Джон Норман - Мятежники Гора [ЛП]

— Что около того, насколько я знаю, — сказал я. — Целое состояние. Хватит, чтобы приобрести флоты, армии и города. Рискну предположить, что этого более чем достаточно, для возвращения главной злодейки, вместе с другими недовольными и предателями спланировавшей и осуществившей передачу Ара его врагам, а потом правившей в нём, как марионетка, фальшивая Убара, под эгидой Коса и его союзников.

— Я была настоящей Убарой! — воскликнула она.

— Только с молчаливого согласия Мирона, полемаркоса Темоса, военного правителя Ара.

— Я правила! — настаивала бывшая Убара.

— До той степени, которая была разрешена копьями Коса и его союзников.

— У меня было оправдание, — заявила она. — Я была оскорблена, делом и кровью!

— Как так? — не понял я.

— Меня, дочь Марленуса, — пояснила бывшая Талена, — захватил Раск из Трева и держал какое-то время как свою рабыню. А потом этот дурак пал, очарованный светловолосой, никчёмной, варварской девкой Эль-ин-ор, и избавился от меня, отдав девке-пантере по имени Верна, которая увела меня в северные леса, где в конечном итоге я была продана. Моим покупателем оказался Самос из Порт-Кара. А когда Самос вернул меня в Ар, Марленус приказал изолировать меня.

— Ты попросила купить тебя, — напомнил ей я. — Это акт рабыни. Этим Ты опозорила Марленуса, вот он тебя и изолировал, фактически посадив под арест в апартаментах Центральной Башни. А когда в горах Волтая с ним приключилось несчастье, и его сочли мёртвым, заговорщики вышли на связь с тобой, и началась тёмная работа. Позже Марленус, из-за травмы потерявший память, вернулся в город, а когда к нему вернулась и его память, началось восстание.

— Я был невиновна, — не сдавалась Адрасте.

— Примерно, как невиновен ост, — усмехнулся я.

— Нет! — воскликнула она.

— Как вышло, что Ты оказалась здесь? — полюбопытствовал я.

— Я не знаю, — пожала плечами Адрасте. — В городе вспыхнуло восстание, улицы заполнились мстительными гражданами, пошедшими на штурм цитаделей и казарм стражников, мужчин охватила жажда крови, проскрипционные списки были развешены по всему городу, сотни моих сторонников были пойманы и посажены на кол. Мы попытались удержать Центральную Башню, но у нас ничего не получилось. Мужчины ворвались внутрь с факелами и окровавленными клинками. Небо над городом контролировали неизвестно откуда взявшиеся тарнсмэны. Нашим последним рубежом стала крыша Центральной Башни. Серемидий, командующий таурентианцами, попытался купить свою свободу, выдав меня врагу, пожертвовав мной, чтобы самому избежать гнева Марленуса. Потом был дым, вспышка света, и появилась какая-то странная повозка, перемещавшаяся по воздуху, словно стальное облако или птица без крыльев, и я потеряла сознание. А очнулась я за частоколом, на цепи, в северных лесах, в месте, называемом корабельным лагерем. Когда ворота частокола были открыты, то можно было увидеть огромный корабль, стоявший у другого берега широкой реки. Позже меня вместе с другими девушками, связанными и закрытыми капюшонами погрузили на этот корабль. Большую часть времени мы провели в трюме. На палубу нас выводили лишь изредка, и всегда с закрытыми лицами.

В её похищении с крыши Центральной Башни я, конечно, видел руку, либо Царствующих Жрецов, либо кюров, либо тех и других сразу.

— Я мало что понимаю из того, что произошло, — вздохнула Адрасте. — Если вообще хоть что-то понимаю.

— В случившемся, конечно, много неясностей, — огласился я, — но в одном я уверен, тебя похитили, чтобы дать Лорду Темму и его соратникам средство принудить меня исполнять их желания.

— Из-за вашей беспомощной любви ко мне? — не удержалась от смешка она.

— Кажется, у них именно такие взгляды на этот вопрос, — развёл я руками.

— И теперь я здесь, — сказала женщина.

— Как и я.

— Когда-то мы были компаньонами, — напомнила та, кто однажды была Таленой.

— Больше нет, — ответил на это я.

Гореанское компаньонство, если договор не продлён, заканчиваются спустя год после заключения договора.

— Ты бросил меня! — обвинила меня она.

— Всё выглядело именно так, — вынужден был признать я.

Ну не мог же я рассказать ей о войне враждующих видов, о Царствующих Жрецах и кюрах, о невероятном оружии и технологиях, о пугающем соперничестве, от которого могла бы зависеть судьба миров?

— Ты — презренный тарск, — бросила она.

— По крайней мере, я не предавал Домашний Камень.

— Многие мужчины, — заявила Адрасте, — считали меня красивой.

— Ты, и правда, красива, — не мог не признать я.

