Каролина Кейрен - Отступники

Вздрагиваю, открываю глаза. Народу возле костра значительно прибавилось, наверно, в такую ночь никто не хочет сидеть в одиночестве. Оборачиваюсь, ища того, кто звал меня. Это Лама. Он сидит рядом на корточках, нетерпеливо ждёт, когда окончательно проснусь.

–Сель, дело есть.

С сожалением выбираюсь с насиженного тёплого местечка. Выходить за световую границу совсем не хочется. Но если бы дело Ламы могло подождать, он не тянул бы сейчас меня под дождь.

Тьма встречает пробирающим до нутра холодом. Обхватываю себя руками, щурюсь сонно. Почему бы всем не успокоиться – хоть на денёк? Забыть свои интриги и подозрения, расслабиться и просто жить. Но лесная жизнь, видимо, не даст такой возможности. Я тяжело вздыхаю, предчувствуя тяжёлый разговор, продолжающий утреннюю тему.

–Не поверил всё-таки, да? Я же видела, следил весь день. Но что же сразу не рассказал всем?

–Да подожди ты,– с досадой перебивает он. И неожиданно говорит совсем про другое.– В зоопарке нашли кое-что. Думаю, ты заинтересуешься.

–Да?– во мне и в самом деле зажигается любопытство. Ночь не кажется теперь такой тёмной и промозглой, как минуту назад.– Что же?

–Идём. Ты должна сама увидеть.

Это безумие – идти через лес в грозовую ночь под проливным ливнем. Но мы идём. Ткань давно уже не впитывает воду, ноги увязают в размокшей земле. Несколько раз падаю, целясь за поломанные сучья. Кофта защищает кожу от порезов, но вряд ли смягчит удары. Будут синяки. Зло дышу парню в спину, а он лишь посмеивается.

–Ты ведь была в зоопарке, когда успокаивали зверей?– спрашивает он минут через двадцать.

–Да.

–До конца?

–Мы с Тиком понесли Миру в лагерь. По пути встретились с остальными. Тик не разрешил идти с ним усмирять оставшихся зверей, приказал отправиться в лагерь.

–Тогда понятно. Будь ты там, наверняка заметила бы. Мы слишком давно живём не в Городе, некоторые новшества проходят мимо нас. Думаю, сможешь помочь.

–Помочь с чем?

Но Лама отвечает, что увижу на месте. Ответ не удивляет: любовь лесных к тайнам стала давно привычной. Было бы странно, реши он рассказать всё сейчас.

Интересно, а почему мы идём туда ночью? Мне говорили, даже часовой в зоопарке не выходит с наступлением темноты за пределы своего домика, несмотря на то, что он вооружён. А человек, живущий в одиночку среди леса рядом с животными, пусть они и в клетках, далеко не робкого десятка. Что же – Лама сумасшедший, или дело действительно настолько важное?

Когда до конечного пункта остаётся совсем немного, останавливаемся передохнуть. Дождь усиливается, дыхание сбивается, в горле неприятно першит. Прислоняюсь спиной к стволу, зажмуриваюсь. На самом деле, во мне говорит не столько усталость, сколько страх. В первый раз, когда не представляла, что ждёт, решиться было легче, даже слыша леденящий кровь вой. Но сейчас тишина. Не от этого ли страшней?

Лама понимающе ждёт, не торопит меня. Но я сама распрямляюсь, заставляю себя быть смелой.

–Идём,– киваю парню.

Холод становится привычным, почти не чувствуется. Замечаю мерцающий огонёк в глубине ветвей. Там Пит или какой-нибудь другой сторож. Наверно, очень страшно оставаться в подобном месте ночью без света. Но будь там я – рассуждала бы по-другому: свет успокаивает, но одновременно привлекает внимание всех тех, кто по ту сторону стены. Одно дело – звери, огороженные надёжными прочными прутьями клеток. Но что если и вправду кто-то способен проникнуть в лагерь? Попасть сюда с запретной западной стороны можно минуя клетки, по периметру. И рассказы о заблудших не дают покоя. А, может, именно они и стали причиной, по которой наложили запрет на проход в ту сторону.

