Гай Кей - Тигана [litres]

– О Мориан! – прошептал Баэрд, резко втягивая воздух.

– Что ты видишь? – спросил Маттио.

Баэрд обернулся. Маттио стал более худым, его черная борода была подстрижена иначе, но он остался почти таким же.

– Игратян, – ответил Баэрд высоким от возбуждения голосом. – Солдат короля Играта. Возможно, вы их никогда здесь не видели, но именно они и есть ваши Иные.

Маттио вдруг задумался. Он покачал головой, но заговорил Донар:

– Не обманывайся, Баэрд. Помни, где мы и что я тебе сказал. Ты находишься не на полуострове, и это не сражение того дня против захватчиков из-за моря.

– Я их вижу, Донар. Я знаю, что я вижу.

– А если я тебе скажу, что вижу там уродливых чудовищ, серо-коричневых, обнаженных и безволосых, пляшущих и совокупляющихся друг с другом и насмехающихся над нашей малочисленностью?

– А для меня Иные выглядят по-другому, – резко, почти сердито произнес Маттио. – Они большие, больше человека, и мех на их спинах переходит в хвост, как у горных котов. Они ходят на двух лапах, и на передних у них есть когти, а в пастях острые, как бритвы, зубы.

Баэрд снова резко обернулся, с сильно бьющимся сердцем, и посмотрел на запад в призрачном, мерцающем зеленом свете. Но все равно увидел, как с холмов стекает лавина солдат с оружием в руках: с игратскими мечами, пиками и кривыми кинжалами.

Он повернулся к Элене, его охватывало отчаяние.

– Мне не хочется рассказывать о том, что я вижу, – пробормотала она, опуская глаза. – Они меня слишком пугают. Но это не то, что видишь ты, Баэрд. Поверь мне. Поверь нам. Ты можешь видеть Иных в обличье ненавистных тебе врагов, но это не битва из дневного мира.

Он яростно покачал головой, отметая ее доводы. Кровь кипела в его жилах, он чувствовал небывалый подъем. Иные приближались, сотни Иных стекали с холмов.

– Я всегда сражаюсь в одной и той же битве, – ответил ей Баэрд. Ей и двум мужчинам. – Всю мою жизнь. И я знаю, что вижу. Могу вам сказать, что мне сейчас пятнадцать лет, не четырнадцать, иначе я не смог бы оказаться здесь. Мне бы не позволили. – Внезапно ему пришла в голову мысль: – Скажите, к западу от нас протекает река, там, куда они сейчас спускаются?

– Да, – ответил Донар. – Ты хочешь сражаться там?

По жилам Баэрда теперь струилось красное, яростное ликование, дикое и неуправляемое.

– Хочу, – ответил он. – О да, хочу. Маттио, где мы найдем оружие?

– Там. – Маттио показал рукой на юго-восток, на небольшое поле неподалеку, где росли высокие колосья пшеницы, бросая вызов времени года. – Пойдем. Они уже скоро доберутся до твоей реки.

Баэрд не ответил. Он молча пошел за Маттио. Элена и Донар шли за ними. Другие мужчины и женщины уже стояли на этом поле, и Баэрд видел, что они наклоняются и срывают колосья, которые станут их оружием в эту ночь. Это было жутко, невероятно, но он уже начал правильно оценивать это место, понимать действующие здесь чары, и частица его сознания, работающая вне суровой логики дня, понимала, что высокий желтый колос, такой хрупкий, был единственно возможным оружием сегодня ночью. Они будут сражаться за поля с колосьями в руках.

Он вместе с остальными шагнул на поле, осторожно выбирая, куда ступить, нагнулся и ухватился за стебель. Тот легко, даже охотно, отделился и остался у него в руке в эту зеленую ночь. Баэрд снова вышел на вспаханную землю, взвесил колос в руке, осторожно взмахнул им и увидел, что стебель уже застыл, словно кованый клинок. Он с резким свистом вспарывал воздух. Баэрд провел по колосу пальцем, и на коже выступила кровь. Стебель стал острее, чем любой из мечей, которыми ему доводилось сражаться, и удобно лег в руку; у него было много лезвий, как у сказочных клинков Квилеи столетия назад.

Баэрд посмотрел на запад. Игратяне спускались с ближайшего холма. Он видел блеск их оружия в лунном свете. Это не сон, сказал себе Баэрд. Не сон.

Рядом с ним был Донар, суровый и непоколебимый. Маттио стоял за ними, на его лице читался страстный вызов. Мужчины и женщины собирались за их спинами и вокруг них, и у всех в руках были мечи из колосьев, и все выглядели одинаково: непреклонными, решительными и бесстрашными.

– Пойдем? – спросил Донар, поворачиваясь к ним. – Пойдем и сразимся с ними за поля и за наш народ? Вы пойдете со мной на битву?

– За поля! – закричали Ночные Ходоки и подняли свои живые мечи к небу. То, что крикнул Баэрд ди Тигана бар Саэвар, прозвучало только в его сердце, не вслух, но он бросился вперед вместе со всеми, держа в руке колос, как длинный меч, чтобы сражаться под бледно-зеленой луной этого заколдованного места.

Когда Иные, серые, чешуйчатые, слепые, кишащие личинками создания, погибали, крови никогда не было. Элена понимала, почему это так, Донар много лет назад объяснил ей: кровь означала жизнь, а их ночные противники были врагами любой формы жизни, ее полной противоположностью. Когда они падали под ударами мечей из колосьев, из них ничего не вытекало, ничего не просачивалось в землю.

Их было так много. Их всегда было много, они кишели серой массой, сползающей вниз с холмов в реку, возле которой сейчас заняли позицию Донар, Маттио и Баэрд.

Элена приготовилась к сражению среди громкого, кипящего зеленого хаоса этой ночи. Она боялась, но знала, что может справиться со страхом. Она помнила, как смертельно испугалась в своем первом бою, недоумевая, как она – она, которая едва могла поднять меч в дневном мире, – сможет сражаться против таких отвратительных созданий, похожих на кошмарный сон.

Но Донар и Верзар успокоили ее: здесь, в зеленой волшебной ночи, имели значение душа и сила духа, здесь мужество и страсть придавали форму и силу телам, в которых они оказывались. Элена ощущала в себе подобную силу в ночи Поста, она становилась гораздо более гибкой и быстрой. Это тоже испугало ее в первый раз и пугало потом: под этой зеленой луной она могла убивать. Ей пришлось примириться с этой мыслью, приспособиться к ней. Им всем приходилось – в той или иной степени. Ни один из них не оставался точно таким же, каким был под солнцем и двумя лунами у себя дома. Тело Донара в ночь сражения с каждым годом все больше приближалось к прежнему, давно утраченному облику.

Точно так же Баэрд явно вернулся в свое прошлое, гораздо дальше, чем можно было предполагать или ожидать. Он сказал – пятнадцать. Не четырнадцать, иначе ему бы не позволили участвовать. Этого она не понимала, но у нее не осталось времени на разгадывание головоломки. Иные уже переходили через реку, они пытались выйти на берег, облаченные в уродливые формы, которые создало ее воображение.

Элена увернулась от сокрушительного удара боевого топора, нанесенного чудовищем, с которого текла вода, пока оно карабкалось на берег, приближаясь к ней, сжала зубы и рубанула мечом сверху вниз с точностью и силой, которых никогда в себе не подозревала. Почувствовала, как ее клинок, ее живой меч, с хрустом пробил чешуйчатую броню и погрузился в кишащую личинками плоть врага.