Джон Норман - Мятежники Гора [ЛП]

Я находился на третьем этаже дворца. Где могли держать Нодати, я не знал, как и того, где могли разместить Харуки, зато мне было известно, где находятся комнаты Таджимы и Пертинакса. Я проходил мимо них, когда меня вели на чай к Лорду Ямаде. Ожидаемо, их держали на том же третьем этаже, что и меня.

Я вернулся внутрь комнаты, чтобы переодеться в форму лежавшего за ширмой асигару, но прежде чем сделать это, окинул взглядом стоявшую на коленях, связанную рабыню, и сказал:

— Ты хорошо выглядишь, голой, связанной и в ошейнике.

Девушка тихонько, на грани слышимости проскулила в ответ. Ничего громче ей не позволил бы кляп.

— На спину, — приказал я, и она немедленно вытянулась на циновке.

Рабыня — не свободная женщина. Оно должна повиноваться без промедлений и сомнений. Отказ предполагает прошение о наказании. Наградой за малейшее колебание будет плеть. У них не должно остаться ни малейшего сомнения в том, что они — рабыни.

— Нисколько не сомневаюсь, — хмыкнул я, — что за время пребывания в собственности у пани Ты хорошо познакомилась с «упрёками циновки».

Из-под кляпа донёсся еле слышный, жалобный, одиночный стон. В азбуке кляпа один звук означает «Да», два — «Нет». Само собой, она знала об этом ещё с континента.

Когда я наклонился, чтобы поднять одежду, любезно одолженную мне потерявшим сознание асигару, рабыня повернулась на бок ко мне лицом, на котором блестели полные слёз глаза, и начала жалобно скулить.

— Оставайся на спине, — приказал я.

Она тут же перекатилась обратно на спину, но продолжила хныкать, да ещё и начала корчиться на циновке. Когда же я снова обратил на неё внимание, она приподнялась и просительно потянулась ко мне животом.

— А Ты симпатичная, — усмехнулся я.

Она снова захныкала и протянула ко мне живот.

— Уж не просишь ли Ты меня об «упрёке циновки»? — осведомился я, прикидывая, как долго она была лишена мужской ласки.

Она — гореанская кейджера, так что можно было не сомневаться, что она давно стала жертвой рабских огней, которые свободные мужчины, каким бы это безжалостным, возможно, ни показалось кому-то, сочли целесообразным зажечь в её животе.

Зато насколько это делает их нашим!

Разве не её потребности являются самыми мощными из её цепей?

С того момента, как в животе женщины разгорятся рабские огни, она погибла. Она больше не может быть свободной. Свобода более не вариант. Это для неё в прошлом. Отныне она — собственность рабовладельцев.

Рабыня снова потянулась ко мне животом и жалобно проскулила один раз, а немного спустя ещё раз, ещё отчаяннее, ещё трогательнее. В её глазах блестели слёзы.

Я вспомнил, что её прислали ко мне в комнату для моего удовольствия. Рабыня, конечно, ничто, животное, игрушка, предмет, собственность, товар, имущество. Ею можно пренебрегать, не обращать на неё внимания, презирать и отвергать. Я не видел никаких причин забирать её с собой. Её эмоции, чувства и потребности несущественны. Их можно игнорировать. Они не имеют никакого значения. Наоборот, нужно сделать всё возможное, чтобы не начать испытывать к ней чувств. Она — рабыня.

Я смотрел с высоты своего роста на жалкую, мучимую потребностями, связанную вещь, лежащую на циновке и безмолвно умоляющую о милосердии.

Таких как она следовало игнорировать.

Конечно, рабыня это воплощение человечности, уязвимости, беспомощности, потребностей, радикальной женственности, всего того, что чуждо свободной женщине. Возможно, свободная женщина способна смутно ощутить всё это, если, конечно, она осмелится представить себя раздетой и бесправной, принадлежащей и носящей ошейник.

Кого как не рабыню можно считать самой фундаментальной, самой радикальной женщиной?

Девушка снова заскулила.

Неудивительно, что мужчины делают их рабынями.

Я задумчиво посмотрел на закрытую дверь. Как знать, переживу ли я следующий ан.

Махнув рукой, я наклонился и развязал лодыжки рабыни.

Я отпер дверь комнаты и нарочито шумно сдвинул оба засова, полагая, что это должно было заставить Пертинакса насторожиться. После этого я легонько постучал в дверь костяшками пальцев.

— Пертинакс, — шёпотом позвал я. — Пертинакс.

— Тэрл? — услышал я удивлённый голос.

— Да, — ответил я и приоткрыл дверь, в которую тут же проскользнул Таджима, уже выпущенный мною из своей камеры.

Не мешкая ни мгновения, я последовал за своим другом.

Естественно, покидая свою комнату, я не забыл запереть дверь на оба засова и замок, и то же самое мы сделали, уходя из камеры Таджимы. Любой, кто прошёл бы мимо тех комнат, предположил бы, что их обитатели благополучно заключены внутри. Разумеется, рано или поздно, когда обнаружится, что асигару, провожавший рабыню ко мне в камеру, не явился к своему начальству с докладом о выполнении задания, должно начаться расследование, но я тешил себя надеждой, что это не произойдёт немедленно. Возможно, асигару должен дождаться, пока я не закончу с девушкой. В конце концов, не каждую предоставленную для удовольствий рабыню оставляют до утра. Её могут отослать спустя какое-то время, короткое или более длительное. Возможно, попробовав одну, мужчина может потребовать привести другую. Безусловно, обычно предоставленная рабыня является собственностью своего временного владельца до утра. Я надеялся, что при беглом осмотре комнаты связанная рабыня, лежащая на циновке, явно приготовленная для использованию, для которого её туда и прислали, рассеет подозрения. Учитывая, что дверь была заперта снаружи, можно было надеяться, что заглянувший в комнату предположит, что узник по-прежнему внутри, по-видимому, позади ширмы, а значит можно снова запереть дверь и, продолжить поиски недостающего асигару. Возможно, он уже объявился и доложился своему командиру. В любом случае я был уверен, что в нашем распоряжении есть, по крайней мере, несколько енов.

— Я уже было подумал, — сказал Пертинакс, — когда Вы приняли предложение принять рабыню для удовольствий, чтобы та украшала вашу циновку в течение ночи, что это означало возможный интерес к сговору с сёгуном.

— Даже в мыслях не было, — успокоил его я, — во всяком случае, пока.

— Я тоже так подумал, — признался Таджима. — Простите меня, Тэрл Кэбот, тарнсмэн.

— Оставь такие предположения для Лорда Окимото, — буркнул я.

— А откуда у вас одежда асигару? — полюбопытствовал Пертинакс.

— Один из них оказался столь любезен, что одолжил мне свою, — усмехнулся я.

— Боюсь, никто не примет вас за пани, — покачал головой Пертинакс.

— Кое-кто всё же может, — хмыкнул я.

— Каков наш план? — поинтересовался Пертинакс.

— Он состоит из двух частей, а потом резко обрывается, — ответил я.