«Или дикие животные,– напоминаю себе.– Вроде того, что напал на мальчика на экскурсии»

Не хочется встретить здесь последний час. Опасности и без того подстерегают на каждом шагу, зачем же самим отправляться на их поиски? Новый приступ злости не утихает, напротив, распаляется сильнее. Но Ламу спасает приближение Пита: дежурит вновь он.

Фонарик дрожит в его руке. Свет довольно слабый, но на лице парня заметна необычная бледность. Напуган он не меньше, чем в прошлый раз. Неужели звери и в самом деле разомкнули запоры на клетках и разбежались? Нет, не думаю, что в таком случае мы пришли бы сюда вдвоём и ночью.

–Привет,– тихо говорит Пит.– Боялся, ты не согласишься прийти, Сель. Всё-таки ночь, лес. Немногие девчонки пошли бы.

Я чувствую злость.

–По-твоему, я трусишка?

–Тихо, тихо,– осаждает меня Лама.– Мы верим, что ты смелая. А теперь к делу, пожалуйста. Она на месте, Пит?

–Да,– он тяжело сглатывает.– Ты как хочешь, но я предпочёл бы не трогать эту штуку. Она снова пищала. Уже намного громче.

Лама напряжённо думает о чём-то, закусив нижнюю губу. Пит смотрит на него, свет фонарика прыгает по нашим ногам и кустарнику. Дождь стихает, капли, падающие на нас, не такие частые и крупные. Время близится к середине ночи. Далёкие громовые раскаты уже не слышно. В лагере наверно почти все спят, завтра предстоит уборка территории от поломанных ветвей.

–Если это взрывчатка, и она реагирует на движение, мы давно взлетели бы на воздух. Если на ней стоит таймер, у нас всё равно нет шансов. Хотя нам неизвестен радиус её действия, но думаю, накроет и здесь. Так что, отправляясь сейчас туда, мы рискуем не больше и не меньше, чем в прошлый раз. Но теперь с нами Сель. Есть шанс, что она поймёт, что это. У нас пока нет подтверждений выдвинутой версии.

–Опровержений тоже,– мрачно бормочет Пит.

Я молчу. Идти к взрывчатке, пусть даже только гипотетической, не хочется совершенно. Но разве есть выбор? Нельзя отсиживаться в стороне, когда друзьям нужна помощь.

–Не нагнетай. Я не вправе заставлять тебя идти с нами, но лишняя пара глаз в ночи не помешает.

Пит неохотно бредёт за нами. Похоже, его раздирают противоречивые чувства. Страх леса и страх, что его сочтут трусом, узнав, что даже я согласилась. Кому из нас страшнее: мне, только догадывающейся, что впереди, или Питу, побывавшему там и вновь идущему? Или Ламе, ведущему нас двоих? Если что-то случится, виноватым себя считать будет он. Впрочем, если Пит прав, и это взрывчатка…

–Страшно?– шёпотом спрашивает Лама, подстраиваясь под мой шаг. Мы идём так близко, что плечи соприкасаются. Вместо ответа я долго смотрю на него.– Мне тоже,– признаётся он.– Прости, что притащил сюда. Но помощи ждать больше не от кого.

А Кор? Мира? Вопрос, готовый сорваться с языка, растворяется в воздухе, так и не заданный. Лама совсем не знает их, а Миру сейчас и вовсе не стоит трогать. Улыбаюсь уголками губ, ободряя его.

–Ничего. Одна голова хорошо – три лучше. Разберёмся с вашей загадкой.

Почти все звери спят. Некоторые провожают нас взглядами, молча, не шевелясь. Зрачки поблёскивают в темноте. Пит объясняет, что после внезапного бешенства их держат на успокоительных уколах, опасаясь повторения. Через несколько дней, если всё будет мирно, нужда в них отпадёт.