Мари Бреннан - Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Путешествие на «Василиске» [litres]

Я не сомневалась, что ко всему этому должен быть какой-то ключ, какая-то еще не пришедшая мне в голову концепция, с помощью коей можно придать всему этому осмысленный вид. Тем не менее решение упорно ускользало из рук, с какой стороны к нему ни подступись.

И вот в один прекрасный день, на исходе второго месяца нашего «кеонгского сидения», когда я в очередной раз корпела над диаграммами, ко мне подошла Хили-и.

– Что это? – спросила она. – Ты тратишь на них столько времени…

Читать, тем более по-ширландски, она не умела, и мои диаграммы не говорили ей ни о чем. Цель нашего плавания я объяснила ей давным-давно, но лишь в общих чертах – дескать, мы изучаем драконов – и в подробности с тех пор не вдавалась.

Но тут мне пришла в голову новая мысль, и я отложила перо.

– Хили-и… ты говорила, что узнала во мне ке-анакаи по моему интересу к ящерицам-огневкам и морским змеям, так?

Она кивнула.

– А отчего так? То есть… выходит, ты считаешь, будто и огневки, и морские змеи принадлежат к одной и той же категории?

– Так оно и есть, – ответила она.

– Да, согласна. Но вот я знаю, почему так считаю: я видела схожих с ними зверей по всему миру, а ты всю жизнь прожила на этих островах. Огневки невелики, живут стаями, обитают возле вершин вулканов, питаются местной живностью и плюются молнией во все, что их тревожит. Морские змеи крупны, живут поодиночке, обитают в океане, поедают рыбу в невероятных количествах, а в то, что их тревожит, плюют струей воды. Да, и те и другие покрыты чешуей, имеют головы схожей формы, на этом их видимое сходство и заканчивается. Между тем, чешуей покрыты многие живые существа, включая рыб – но ты же не скажешь, что рыбы относятся к той же категории, верно?

Хили-и покачала головой.

– Есть на свете такая песнь, «О-этаива» – ты ее, конечно, никогда в жизни не слыхала. В ней рассказывается, как появился мир, один зверь за другим. Вот в этой песни огневки и морские змеи идут вместе.

Заинтригованная пуще прежнего, я черкнула для себя заметку: отыскать того, кто сможет прочесть мне эту песнь целиком, а в переводчики взять Сухайла. (В тот момент я и не думала уделять этому битых четыре часа – как оказалось, именно столько времени занимает исполнение сей песни от начала до конца.)

– Но почему? – спросила я. – В песни говорится, что между ними общего?

– Потому что когда-то, на заре мира, они были одним и тем же зверем, – ответила Хили-и. – А после накаи изменили их.

Вероятность происхождения огневок и морских змеев от непосредственного общего предка была крайне мала, какую из моих диаграмм ни возьми. Но, если сделать скидку на поэтические вольности, с точки зрения эволюционного развития это вполне могло быть правдой.

– Поразительно, – пробормотала я.

Во взгляде Хили-и мелькнуло любопытство.

– А какое тебе до этого дело? Так далеко обычно не заходят даже ке-анакаи – по крайней мере, я о таких не слышала.

В который раз передо мной встал фундаментальнейший вопрос всей моей жизни! С одной стороны, ответ на него все время менялся – год от года, от человека к человеку, с другой же оставался неизменным, менялись лишь мои неловкие попытки облечь его в слова.

На сей раз я сказала:

– Это же тайна! Наверное, я просто не могу увидеть тайну и не попробовать ее раскрыть.

В стране, где тапу запрещают даже обсуждать определенные материи, такой ответ мог оказаться небезопасным. Улыбки на лице Хили-и как не бывало.

– Гляди, не прогневай богов. Есть вещи, которые должны оставаться в тайне.

– Постараюсь, – ответила я (ведь это вовсе не означало обещания остановиться).

Возвращаясь из очередной вылазки к вершине Ома-апиа, мы вышли из лавовой трубки и заморгали от яркого солнца. И тут я заметила нечто новое: целую армаду каноэ, приближавшихся с юго-востока, да не обычных рыбацких скорлупок – больших, на дюжину и более гребцов каждое, с огромным катамараном в центре.

– Похоже, у вас гости, – сказала я Хили-и.

Та не ответила, но пристально сощурилась, будто могла проникнуть в их суть издали. Возможно, действительно могла – на парусе самого большого каноэ был отчетливо виден символ, более всего напоминавший абстрактное изображение акулы.

– Ты узнаешь его? – спросила я.

Выражение ее лица свидетельствовало, что символ она узнала, и я надеялась втянуть ее в разговор.

Хили-и покачала головой, и на лице ее, словно по волшебству, засияла улыбка.

– Чужаки, – сказала она, употребив слово, означавшее, скорее, островитян из других уголков Немирного моря, чем не-пуйанцев.

Сказано это было небрежно, как ни в чем не бывало. Та же небрежность отразилась и в ее действиях: не удостоив каноэ даже второго взгляда, Хили-и двинулась к деревне. В отличие от нее, я задержалась настолько, чтобы запечатлеть в памяти символ на парусе, а покончив с этим, заметила кое-что еще – какой-то неясный силуэт вдалеке, не похожий ни на прямоугольную парусную оснастку антиопейских судов, ни на «крабью клешню» парусов архипелага Раенгауи. В отсутствие ориентиров для сравнения я не могла определить ни его размера, ни расстояния, отделявшего его от берега, но прежде этого округлого мутного пятна в дымке над водой на горизонте, определенно, не наблюдалось.

Однако медлить далее не стоило. Ясно было одно: увиденное встревожило Хили-и, и при том ей очень хотелось, чтоб я оставила все это без внимания, а я явно задержалась дольше, чем следовало. Я поспешила за ней и всю дорогу до лагеря говорила только о ящерицах-огневках.

В лагере никто не обмолвился о гостях ни словом. Должно быть, они пристали к берегу вне пределов видимости, за дальним концом мыса. Я поздоровалась с сыном, но, занятая поисками Экинитоса, не уделила должного внимания его восторженным рассказам о се-эгалу.

Экинитос присматривал за матросами, заменявшими сломанные доски в борту «Василиска».

– Вы не могли бы уделить мне минутку? – спросила я.

В ответ он махнул рукой, что означало «говорите», однако я покачала головой.

– Возможно, тема не из тех, которые стоит обсуждать на публике.

Вот тут Экинитос обратил все внимание на меня. Подобрав костыль, он проследовал за мной к камню у берега, позволявшему с удобством устроиться на безопасном удалении от посторонних ушей.

Здесь я рассказала ему и об увиденном флоте, и о странном силуэте вдали, и об усиливающемся ощущении, будто вокруг что-то неладно – будто кеонгане что-то скрывают от нас.

– Вот только я и представить себе не могу, что бы это могло быть, – сказала я в заключение. – Мои познания касаются драконов и прочей живой природы, а не людей и человеческой политики. Может, я вижу беду там, где ее нет и не было?

Как мне хотелось, чтоб он ответил «да»! Не будь «Василиск» поврежден, я встретила бы перспективу локальной угрозы значительно увереннее, зная, что в случае надобности мы легко сможем покинуть опасные воды. Однако до завершения ремонта судна мы были заперты на Кеонгских островах, в тесном соседстве со всеми их зловещими тайнами.