен.

Треугольник в руках гавайского чувака загудел. Дмитрий врезал по струнам гитары.

– А зачем твоей маме плакать? – шепнул на ухо Блитцену я.

Он, повернувшись ко мне, поднес два пальца ко рту, будто бы собираясь вызвать рвоту.

– Сейчас сам все поймешь.

Тут Дмитрий с трагическим видом завыл:

– Где же ты и где же я? Од Одур, любовь моя, – подхватили хором два остальных члена группы.

– Сладкий нежный Од Одур, ты меня покинул, я тоскую без твоих поцелуев, милый, – вновь вступил Дмитрий.

Соло на треугольнике. Барабанная дробь. Бряцанье гитары.

– Ее мужем-богом был ас по имени Одур, – прошептал мне Блитцен под прикрытием этого шума. – Сокращенно его звали Од.

– И он пропал? – спросил я, мысленно прикидывая, какое из имен этого аса мне кажется более идиотским, сокращенное или полное?

– Две тысячи лет назад, – внес ясность Блитцен. – Фрея пустилась на его поиски и сама исчезла почти на столетие. Из-за этого Фрей и полез на трон Одина. Хотел узнать, где сестра. А она просто зря потратила время. Од так и не отыскался.

Богиня наклонилась вперед, поднося к лицу сложенные горстью ладони, судорожно вздохнула, и мы вдруг увидели, что она плачет, но не слезами, а маленькими гранулами розового золота.

– О, Одур! – всхлипывала она. – Почему ты меня покинул? Мне до сих пор не хватает тебя!

– Од Одур, любовь моя, где же ты и где же я? – продолжало заливаться трио.

Горсть Фреи тем временем наполнилась золотом, и в тот момент, когда его оказалось в ней с верхом, она прокричала:

– Спасибо, Дмитрий! Достаточно!

Дмитрий с друзьями отвесили синхронный поклон, и группа, которую я лучше вообще никогда бы не слышал, отправилась восвояси.

Фрея подняла сложенные горстью ладони. В воздухе тут же возник мешочек из кожи и завис точнехонько под ее руками. Она высыпала в него наплаканное золото.

– Вот, сын, держи, – передала она мешочек Блитцену. – Если Эйтри-младший будет хоть мало-мальски разумен, такого вознаграждения ему покажется более чем достаточно.

– Проблема как раз в том, что он неразумен, – без особого воодушевления принял золото из рук матери сын.

– Но все равно ты добьешься успеха, – с уверенным видом проговорила Фрея. – Судьба моих сережек в твоих руках.

Я поскреб затылок.

– Спасибо вам, леди Фрея, за слезы и все такое прочее, но только не понимаю, почему вы не хотите сами пойти в Нидавеллир? Неужели вам не доставило бы удовольствия выбрать сережки самой? Ведь половина удовольствия от покупки – это сам процесс шопинга.

Блитцен смерил меня предупреждающим взглядом.

У Фреи похолодели глаза, и она нервно прошлась изящными пальцами по ажурному ожерелью.

– Процесс шопинга в Нидавеллире, Магнус, для меня решительно исключен. Ты же знаешь, что приключилось, когда я покупала у гномов Бризингамен. Тебе хочется повторения?

Если честно, то я понятия не имел, о чем идет речь, но она, не дав мне возможности расспросить, продолжала:

– В Нидавеллире со мной каждый раз случается какая-нибудь беда. Вины моей в этом нет. Просто гномам известно, какую слабость я питаю к изысканным украшениям. Поверь уж, будет гораздо лучше, если я пошлю туда вас. Ну а теперь прошу меня извинить. Настало время нашего ежевечернего пира на свежем воздухе с необязательным боем. До свидания, Магнус. До свидания, дорогой Блитцен.

Пол разверзся у нас под ногами, и мы ухнули вниз.

Я не помню, как приземлился.

Просто вдруг обнаружил себя на темной холодной улице в разгар ночи. Вдоль обоих тротуаров тянулись ряды обшитых вагонкой трехэтажных таунхаусов. В конце квартала тускло светились давно не мытые окна таверны с неоновой вывеской над входом.

– Мы где-то на южной окраине Бостона, в районе Ди-стрит, – бросил я Блитцену.

Он покачал головой:

– Мы в Нидавеллире, сынок. И впрямь похоже на южную окраину Бостона, а точнее, она походит на Нидавеллир. Я уже много раз тебе повторял: Бостон – узы Девяти Миров. Они все здесь сливаются воедино и друг с другом взаимодействуют. На южной окраине определенно присутствует гномичий дух.