Владимир Корн - Волки с вершин Джамангры [litres]

– Договорились.

Мысль посетить местный Дом Истины возникла у меня сразу же после разговора с Клаусом. Имелась и другая причина – передать письмо от Корнелиуса Стойкого его настоятелю.

– Как понимаю, господин Даниэль сарр Клименсе?

– Он самый.

Настоятель Дома Истины вызывал к себе уважение одним своим видом. Крупный, средних лет наголо обритый мужчина, без растительности на лице и со спокойным взглядом серо-голубых глаз, он говорил неторопливо, как будто взвешивая каждое слово, перед тем как его озвучить.

К нему меня проводили после того, как я высказал свое намерение с ним встретиться одному из послушников. Совсем еще юному, не старше шестнадцати, в обычной для этого Дома мантии – из грубого полотна темно-синего цвета, длиной до пят и с капюшоном. Стоячий воротник которой тем не менее был украшен узором, вышитым золотой нитью, что означало какой-то ранг. Наверное, невысокий, поскольку в ширину узор был не толще мизинца. В отличие от того, что имелся на вороте настоятеля, – едва не в ладонь.

Помещение, где он меня принял, представляло собой нечто среднее между кельей, жилой комнатой и кабинетом. Убранство было скромным, впрочем, как и размеры помещения. Хотя, возможно, имеются здесь и другие – настоящие залы. Гигантские, в позолоте и с высоченным потолком. Но я – не свой, я вообще не принадлежу ни к одному из Домов, и потому не напускная ли аскеза, выставленная напоказ для таких, как я? Маги умеют хранить свои тайны, чего только ни коснись.

– С чем к нам пожаловали, господин сарр Клименсе?

– Прежде всего мне хотелось бы передать письмо от Корнелиуса Стойкого.

– Значит, есть и иная причина? Если вам хотелось бы того же, для чего вы в свое время отправились на север Ландаргии, опасаюсь, что разочарую. Ни сам я, ни любой другой из обитателей Дома ни одним из искусств фехтования не владеем. Так уж сложилось с незапамятных времен, что на юге куда больше значения придают другому.

Я мог бы удивиться его осведомленности, но не стал. Дома, равно как и принадлежащие им монастыри, не живут обособленно. Их представители между собой встречаются, переписываются, а еще, как утверждают, правда, без всяких на то оснований, есть у них и таинственный способ общаться даже на дальних расстояниях.

– Иная причина есть. Но к фехтованию она не имеет никакого отношения.

Мне хотелось поговорить о том, что случилось со мной этой ночью и что не могло не вызывать беспокойства. Сколько бы ни думал над произошедшим, так и не смог найти пусть даже малейшее доказательство того, что какое-то время себе не принадлежал. Все было явственным настолько, насколько это вообще возможно. Но если с моим рассудком по-прежнему все в полном порядке, значит, какое-то время им управлял кто-то со стороны. И не повторится ли подобное раз, другой, третий, но в несколько иной интерпретации? Например, незнакомец вдруг набросится на меня, и мне не останется ничего другого, как, защищаясь, его убить? Чтобы затем прийти в себя и увидеть у своих ног мертвого Клауса. И услышать, что напал я сам, убив без малейшего повода.

Кларисса, которую я видел вчера вечером, была самая настоящая. Уж мне ли не узнать ее после множества наших встреч? И с кем об этом поговорить? С Клаусом? Виктором, Александром? С Куртом Стаккером? Со своей лошадью Рассветом? И уж если настоятель Дома Истины не тот самый человек, где искать его вообще? Еще несколько таких случаев, и, боюсь, мой рассудок не выдержит.

Настоятель взял письмо, осмотрел его со всех сторон, затем сломал по очереди все пять сургучных печатей, начав с крайней. Вот тут-то и настала пора мне удивиться. Нет, не тому, что каждая печать издала звук, а все они в итоге образовали музыкальную фразу. Заключать звуки в печати умеют лишь в Доме Истины. Ладно, соглашусь, не только они. В Брумене полученное от отца Клауса письмо кто-то вскрыл, а затем наложил печати со звуками снова. Не слишком удачно, поскольку мне удалось понять сам факт. Как будто бы за этим стоит таинственный Шестой Дом, и с ним предстояло разобраться – существует ли он в действительности. Но Корнелиус, который и поручил передать письмо, как смог он? Он вез его с собой из Нантунета, где Дом Истины есть? Я готов был поклясться, что Корнелиус написал его в поместье сар Штроукков, когда вынужден был вернуться, настолько свежими выглядели чернила. И кто тогда? Ну не Сантра же?

Настоятель, перед тем как прочесть послание, дважды провел ладонью над листом бумаги. Затем остро взглянул на меня. То, что оно касается лично Даниэля сарр Клименсе, понять несложно. Но о содержании можно было только догадываться.

– Так что, говорите, привело вас ко мне? – спросил он после того, как некоторое время о чем-то раздумывал.

– Дело настолько щепетильное, что даже не знаю, с чего начать.

– Тогда начнем с этого.

Настоятель взял с полки на стене предмет, похожий на выточенную из камня лампу, чтобы поставить ее на стол точно посередине между нами.

– Знаете предназначение?

– Да.

Однажды при мне ею пользовались, в шатре Корнелиуса. Эта штука сделает наш разговор строго конфиденциальным.

– Как вы привели ее в действие?

А лампа теперь работала, поскольку внезапно пропали звуки города из приоткрытого окна.

– Главное, что привел. – Настоятель улыбнулся. – Понимаете, я могу подробно все объяснить, но вряд ли вы что-нибудь поймете. А если скажу – магически, то не поверите, поскольку полностью отрицаете магию. Извините, буду резок, но отрицание – удобная позиция для тех, кто не может понять нечто такое, что неосязаемо и нельзя увидеть. Музыка для глухих от рождения тоже ведь загадка.

– Вы хотите сказать, что Пятиликий наделяет некоторых глухотой к магии?

Мой собеседник неожиданно легко согласился:

– Отлично сказано, господин сарр Клименсе! Хотя я бы назвал это даром ее слышать. Но давайте перейдем к делу.

И я все ему рассказал. Конечно, это была далеко не исповедь. Но мне необходимо было выговориться, чтобы не держать в себе. Он слушал внимательно, ни разу не перебив, время от времени поглядывая на письмо, которое лежало на столе недалеко от лампы, поглощающей все звуки. Закончил я свое повествование опасениями.

– Вот, собственно, и все, господин настоятель.

– Когда вы отправляетесь в Гласант?

Вопрос не имел отношения к моему рассказу, но он был первым после его окончания.

– Пока еще не знаю. Так что же со мной все-таки произошло?

Ответа я ждал с тревогой. Понятно, что ничего хорошего, но насколько?

– Знаете, единственное, что могу сказать сейчас, – вы правильно сделали, придя сюда. Но мне необходимо подумать. Вы сможете прийти завтра с утра?

– Безусловно. И еще, скажите: насколько все серьезно? Может быть, мне стоит поторопиться в Гласант?