Лекса Дэй - Право на вседозволенность

Безжизненный, какой-то механический голос подруги, как мантру повторявший слова извинения, напугал Блэр еще больше. Она с трудом взяла себя в руки и помогла Юлиане добрести до кровати.

— Господи, у тебя колено сильно распухло, — не на шутку испугалась она. — Я сейчас приведу врача! Надеюсь, ты ничего с собой за это время не сделаешь?

— Нет, конечно! — отмахнулась от такого допущения Делайн. — К счастью или к сожалению, я устроена так, что хочу жить при любых обстоятельствах.

— Вот и замечательно! Полежи немножко, я мигом вернусь!

Укутав ее одеялом, Виктория помчалась за врачом. Тот осмотрел колено Юлианы и объявил, что это просто сильный ушиб. Потом смазал больное место мазью и велел полежать несколько дней.

— Вот ведь некстати, — сокрушалась Блэр, когда он ушел. — Как думаешь, до бала успеет пройти?

Герцогиня скривилась. Сейчас ей было противно даже думать о развлечениях.

— Я никуда не пойду, даже если нога перестанет болеть.

— Ты бы предпочла, чтобы перестало болеть сердце, да? — грустно спросила подруга.

— Ты — непревзойденный диагност! — усмехнулась Юлиана. — А теперь, если не возражаешь, я посплю.

Тори немедленно оставила ее и выключила свет. Несмотря на свое заявление, ее соседка еще долго лежала без сна, терзаемая мучительными воспоминаниями. И чем больше она горевала, тем мрачнее становились ее мысли.

«Меня никто не любит, — в отчаянии думала она. — Вот Майкл любит Лин, всегда смотрит на нее с такой нежностью. Денис никого не замечает, кроме Вал. А я — просто престижный приз. Герцогиня и инкаторша в одном лице. Может, я в чем-то ущербна, как женщина? Или просто недостойна искренних чувств, если даже такой бабник как Стивен, встречался со мной за деньги?»

Только под утро, совершенно измотанная переживаниями, Юлиана провалилась в липкий вязкий сон. В нем все близкие ей люди начинали таять в тумане и окончательно исчезали в нем, стоило ей приблизиться к ним. Последней приснилась Виктория, почему-то совершенно обнаженная и израненная. Она обвиняюще указала на нее пальцем и глухим потусторонним голосом проговорила:

— Все из-за тебя! Ты всем приносишь несчастье! Лучше бы ты умерла!

Ее лицо вдруг посинело и распухло. Юлиана завизжала от ужаса и проснулась.

За окнами еще только забрезжил рассвет. Сон был настолько тяжел и реален, что чувство глубокой потери не отпустило девушку даже после пробуждения. Она резко села на постели, отыскивая глазами Викторию. Та мирно сопела в обнимку с подушкой.

— Это всего лишь кошмар, — стуча зубами, убеждала себя Юлиана. — Всем они иногда снятся. Просто я вчера переволновалась.

Но страх упорно не отступал, словно должно было произойти что-то ужасное. Чтобы избавиться от него, она похромала в душ — вода была ее любимым антистрессом.

Следующие несколько дней Юлиана провалялась в постели. Друзья и сокурсники приходили навещать ее целыми толпами, устраивая шумные, правда, недолгие посиделки. Темой для их обсуждений чаще всего служил внезапно написавший заявление об уходе социолог. Никто не знал, что побудило его сделать этот шаг, и предположения высказывались самые разные. Кто-то пустил слух, что Вэнса уволили за связь со студенткой. Говорили, что девице спешно сделали аборт, и ее отец собирается подать на университет в суд. Поклонницы красавца-учителя были безутешны, но вскоре разговоры о нем стали реже, сменившись более интересной и животрепещущей темой приближающегося бала.

Всеобщее оживление не действовало только на Юлиану. Она без интереса слушала чужие разговоры и очень редко участвовала в них. Любое упоминание о Вэнсе напоминало ей о его подлости, а гнетущее душу предчувствие только усиливалось, не оставляя ее ни днем, ни ночью. Она так и не смогла понять, кто и почему нанял Стивена на роль ее кавалера, и очень смущало то, Карминский, зная о его планах, не мог им воспрепятствовать. Единственным человеком, волю которого он худо-бедно выполнял, был король, а значит, напрашивался вывод, что заказчиком был именно он. Но зачем ему могло понадобиться такое, Юлиана не могла представить.

Еще больше мучений ей доставляла мысль об инкаторе. Со дня травмы он упорно игнорировал ее и даже по телефону не передал ей формальных пожеланий выздоровления. Девушку сводила с ума мысль о том, что он считал ее грязной шлюхой, направо и налево отдающей свое тело.

— Да что с тобой творится последнее время? Ты на тень похожа! — не понимая причин ее депрессии, волновалась Виктория. — Давай, встряхнись! Скоро праздник, да и твоя нога уже выглядит гораздо лучше. В крайнем случае напьешься обезболивающего, чтобы потанцевать. Даром мы, что ли, все лето провели в танцевальном классе? Ты просто обязана всех сразить своими умениями! Да, кстати, твои кавалеры чуть горло друг другу не перегрызают, споря о том, с кем ты пойдешь. И если ты в ближайшие пару дней сама не сделаешь выбор, то боюсь, дело окончится дуэлью на кулаках по причине отсутствия более серьезного оружия.

— Я не пойду на бал, так им и передай, — вяло возразила Юлиана.

— Ты представляешь, что после этого начнется? — ужаснулась Тори. — Хочешь привлечь всеобщее внимание своей показной грустью?

— Как раз этого я хочу меньше всего!

— Тогда лучше не упрямься. Гилберт — настоящая ищейка. Если ты не придешь, он сразу начнет докапываться до причин, и не удивлюсь, если что-то раскопает!

Аргумент Виктории был достаточно веским, чтобы встревожить Юлиану. Учившийся на четвертом курсе инкаторской академии Гилберт и впрямь был детективом от Бога.

— Хотя я не против этого, — мстительно добавила Блэр, — ты ведь сама не хочешь ничего рассказывать! Так что мне передать твоим воздыхателям?

— Сама выбери для меня любого. Мне все равно с кем убивать время, — услышала она безучастный ответ.

Подруга сокрушенно покачала головой и занялась подгонкой своего нового платья.

Наступил день бала. Весь университетский городок был украшен фонариками и гирляндами из осенних цветов, листьев и рябины. Служащие натирали до блеска пол актового зала, повара готовили праздничный ужин, а студенты скрупулезно готовились к вечернему действу.

В домике герцогини приготовления затянулись допоздна. Издергавшаяся Виктория делала последние стежки, подшивая бирюзовое платье из струящегося шелка. Тот наряд, что прислала ей мама, она умудрилась испортить чересчур горячим утюгом и теперь спешно готовила себе новый взамен испорченного.

— Ты на меня не злишься? — виновато спросила она Юлиану. — Бал начался больше часа назад, а мы до сих пор дома…

Та сидела на кровати, одетая в платье из серебристого шелка с воротником-лодочкой и длинными рукавами, и апатично разглядывала носки своих серебряных туфелек. Спешить ей было не к кому.