Брендон Сандерсон - Браслеты Скорби

Когда он снова надел цилиндр, то сделался удивительно похожим на бродягу. Конечно, Уэйн всегда находился в шаге от этого облика, но все равно было поразительно, насколько два небольших изменения его преобразили.

Тем временем солнце село, но туман рассеивал городской свет, и на самом деле оказалось светлее, чем могло бы быть в ясную ночь. Уэйн крутил в руке нож и рассматривал Мараси. Ей сделалось не по себе.

— Что?

— Ты выглядишь слишком шикарно, — пояснил Уэйн.

Мараси оглядела свой наряд. Она была в простом небесно-голубом повседневном платье длиной до середины икры, с кружевными рукавами и воротником.

— Это совершенно обычная одежда, Уэйн.

— Не для того, чем мы планируем заняться.

— Я могу быть твоей нанимательницей или кем-то в этом духе.

— Тип, к которому мы идем, ничего не расскажет, если рядом будет какая-нибудь респектабельная особа. — Он в очередной раз прокрутил в руке нож и потянулся к ее груди.

— Уэйн! — воскликнула Мараси.

— Не надо напрягаться. Ты же хочешь, чтобы все прошло как надо, так?

Мараси вздохнула:

— Только не слишком шали.

— Я скорее со львом пошалю, Мара. Да-да.

Он срезал «окошко» из непрозрачного кружева на лифе платья, отчего образовалось глубокое декольте. Потом пришел черед рукавов, которые Уэйн укоротил на целый фут, так что теперь они заканчивались выше локтя. Срезанным кружевом он, как лентой, обвязал платье под грудью и потуже затянул шнуровку на спине. В результате грудь приподнялась и выпятилась самым скандальным образом.

Последними штрихами стали несколько выборочных разрезов на юбке и втертая в край подола грязь. Шагнув назад, Уэйн задумчиво постучал себе по щеке и удовлетворенно кивнул.

Мараси осмотрела себя, чтобы оценить его художества, и была поражена. Уэйн не только улучшил корсаж — он надрезал швы и вытащил нитки, отчего платье теперь выглядело не испорченным, а поношенным.

— Все сперва глядят на грудь, — объяснил Уэйн, — даже женщины, что странновато, но так уж повелось. А потому никто не заметит, что грязь слишком свежая, а платье недостаточно старое.

— Уэйн, я потрясена. Портниха из тебя высший класс.

— Играться с одеждой весело. Не вижу причин, по которым это занятие не может быть мужским. — Его взгляд задержался на ее груди.

— Уэйн.

— Прости-прости. Просто я вошел в роль, ну, ты понимаешь.

Он махнул рукой, веля ей идти следом, и двинулся вперед по тропе. Только сделав несколько шагом, Мараси сообразила, что… не покраснела.

«Вот это поворот!» — подумала она, чувствуя, как прибывает странная уверенность.

— Постарайся не слишком часто открывать рот, — посоветовал Уэйн, когда они приблизились к хижине. — Слишком уж умные речи ты обычно ведешь.

— Посмотрим.

Примерившись, Уэйн отломал ветку от росшего на обочине тропинки дерева, покрутил так и сяк, наконец оперся, как на кривую трость. Вместе с Мараси они подошли к домику, в окнах которого горел свет.

Это была маленькая, крытая соломой хижина, в заросшем мхом дворике торчало несколько выветренных статуй, изображавших туманных призраков. Считалось, что подобные статуи — они имели форму скелетов с туго натянутой кожей — способны отвадить настоящих туманных призраков, поскольку эти существа обладали сильным территориальным инстинктом. Мараси подозревала, что туманные призраки в состоянии отличить настоящего соплеменника от каменного изваяния. Впрочем, ученые утверждали, что эти создания и вовсе не пережили Пепельный Катаклизм. Так что проблема, скорее всего, была далека от реальной жизни.

Рядом с хижиной скользкий коротышка с блондинистым хвостиком точил лопату оселком, насвистывая себе под нос.

Не успела Мараси подумать, зачем точить лопату, как Уэйн выдвинулся вперед, выпятив грудь и держа перед собой импровизированную трость, словно был каким-нибудь важным гостем на балу.

— Это ведь ты, — заговорил он, — тот, кого кличут Дезшаном?

— Дешаном, — поправил коротышка, лениво подняв глаза. — Ну-ну. Никак я опять забыл запереть на ночь ворота? Вынужден попросить вас покинуть эту территорию, сэр.

— Что ж, я уйду, — тыкая палкой-тростью, но не двигаясь с места, вроде бы не стал спорить Уэйн. — Но прежде изложу суть делового предложения, которое касается тебя и меня.

Уэйн так усилил акцент, что Мараси пришлось как следует сосредоточиться, чтобы разобрать слова. Кроме того, речь звучала очень отрывисто. Больше слогов под ударением, больше ритма во фразах… Ну конечно же, этот говор здорово походил на говор кладбищенского сторожа.

— Я, вообще-то, честный человек, — ведя оселком по лопате, предупредил Дешан. — И нету у меня дел, которые надо обсуждать, а особливо в такой поздний час.

— Ой, слыхал я про твою честность! — Держа руки перед собой на трости, Уэйн покачивался на пятках. — То на одной улице, то на другой. Все только и твердят, какой ты честный парень, Дешан. Их прям хлебом не корми, только дай об этом поговорить.

— Раз так много говорят, значит ты должен знать, что я уже со многими поделился своей честностью. У меня… нет недостатка в контрактах.

— Для нашего дела это не имеет значения.

— А вдруг имеет?

— Не имеет, — отрезал Уэйн, — потому что мне нужна только одна конкретная маленькая штучка, которая больше никому не приглянется.

Дешан окинул Уэйна взглядом с головы до ног. Потом посмотрел на Мараси, задержав взгляд именно там, где говорил Уэйн. Наконец Дешан улыбнулся и крикнул, повернувшись к хижине:

— Малый? Малый!

В ночной туман выскочил мальчишка — сонный, в грязной сорочке и штанах:

— Сэр?

— Будь добр, сделай кружочек по кладбищу. Позаботься о том, чтобы нас никто не потревожил.

Мальчишка широко распахнул глаза, потом кивнул и скрылся в тумане. Дешан положил на плечо лопату и сунул оселок в карман:

— И как же мне вас звать, добрый сэр?

— «Мистер Монета» сойдет, — подсказал Уэйн. — А тебя я буду звать «мистер Умник» — за решение, которое ты принял только что.

Он менял свой говор. Изменения были едва уловимые, но Мараси их заметила.

— Ничего еще не решено, — уточнил Дешан. — Мальчишке просто нужно время от времени разминаться. Для здоровья полезно.

— Само собой. — Уэйн кивнул. — И согласен: ничего еще мы друг другу не обещали. Но я вот что тебе скажу: за ту вещь, что мне нужна, никто другой не заплатит даже клипа.

— Если это правда, почему она тебе так сильно нужна?

— Сентиментальная ценность. — Глаза Уэйна вроде как повлажнели. — Эта штука принадлежала моему другу, и ему было очень трудно с нею расстаться.

Тут Мараси фыркнула от неожиданности, чем привлекла внимание Дешана.

— Ты и есть этот «друг»?

— Я не говорю на языке скаа, — ответила Мараси на древнем террисийском. — Ты не мог бы говорить по-террисийски, пожалуйста?