Рик Риордан - Меч Лета [litres]

– Мне казалось, что Нидавеллир со всеми его пещерами находится глубоко под землей. А на самом деле здесь даже клаустрофобии не испытываешь.

– Сынок, над твоей головой и есть потолок пещеры, – вновь огорошил меня Блитц. – Просто он на большой высоте и прячется над задымленным воздухом. Дня здесь не бывает. Постоянно темно, как сейчас.

Я, задрав голову, посмотрел на свинцовые облака. После чертога Фреи мир гномов казался гнетущим. В то же время для жителя Бостона в нем было гораздо больше близкого и реального, чем в безмятежном, сияющем ровным ласковым светом Фолькванге. Любой нормальный бостонец, занеси его в земли Фреи, скорее решил бы, что у него крыша съехала, чем поверил в реальность происходящего. А вот помести ему в это холодное место с грязными облаками пару-другую закусочных «Данкин Донатс», он и не врубится, что это уже не его родной город.

Блитц откинул темную вуаль на шлем, и все это хитроумное сооружение превратилось в маленький черный носовой платок, который он сунул в карман пиджака.

– Нам пора двигаться.

– Не хочешь поговорить о том, что произошло в Фолькванге? – спросил я.

– А о чем, собственно, говорить? – пожал он плечами.

– Ну, во-первых, что мы кузены.

Блитц снова пожал плечами.

– Мне, разумеется, это приятно, сынок, но дети богов не придают особенного значения подобным вещам. Семейные связи здесь так перепутаны. Стоит задуматься, так с ума сойдешь. Все друг другу в какой-то степени родственники.

– Но ведь ты полубог, и это, по-моему, здорово, – возразил я.

– Полубог, – поморщился Блитцен. – Не выношу это слово. Предпочитаю формулировку «рожденный с мишенью на спине».

– Формулируй, как хочешь, Блитц, но Фрея – твоя мама. Достаточно важное сведение, но ты мне почему-то забыл о нем сообщить.

– Ну да, она моя мама, но я не единственный: многие другие свартальфы тоже ведут свое происхождение от нее. Поэтому здесь, внизу, родство с ней не особо-то и котируется. Она же как получила Бризингамен? Несколько тысяч лет назад отправилась прогуляться по Нидавеллиру, и ей на глаза попались четыре гнома, которые делали ожерелья. У них-то она и увидела Бризингамен, который настолько ее поразил, что ей захотелось им обязательно завладеть. Гномы были не против, но на своих условиях. В качестве платы они потребовали, чтобы каждый из них стал на один день мужем Фреи.

– И она… – Я едва было не буркнул: «Вышла за четырех гномов? Какая гадость!», но, вовремя вспомнив, кто мне об этом рассказывает, спохватился и промолчал.

– Да, – подтвердил с несчастным видом Блитц. – Она приняла их условие, и у нее родились четыре ребенка-гнома, по одному от каждого из однодневных мужей.

Я задумался.

– Погоди. Если она выходила за каждого из четырех гномов-ювелиров только на один день, а беременность длится… Нет, что-то здесь не стыкуется.

– Ой, только не начинай, – схватился за голову Блитцен. – Боги живут по своим законам. Ожерелье она получила, но после ей стало стыдно. Ей хотелось сохранить в тайне эти замужества, но любовь к украшениям гнала ее вновь и вновь в Нидавеллир, и она выбирала себе еще что-нибудь, а гномы за это каждый раз…

– Ну ни фига себе! – Никогда бы я не подумал такого про свою красавицу тетю.

Блитцен ссутулился.

– Теперь понял разницу между темными эльфами и обычными гномами? Свартальфы, как правило, выше ростом и гораздо красивее, в нас ведь течет кровь ванов. Мы происходим от Фреи. Вот ты назвал меня полубогом, а я ощущаю себя счетом, ну, или чеком за покупку. Отец мой сделал для Фреи пару сережек, а она за них расплатилась замужеством. Не устояла перед его мастерством. А он – перед ее красотой. Теперь старые серьги наскучили ей и она жаждет новых, но отправила за ними, ясное дело, меня, Асгард ее побери. Не хочется оставаться еще с одним маленьким Блитценом на руках.

Горечь, с которой он это сказал, была способна вызвать сочувствие даже у куска железа. Мне захотелось его утешить, заверить, что все понимаю, но слова застряли у меня в горле. Куда мне понять глубину его горечи! Отца своего я, конечно, не знал, зато у меня была любовь мамы, и больше мне ничего не требовалось.

А что было у Блитцена? Он ведь сказал мне тогда на эспланаде, мол, я не единственный, кого волки лишили родных. Имел в виду своего отца?

– Пошли, – отвлек он меня от дальнейших мыслей по этому поводу. – Если мы еще хоть ненадолго останемся на этой улице, нас как пить дать ограбят. Гномы ведь красное золото чуют за милю. – Он указал на неоновую вывеску. – Заскочим-ка мы с тобой в таверну Набби. Угощу тебя чем-нибудь.

Таверна немедленно мне доказала, что мое прежнее представление о крае гномов было все-таки верным. Заведение представляло собой вызывающий острое чувство клаустрофобии полутемный туннель с такими низкими сводами, что я из опаски втесаться башкой в потолок невольно пригнулся. Стены таверны были увешаны старыми постерами боев с изображениями гномов-качков в масках для рестлинга и подписями под ними вроде: «Донор-Уничтожитель против Мини-Убийцы. Всего один бой!».

За разномастными столами сидело на разномастных стульях с дюжину разнокалиберных гномов. Те из них, которые были, как Блитцен, свартальфами, вполне могли сойти за обычных людей, а другие, поменьше, больше напоминали фарфоровых садовых гномов. Несколько завсегдатаев оглядели нас, но, кажется, их совершенно не удивило, что в таверну вошел человек. Может быть, они просто во мне такового не распознали. «Неужели я так похожу на гнома?» – меня порядком встревожила эта мысль.

Но полностью я офигел от другого. Из колонок на полную мощь гремела песня Тейлор Свифт «Пустое пространство».

– Гномам нравится человеческая музыка? – теряя чувство реальности, спросил я у Блитцена.

Он то ли меня не расслышал, то ли не захотел отвечать, а я весьма живо представил себе картинку: Фрея и Тейлор Свифт устраивают в Нидавеллире веселый девичник.

По мере того как мы с Блитценом двигались по проходу в направлении бара, мне все отчетливей становилось ясно: мебель здесь была не просто разномастной. Каждый стол и стул представляли собой уникальные экземпляры. Несомненно ручная работа, из разных видов металла. Штучные материалы. Штучный дизайн. Даже ткань и рисунок обивки на стульях ни разу не повторялись. Один из столов был сделан в форме повозки со стеклянной столешницей. Другой выглядел как шахматная доска с кисточками, инкрустированными оловом и латунью. Разнообразие стульев впечатляло не меньше – от вполне традиционных до таких, у которых вручную регулировалась высота сиденья, или с помощью пульта менялись и наклон спинки и другие параметры, или вмонтированный в конструкцию вентилятор при желании мог охладить перегревшегося посетителя.