Томи Адейеми - Дети крови и костей [litres]

Закрываю глаза, и в обжигающем порыве мир уносится прочь, как в прошлый раз. Когда головокружение прекращается, я оказываюсь во сне.

Тростники щекочут ноги, но на сей раз я не боюсь.

Воздух во сне гудит, словно наполненный нежной мелодией, состоящей из переливов.

Мой мир поет. Под поверхностью озера я вижу гладкую кожу Зели.

Словно черный лебедь, она скользит по сверкающим волнам. Никогда не видел это лицо таким безмятежным, как будто на мгновение она освободилась от всех тягот мира.

Она ныряет и через несколько секунд вновь появляется на поверхности, подставляя лицо солнцу. Ее глаза закрыты, а ресницы такие длинные, что кажутся бесконечными. Локоны отливают серебром на темной коже. Когда она поворачивается ко мне, я замираю. На миг забываю о том, как дышать.

Как думать.

Однажды мне показалось, что эта девушка – чудовище.

– Знаешь, это жутко, когда ты так смотришь.

На моем лице появляется ухмылка:

– Пытаешься заманить меня к себе?

Она улыбается. Прекрасная улыбка, такая же яркая, как лучи солнца. Она ныряет, и я жажду вновь увидеть ее, почувствовать наполнившее меня тепло. Сбрасываю рубашку и прыгаю в воду.

Зели фыркает и отплевывается, когда ее накрывает волна от моего прыжка. Течение несет меня в глубину. Я гребу изо всех сил, пока не выныриваю на поверхность.

Когда отплываю от ревущего водопада, Зели оглядывается на лес позади. Кажется, что он простирается бесконечно. Гораздо дальше, чем на берегу озера в прошлом сне.

– Ты впервые купаешься здесь? – кричит Зели.

– Что меня выдало?

– Лицо, – отвечает она. – Когда ты удивляешься, оно становится глупым.

Мои губы расплываются в улыбке, которая все чаще появляется в ее присутствии.

– Тебе нравится меня оскорблять, да?

– Это почти так же приятно, как бить тебя посохом.

На этот раз ухмыляется она. Я улыбаюсь еще шире. Она подпрыгивает и плывет на спине мимо камышей и водяных лилий.

– Если бы я обладала твоей силой, проводила бы здесь все время.

Я киваю, пытаясь представить, как выглядел бы сон без нее. Из того, что создал я, здесь только высохший тростник. С Зели весь мир расцветает.

– Ты в воде как дома, – говорю я. – Удивлен, что ты не приливщица.

– Может, в другой жизни. – Она проводит рукой по воде, глядя, как та струится сквозь пальцы. – Не знаю, почему так. Мне нравились озера Ибадана, но с океаном ничто не сравнится.

Как искры, разжигающие пламя, меня охватывают ее воспоминания: глаза маленькой девочки широко распахнуты, она в восторге от бесконечных волн.

– Ты жила в Ибадане? – подплываю к ней, чтобы почувствовать больше. Хотя мне никогда не доводилось бывать на севере, воспоминания Зели такие яркие, как будто я уже там. Наслаждаюсь потрясающим видом с горной вершины, вдыхая холодный воздух. Ее воспоминания об Ибадане полны тепла, укутаны материнской любовью.

– Я жила там до Рейда. – Зели запинается, переживая его вместе со мной. – Потом… – Она качает головой. – Было слишком много воспоминаний. Мы не могли остаться.

Моя грудь наполняется бездной вины из-за запаха горящей плоти. Передо мной вновь возникают огни, на которые я смотрел из дворца, невинные люди, сожженные заживо у меня на глазах. Воспоминания, которые я подавлял, как магию, день, о котором хотел забыть. При виде Зели все возвращается. Боль. Слезы. Смерть.

– Мы не думали оставаться в Илорин. – Зели говорит, скорее, сама с собой. – А потом я увидела море.

Она задумчиво улыбается.

– Папа сказал, что можно не уезжать.

Во сне горе Зели обрушивается на меня с немыслимой силой. Ей нравилось в Илорин, а я сжег ее деревню дотла.

– Прости, – выдавливаю я. Ненавижу, как звучит это слово. Его недостаточно. Оно ничтожно по сравнению с ее болью. – Знаю, мне не исправить прошлого, но… Илорин можно построить заново. Когда все закончится, это будет первое, что я сделаю.

Смешок слетает с губ Зели. Сухой. Безрадостный.

– Продолжай говорить глупости. Так ты докажешь правоту Тзайна.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я. – О чем он думает?

– Когда все закончится, один из нас умрет. Он боится, что это буду я.

Не знаю, зачем я здесь.

Зачем заставила Инана прыгнуть в озеро.

Почему что-то во мне трепещет всякий раз, как он подплывает ко мне.

Это временно, напоминаю я себе. Это даже не реальность.

Когда все кончится, Инан не будет носить кафтанов. Не станет приглашать меня в свой сон.

Пытаюсь представить жестокого воина, того маленького принца, поднявшего на меня меч. Но вместо этого вижу клинок, освободивший меня из сетей масок. Вижу его, заслонившего меня от огня Кваме.

У него доброе сердце. Давние слова Амари звучат в голове. Я думала, она ошибалась. Но, возможно, принцесса видела то, что мне недоступно?

– Зели, я никогда не причиню тебе вреда. – Он качает головой и морщится. – Только не после того, что мне пришлось увидеть.

Когда он встречается со мной взглядом, я понимаю правду. Не могу поверить, что не догадалась раньше. Вина и жалость, которые он испытывал… Боги .

Должно быть, он видел все.

– Я думал, у отца не было выбора. Мне всегда говорили, что он сделал это ради Ориши. Но увидев твои воспоминания… – Его голос обрывается. – Ни один ребенок не должен жить с этим.

Отвернувшись, смотрю на рябь на воде. Не знаю, что ответить. Не понимаю своих чувств. Он видел худшее во мне. То, что я не могла открыть другим.

– Мой отец ошибался. – Инан говорит так тихо, что рев водопада почти заглушает его. – Может, мне надо было понять это раньше, но теперь я могу попытаться исправить совершенные ошибки.

Не верь ему, говорю я себе. Он живет в фантазиях, во сне. Но с каждым обещанием сердце наполняет радость. Хочется верить каждому слову. Когда Инан смотрит на меня, я вижу такую же уверенность, что горит во взгляде Амари. Он рожден, чтобы это сделать.

Он действительно хочет изменить Оришу.

Если Небесная Мать вручила тебе свиток руками дочери Сарана, ее воля ясна. Слова Лекана звучат в голове, пока я смотрю на Инана, любуясь его волевой челюстью, щетиной, оттеняющей его подбородок. Если дочь Сарана должна помочь мне, возможно, боги желают, чтобы Инан взошел на трон и сменил стражу? Для этого он здесь? Для этого они наделили его магией?

Инан приближается. Сердце стучит, как сумасшедшее. Надо отплыть подальше. Я замираю на месте.

– Не хочу, чтобы кто-то еще погиб, – шепчет он. – Не хочу новой крови на совести моей семьи.

Красивые слова, только и всего. Но если это так, почему я не уплываю?

Боги, он, вообще, одет? Взгляд скользит по его груди, по изгибам мускулов. Я отвожу глаза, прежде чем успеваю различить что-нибудь под водой. Во имя Небесной Матери, что со мной?