Валерия Чернованова - Мой (не)любимый дракон [litres с оптимизированными иллюстрациями]

– Ты сильнее всех откликаешься на его силу, девочка, – покачала головой ее лучезарность Фэльма. – Я чувствую это. С нашей стороны было бы глупо пренебречь такой невестой.

Приехали.

И зачем тогда распинаться, не жалея эпитетов и расписывая в красках, какая я вся тут неправильная и неподходящая?

Так и хотелось крикнуть, что это не я, а тело Фьяррино откликается. А мне вообще на вашего Герхильда не хочется откликаться. И чувствовать его так остро, и душой, и плотью, и, вообще, всем, чем только можно, не желаю. Вернее, желаю, но я себе это строго-настрого запрещаю!

В общем, не надо мне вашего солнца. Крест хочу! Большой и жирный. Чтобы всем стало ясно, что я – не героиня его романа. А он не мой герой. Он мой самый-самый нелюбимый дракон!

Все эти мысли в одно мгновение пронеслись у меня в голове, сформировавшись в робкие, с надеждой произнесенные слова:

– Лучше я потом за другого тальдена замуж пойду. Не за про ́ клятого.

Ари возмущенно ахнули, запыхтели, наливаясь серым цветом, вместо положенного красного. А я зажмурилась, запоздало попеняв самой себе за то, что была такой самонадеянной. Не стоило рассчитывать на счастливое освобождение и милость давно почивших предков Герхильда. Как бы не решили проучить свое-нравную алиану, нос воротящую от их пра-пра… внука, и не наказали меня за опрометчивые слова.

– А сама-то ты кто? – как гром среди ясного (нет, уже грозового) неба раздался резкий, опасный, как радиоактивная вспышка, голос. Голос, заставивший меня вспомнить о прежних страхах и неприятно поежиться. – Про ́ клятая ты. И душа у тебя странная. Темная. Чужая.

Прикосновение к лицу, требовательное, побуждающее открыть глаза. Чтобы уколоться о лед, сверкнувший во взгляде замершего передо мной существа.

Назвать маячившую передо мной особу женщиной, пусть и покойной, язык не поворачивался. Я бы скорее сравнила ее со змееволосым чудовищем – Медузой Горгоной. Туман, обрамлявший красивое, но искаженное злобой лицо, казался живым. Колыхался и трепетал, короной сплетаясь над головой ее лучезарности, напоминая копошащихся ядовитых змей. Ядовитым был и ее взгляд, пробиравший до мозга костей.

Под ним я как будто окаменела. Единственное, на что хватило сил – это на невнятное возражение, прозвучавшее как комариный писк:

– Я не проклятая.

– Душа у тебя запятнана. Чуждой, инородной магией. Весь род твой гнилой. Такой, как ты, не место среди невест наследника.

А я, собственно, о чем?

Не знаю, что там насчет души – зачесалось все тело. Стало зудеть неимоверно, словно я не мылась с рождения. Хотелось содрать одежду вместе с кожей, с чертовым проклятием. Вместе с дыханием этой нечисти, опалявшим лицо, и ее словами, ожегшими раскаленным клеймом.

Все-таки прокляла нас, Королевых, та безымянная ведьма, обрекая быть несчастными в браке. И теперь ее злые чары, которых прежде не ощущала, душили, подавляли. Невидимой занозой застряли в груди.

– Уж кто бы говорил, Ллара! – взметнулся до фальцета незнакомый голос.

Ему вторил другой, который я тоже слышала впервые:

– Это из-за тебя все мужчины нашей семьи обречены быть безумцами и убийцами!

Шокированная, раздавленная откровениями покойницы, я не сразу заметила, что к нашей «теплой» компании присоединилась еще пара-тройка ари. А может, их было больше… Перед глазами мелькали лица, в ушах звенело от гула голосов.

Правительницы кружили вокруг меня пчелиным роем, что-то бормоча, непрестанно жужжа, трогая и даже… принюхиваясь. Может, гадают, съедобная ли я? Раз не подошла Скальде, то почему бы не закусить забракованным товаром. Не пропадать же добру зря.

– Не из-за меня! – обиженно вскрикнула ари со змеиной прической, и туман у нее на голове пришел в еще большее возбуждение. – А из-за дурочки Арделии, нагло «самоубившейся» в моем саду. Это все она! Я же просто боролась за свою любовь!

– За трон ты боролась, жадная до власти стерва!

– Не забывай, с кем разговариваешь, Фэльма! – почти в рифму, чеканя слова, парировала печально известная Ллара.

Та самая, что, воспользовавшись правом Йели, явилась на брачный пир и украла у Арделии ее возлюбленного жениха.

На какое-то время обо мне и о моей запачканной, иномирной душе все забыли, увлекшись выяснением отношений. Почтенные ари были прямолинейны, не стеснялись в выражениях и не отказывали себе в удовольствии облаять соседку справа или слева. Оскорбления пушечными снарядами летали в воздухе, попадая то в одну, то в другую покойницу, а у меня от некоторых словечек уши сворачивались трубочками.

Если честно, я так и не поняла, разоблачили нас с Блодейной или все претензии Ллары были исключительно к моему семейному проклятию. Не желая испытывать судьбу и дальше, осторожно, шаг за шагом, я отступала, мечтая под шумок смыться. А они уже потом пусть сами решают, одарить ли меня солнышком или черкануть на ладони крестик.

Громкий хлопок в ладоши, эхом прокатившийся по хитросплетениям каменных переходов, поглотил все остальные звуки. Ари, словно горничные, застуканные за распитием хозяйских вин, покаянно опустили головы. Расступились, бесшумно прильнув к стене, освобождая дорогу еще одной представительнице династии Герхильдов.

Правительница величаво подплыла ко мне и Лларе, которая, вспомнив, для чего здесь все собрались, снова принялась сверлить меня злющим-презлющим взглядом. В то время как от новоприбывшей мне достались легкий кивок и улыбка. Немного грустная, сделавшая ее нежные черты лица еще более трогательно-притягательными.

– Значит, не пойдешь замуж за моего сына?

Мне стало нехорошо. В вопросе ари слышалась угроза.

Оскорбленная, задетая за живое родительница – что может быть хуже? Сразу стало не до Ллары, недовольно пыхтящей рядом. Сейчас бо ́ льшие опасения вызывала императрица Энора. Некоторые, улыбаясь, играючи, расправляются со своими неприятелями. Вдруг она из таких.

Слова застряли в горле вместе с воздухом. Покойница долго всматривалась в мое лицо. Наверное, пыталась отыскать в моих чертах ответ на заданный вопрос. А потом, горько усмехнувшись, нарушила тягостную тишину:

– Что ж, мне понятны твои опасения. Я в свое время тоже боялась.

– Это Скальде следует ее опасаться, – не преминула вставить свои пять копеек воровка чужих женихов – Ллара. – Ей здесь не место, и душа у нее гнилая!

Вот ведь склочная баба. Неудивительно, что император Валантен предпочел ей другую. Прилипла, как банный лист, к моей душе. Других, как оказалось, не особо заботило, что я здесь – инородное создание. Но Лларе как будто вожжа под хвост попала.

Ее лучезарность, что одним хлопком навела порядок в нестройных рядах императриц, легким касанием прошлась по приколотой к накидке булавке, оттененной гранатовой крошкой, словно капли крови застывшей у меня на груди.