Джон Норман - Мятежники Гора [ЛП]

— Могу только пожалеть, — сказал я. — Но пусть будет кто-то, кто будет хранить мир.

— Мир будет, — согласился Лорд Нисида, но тоже уточнил: — Какое-то время.

— Я думаю, — предположил я, — здесь в островах нам удалось уравновесить колоссальные силы.

— Возможно, не только здесь, — заметил даймё, — но и на далёком континенте, и в небе, среди стай молнии.

— Не только ларлы и слины являются территориальными, — развёл я руками.

Безусловно, подразумевались территории, лежащие далеко вне кругозора ревущих ларлов и рычащих слинов, территории, которые включали в себя целые миры.

— Вот та женщина, — сообщил он, указывая на рабыню, — с помощью которой мы рассчитывали гарантировать вашу лояльность и службу.

— Вы получили и то, и другое и без неё, — напомнил я.

— За что мы вам благодарны, — кивнул Лорд Нисида.

— Лорд Темму, — усмехнулся я, — несомненно, предпочёл бы продолжать владеть кавалерией, укомплектованной офицерами согласно его желаниям.

— Конечно, — признал мой собеседник, — но он больше предпочитает безопасность и целостность его крепости и земель. Вряд ли его устроит итог, при котором неприятная смерть рабыни будет сопровождаться огнём пролившимся с неба.

— В этом вопросе я рассчитывал не столько на характер или честь Лорда Темму, сколько на его рациональность, — пояснил я.

— В сложившейся ситуации, — подытожил Лорд Нисида, — как Вы понимаете, рабыня больше не имеет для нас ни интереса, ни важности.

— Разумеется, — кивнул я.

— Соответственно, — продолжил он, — мы оставляем её здесь на причале.

— Как вам будет угодно, — пожал я плечами.

Тёмные глаза рабыни Адрасте вспыхнули с яростью. Похоже внутри неё всё кипело от ярости.

— Желаю вам всего хорошего, дорогой друг, — сказал не прощание Лорд Нисида.

— и вам всего хорошего, дорогой друг, — попрощался я, и мы обменялись поклонами, после чего он повернулся и ушёл, сопровождаемый двумя асигару.

— Значит, я оставлена, — заключила она, — отвергнута, брошена!

— Ты больше не важна, — объяснил я.

— Ни для кого? — уточнила рабыня.

— Совершенно верно, — подтвердил я.

Она сердито дёрнула руками за спиной, и я услышал негромкий металлический звон. Выходит, на ней были наручники.

— Твои руки скованны, — заметил я. — На твоём месте я бы не боролся. Ты беспомощна, понимаешь Ты это или нет, нравится тебе это или нет. Я бы не советовал тебе, учитывая твою ситуацию, повреждать запястья. Это может до некоторой степени снизить твою цену.

— Цену! — воскликнула она.

— Да, — подтвердил я, — именно цену.

— Я вне цены! — заявила моя бывшая компаньонка.

— Только свободные женщины могут быть вне цены, — напомнил ей я. — На сцене торгов у каждой женщины появляется своя цена.

— Ты презренный тарск! — прошипела она.

— Во время осады, — сказал я, — большую часть рабынь, фактически, всех кроме тебя, насколько я знаю, обменяли не фукуро риса за каждую. За некоторых доли два.

— И что? — сердито спросила женщина.

— Если бы не тот интерес, который Ты представляла с политической точки зрения, интересно, сколько бы дали за тебя.

— Десять тысяч фукуро риса! — заявила она.

— Я бы предположил, что одно единственное, — усмехнулся я.

— Я — дочь Убара! — крикнула та, которая когда-то была дочерью Марленуса.

— Это верно, — согласился я, — и это могло бы поднять цену даже не слишком красивой девушки.

— Животное! — выплюнула она.

— Вот только здесь, — продолжил я, — на Конце Мира, Ты — всего лишь одна из множества смазливых рабынь, чуть красивее многих, и менее красивая на фоне других.

Адрасте раздражённо отвела взгляд.

— Ты беспомощна, — напомнил я. — Остерегайся шрамов на твоих запястьях.

— Тарск!

— Рискну предположить, что ключ от твоих браслетов, — сказал я, — висит на шнурке на твоей шее.

Это распространено в аналогичных ситуациях, например, при доставке закованной в наручники рабыни в новый дом или к новому владельцу.

— Да! — буркнула она.

— Третий гонг пробил, корабль скоро отчалит, — сообщил я и отвернулся.

— Эй, подожди! — крикнула моя бывшая компаньонка. — Тэрл! Тэрл!

— Ты посмела, — не оборачиваясь, спросил я, — произнести имя свободного мужчины, своими губами, губами рабыни?

— Ты не можешь оставить меня! — воскликнула она.

— Почему нет? — поинтересовался я, по-прежнему отказываясь смотреть на неё.

— Неужели Ты сможешь оставить меня здесь, на Конце Мира, на причале одну, закованную в наручники, беспомощную?

— Почему нет? — пожал я плечами.

— Я — Талена, дочь Марленуса Ара! — крикнула рабыня.

Я повернулся и встал перед нею.

— Когда-то была, — напомнил я ей, — больше нет.

Конечно, она не могла не понимать, что от неё отреклись, и с того момента она уже не была больше дочерью великого Марленуса. Конечно, она понимала, что теперь она являлась товаром, домашним животным, рабыней, и не имела никакого имени, кроме того, которое ей могли бы дать рабовладельцы, если бы захотели её как-то называть. Безусловно, я не мог не признать, что она была красивым объектом собственности, прекрасным товаром. Точно так же в каком-нибудь табуне среди множества кайил можно было бы найти одну, чьи формы были бы красивее, чем у остальных.

— Ты не оставишь меня здесь!

— Почему нет? — полюбопытствовал я.

— Потому, что Ты принадлежишь мне, — заявила моя бывшая компаньонка. — Ты мой. Ты попался в мои сети!

— С какой стати? — не понял я.

— Любовь! — пояснила она. — Ты любишь меня! Ты мой! Ты беспомощно влюблён в меня!

— Нет, — отмахнулся я.

— Нет? — удивилась рабыня.

— Нет, — кивнул я. — Когда-то, возможно, но больше нет. Теперь я знаю, что Ты собой представляешь.

— Животное! — прошипела она.

— Как скажешь, — пожал я плечами.

— Даже несмотря на это, — не сдавалась моя бывшая компаньонка, — Ты не оставишь меня здесь!

— И что же мне может помешать? — осведомился я.

— Я красива! — напомнила она.

Я оценил зеленоватый оттенок её сверкающих глаз, смуглую кожу, распущенные тёмные волосы, пышные и шелковистые, рассыпанные по её плечам, деликатность черт её лица, а также волнующие, очаровательные и изящно женственные изгибы её фигуры, угадываемые под неуклюжими одеждами сокрытия, намекавшие на рыночную ценность их носительницы. Было трудно представить, что в чём-то столь прекрасном и рабском, могла течь кровь Марленуса из Ара. На мой взгляд, если её, естественно, как простую девушку, вне возможных политических интересов, вывести на сцену торгов, то за неё запросто можно было бы выручить целых два серебряных тарска.

— Скорее миловидна, — прокомментировал я.

— Командующий! — позвал меня моряк, спустившись по сходне, по которой теперь поднимались последние редкие пассажиры. — Нам пора отходить! Поспешите! Поспешите!