— И всё же, Ты сбежал от меня, — сердито сказала моя бывшая компаньонка.

— Всё выглядело именно так, — повторил я.

— Может, Ты устал от меня? — спросила она.

— Я бы скорее поверил в то, что тебя можно отвергнуть из-за твоей никчёмности, чем в то, что тобой можно утомиться, — сказал я.

— Я — самая красивая женщина на всём Горе! — заявила она.

— Не неси чушь, — отмахнулся я. — На Горе тысячи тысяч женщин столь же красивых как Ты, а то и красивее тебя. Причём большинство из них носят ошейники.

— Ненавистное животное! — процедила Адрасте.

— Остерегайся, — предупредил я.

— Ни в одной из них не течёт кровь Марленуса! — воскликнула она.

— От тебя отреклись, — напомнил я, — после того, как Ты опозорила Марленуса, и именно это стало причиной твоего заточения в Центральной Башне.

— Нельзя отречься от крови! — сказала Адрасте.

— Верно, — не стал спорить я.

— А во мне течёт кровь Марленуса! — крикнула женщина.

— Возможно, — сказал я.

— Что значит «возможно»? — не поняла она.

— Я вижу в тебе очень немного того, что напоминает мне о Марленусе, — пояснил я.

— Животное! — всхлипнула Адрасте, а потом вдруг бросилась на меня с кулаками.

Разумеется, я легко поймал её запястья и сжал, давая ей почувствовать её полную беспомощность в моих руках. Под моим пристальным взглядом её глаза наполнились страхом. Конечно, она понимала, что мне ничего не стоило, если бы я того пожелал, сдавить её тонкие запястья так, что она сама опустилась бы передо мной на колени. Но я отпустил её, и женщина, отступив к решётке, снова прижалась к ней спиной.

— Животное! — прошипела она.

— А помнишь, как Ты, после того как Самос купил тебя в северных лесах, оказалась в Порт-Каре? — поинтересовался я. — В тот момент я тоже был там, тоже недавно вернувшийся из северных лесов, искалеченный, прикованный к инвалидному креслу, раненый мечом, лезвие которого было смазано ядом. Там, в доме Самоса из Порт-Кара, твоего тогдашнего владельца, когда тебя привели ко мне, Ты, в своём нетерпении, гордости и гневе, облила меня презрением, высмеивала и издевалась надо мной.

— И справедливо, — выплюнула она. — Ты так и остался землянином, человеком мира рабынь и дураков! Когда-то я думала, что Ты мужчина, но насколько же я была не права! Я дважды пыталась убить тебя, один раз сбросив тебя со спины тарна над большим паучьим болотом к югу от Ара, и второй раз ножом недалеко от его стен, но Ты не убил меня, и даже не надел на меня свой ошейник, не выжег клеймо. Каким же мягким, всепрощающим, презренным слабаком Ты был! Ты нисколько не отличался от всех прочих выходцев с Земли. Неужели ни у кого из вас нет когтей, клыков, крови, сердца? Как далеки вы от гордых, суровых, правильных путей Гора! А в лагере Торговца Минтара, когда я жалобно просила тебя о железе, когда я умоляла выпустить мою женственность, даровать мне милосердие неволи, когда я искала твоего ошейника, когда я умоляла о нём, умоляла тебя сделать меня своей рабыней, чтобы я могла быть счастливой и принадлежать, чтобы я могла быть полностью и бескомпромиссно твоей, настолько же, насколько твоим мог быть ботинок или тарск, Ты отказался от меня! О, насколько же землянином Ты был! Женщина могла бы встать перед тобой на колени, мучиться, просить сделать её твоей рабыней, а Ты, поражённый, озадаченный, запутанный и смущённый, покрасневший и вспотевший, даже не знал бы, что с ней делать и как ответить, да ещё начал бы упрашивать встать на ноги, упрекая её за её самые глубокие потребности, и оставил бы её горькому льду и изгнанию свободы! Мужчины и женщины не то же самое, жалкий Ты отросток самодовольного серого мира, кичащегося своей грязью и патологиями! И как же тебе принять нас такими, какими мы были воспитаны? Ты же откажешь женщине быть самой собой, как отказал быть мужчиной самому себе! Ну, а раз Ты хочешь быть таким, да будет так! Как меня возмущала твоя слабость, как я ненавидела твою пустоту и нерешительность! А потом я увидела тебя в зале дом Самоса из Порт-Кара, скрюченного, завёрнутого в одеяла, слабого, прикованного к креслу, едва в способного шевелиться! И я поняла, как могла бы безнаказанно, даже от тебя, отомстить тебе за твой отказ, за твою слабость и глупость! Так что, я, не опасаясь быть наказанной, чувствуя себя в полной безопасности, с удовольствием обругала тебя, хорошо и длительно, как Ты того и заслужил.