Владимир Корн - Волки с вершин Джамангры [litres]

– Даниэль, можешь поздравить, моя мечта сбылась! – вместо приветствия радостно объявил он.

– Какая именно? Тебе удалось отыграться у того самого старика, который так лихо разнес тебя в пух и прах в доме полковника Брауса? Он что, тоже здесь? Почему не пригласил? Я бы с огромным удовольствием посмотрел на твой триумф.

Единственный известный мне случай, когда Клаус сыграл вничью, настолько он силен в шахматах.

– Даниэль! – Клаус покривился. – В тот вечер у меня ужасно болела голова. И вообще, при чем здесь шахматы?

– Тогда даже не догадываюсь.

– Ты знаешь, у меня все-таки случилось… на сеновале. Помнишь наш разговор?

Еще бы не помнить.

– И кто она? Деревенская простушка, которая не смогла устоять перед чарами великого игрока? Откуда ей о шахматах известно вообще? Кстати, как ты смог избежать восторженных объятий ее родственников с дубинами?

Сам не понимаю почему с моего языка срывались злые слова.

– Даниэль! И вовсе она не простушка. Светская дама, и ее род далеко не из захудалых.

– И как же ты смог ее уговорить? На сене?

– Смог, – кивнул он с тем видом, как будто ему ежедневно приходится решать задачи воистину вселенского масштаба, а это для него настолько плевое дело, что даже говорить смысла нет. – И ты знаешь, все было так, как я себе и представлял. Звездное небо, душистый запах трав, и мы вдвоем. Нет, все это стоило того, чтобы пережить!

Клянусь, глаза у него мечтательно закатились.

– И где ты его вообще нашел, на время арендовал сеновал?

– Ну, для этого нам пришлось выехать за город.

Я невольно усмехнулся, представив себе картину. Нет, не Клауса и его даму, когда они обнаженные барахтаются в сене, которое то и дело проваливается под ними. Наверняка за ним присматривали люди Курта Стаккера. Как бы Клаус ни стремился покинуть город незаметно для всех, не желая скомпрометировать даму, у него ни за что бы не получилось. И еще представил скучающие лица его стражей, ждущих, когда их принципал соизволит вернуться назад.

– Слегка тебе даже завидую. Только не вздумай предлагать мне совершить групповую поездку на луга. Боюсь, мою даму ни за что на подобное не уговорить.

– Да ну тебя! – Его слова прозвучали совсем по-детски. Таков он и есть, будущий наместник Клаундстона. – Кстати, куда ты в такую рань? И еще с сожалением вынужден констатировать, что выглядишь по-прежнему не очень.

– В Дом Истины.

Скрывать не было смысла. Хуже всего было то, что призрачный партнер, которого так и не смогла увидеть Тереза, сумел нанести мне рану. Не душевную, а самую что ни на есть телесную. Небольшую, едва заметную, больше похожую на царапину, но до встречи с ним у меня ее не было. Тем более расположена она на тыльной стороне левой кисти. В месте, которое постоянно перед глазами, и при всем желании не увидеть ее нельзя.

– Клаус, – остановил я сар Штраузена уже в спину. А когда он повернулся, торжественно произнес: – Обещаю, как только прибудем в Клаундстон и ты займешь место наместника, собственноручно забью твою спальню свежим сеном. Клевера много класть?

Истину в Домах Истины олицетворяет солнце. Не само по себе, но его схематичное изображение, отчасти похожее на то, как рисуют светило дети – правильный круг с расходящимися от него лучами. Правда, лучей всего пять. Толстые у основания и сходящиеся затем в острые углы. И толкование куда уж проще – ведь именно свет и находит истину, которая любит прятаться во тьме. Предрассудков, неверных представлений, попросту заблуждений, ложных истин и так далее.

На этот раз настоятель Дома принял меня в другом помещении, воистину огромном и с высоченными сводами. На одной из стен, единственной глухой, сразу над алтарем и находился знак солнца. В зале было светло из-за гигантских, разноцветных витражных окон, но круг, его изображающий, а также лучи, казалось, светились изнутри. Что, впрочем, совершенно не указывало на то, что подсветка магическая. Вполне возможно, особенности архитектуры, когда лучи настоящего солнца каким-то образом проникают на внутреннюю сторону изображения. Зал был полон выстроенными в полукруг каменными резными скамьями, и центр воображаемого круга сходился точно на алтаре. И еще здесь должно гулять эхо. Но нет, ни звук наших шагов, ни голоса не отдавались нигде.

– Впервые, господин сарр Клименсе? – поинтересовался настоятель, глядя на то, как я озираюсь.

– Да. И в Доме Истины, и в любом другом из Домов вообще. Так что сравнить не с чем.

– И не получилось бы, – сказал он. – Здесь не бывает непосвященных, и вы, сарр Клименсе, исключение, слишком все серьезно.

– Считаете?

– Практически убежден. Скажите, ведь с вами опять произошло нечто непонятное?

– Произошло. Причем куда более непонятное и к тому же неприятное, чем в прошлый раз.

– Рассказывайте, сарр Клименсе, рассказывайте, – попросил он.

И я рассказал. Подробно, вплоть до мелочей, в доказательство продемонстрировав царапину на левой руке. Отметил про себя, что здесь рассказывать правду удивительно легко. Пусть даже правда и истина – далеко не всегда одно и то же. А затем задал вопрос, который интересовал меня больше всего:

– Наверняка ведь с моим рассудком что-то не так?

– Все куда сложнее, сарр Клименсе, куда сложнее. Рассудок ваш такой же, как и прежде, но вы правы в своих предположениях – на вас не находит полоса безумия, его напускают на вас извне.

– Есть какое-то средство этого избежать?

– Наверняка, – твердо сказал настоятель. – Проблема в том, что мне оно неизвестно.

Надеясь на помощь, я пришел сюда от отчаяния, не придумав, куда за ней можно обратиться еще. И за советом. Скажи сейчас настоятель Дома Истины, что мне лучше расстаться со своими спутниками, не раздумывая так и сделаю. Найду любой повод и покину их.

– Наибольшая из проблем, сарр Клименсе, заключается в том, что на вас оказывает воздействие то, во что вы абсолютно не верите.

– Хотите сказать – магия?

– Сам я в этом не сомневаюсь, но как убедить вас?

Для начала ее продемонстрируйте. Изрыгните клуб огня, превратитесь в льва или лошадь, окажитесь внезапно далеко за моей спиной. Хотя и в этом случае полной уверенности не будет. Особенно в свете того, что в последнее время со мной происходит. Кларисса была именно такой, какой я ее и помнил. Те же слова, жесты, привычки, взгляды, движения. Или мой враг, которого никто, кроме меня, не видел и не слышал и который оставил на память о себе царапину на тыльной стороне моей ладони. Так почему бы не случиться чему-то подобному и сейчас?

– Хорошо, вы практически убедили. И с ваших слов напрашивается вывод – кто-то воздействует на меня магически, заставляя видеть и испытывать то, что вижу и испытываю вопреки своему желанию.